Der Kreismann

будем начинать. 
 Зал затих в ожидании звуков. А так называемый Петя в голове сравнивал детей и взрослых. Дети забавные. Эмоциональные, бодрые.. как минимум в лучшие периоды своей жизни. Они много не знают, и оттого только идеальнее. Их вера во что угодно не знает границ. Петя просто обожал детей. А вот взрослых.. не так уж и обожал. Очень часто они смотрелись разочарованными, погребенными под завалами невзгод детьми. Они могли позволить себе чуток посмеяться. По праздникам. Ибо больше некогда. Так называемый Петя не понимал, откуда берутся люди, упрекающие других в безответственности, некомпетентности. Это выглядело лично для него какой-то детской обидой. Желанием. Только так и не иначе. Впрочем, все это было очень сложно. Хотя раньше Петя этого не признавал и пытался удержать свою веру в то, что он величайший знаток человеческих сердец. В конце концов, в ходе коротких обрыв частых размышлений, прерываемых ритмической музыкой, он понял, что ненавидит всей душой своих одногодок. Не дети вроде, но и не взрослые. Какие-то отбросы. Вторсырье. При всем желании, он не мог объяснить их поведение, не прибегнув к своему авторитетному личному мнению. Так называемый сам собой Петя терпеть не мог кичащиеся, яркие одежки этих полулюдей, разрывающихся в поиске неопределенного. Он, как однажды высмеянный за попытку сопротивления незнанию ребёнок, предпочитал отсиживаться в сторонке. Ничего не пробовать, не хотеть. Так безопаснее. Вполне возможно, что он даже завидовал им. Имеющим смелость идти вперёд, несмотря на трудности. Не боящиеся изменений. Ну, может, совсем чуть чуть. Конечно, закономерно, что так называемый Петя не видел свою жизнь ни в каких, даже самых дешёвых, но все же хоть сколько-нибудь цветных красках. Хотел бы он, чтобы его кто-то позвал.. Потанцевать? Могут возникнуть проблемы. Проблемы ему не нужны. И так всегда. Любая затея остывала от вопроса "безопасно ли это?" Кажется, когда-то он пытался вырваться из этой злополучной, нескончаемой дорожки. Не повезло, не фартануло. Оставалось только прогнивать во временной петле. И отвлекаться всякими вещами. Хотел бы Петя, чтобы его жизнь оказалась сюжетом книжки, и вот сейчас, именно на этой дискотеке, будет сюжетный поворот. Увы, резкого поворота не случалось. Только медленный заворот циркуля, чертящего аккуратный, чёткий круг. Единственным топливом, мотивацией для него, могли служить только сладкие фантазии. "Вот сейчас я выйду и смогу." "Ну сегодня не получилось, тогда завтра." Помнится, в первом классе на конкурсе ему выдали бумажную медаль - "мечтатель." А вот Ивановой, первой отличнице, выдали нормальную медаль. Так называемый Петя не помнил, какую именно, но помнил, что знатно обиделся. Всем выдали, а ему нет. Не хватило, видите ли. Но вот добрая учительница, Клавдия Матвеевна, протянула с улыбкой красивую, покрытую дешёвой, но такой тёплой и утверждающей позолотой. Все это в огроменном актовом зале, пол которого закрашен в рыже-коричневый цвет. Пара окон, расположенных достаточно высоко, открыта, утренний холодок треплет шею. Он чувствовал себя живым. Настоящим. Воображение не конфликтовало с реальностью, а шло рука об руку. Петя сомневался, что это просто приукрашенные детские воспоминания. Хотя, если и так, он не против. Какая, в конце концов, разница.. На ум приходили песни про внутреннюю пустоту, а не эта танцевальная какофония. Он пытался быть толерантным к другим. Но со временем ему стало просто все равно. В том случае, если человек не был навязчивым. А если был, то он проявлял небывалую решимость и настойчивость, чтобы отвадить его. Безопасность превыше всего. О. Музыка оборвалась. Какое удачное совпадение. 
 - Ну что там? 
 - Сломалось? 
 Пока все разбирались, юноша решил уйти. Обратно, в свой и одновременно чужой мир. Постарался не хлопнуть хлипкой дверью. На улице переставал идти дождь. Сиротливо падали последние капли. 
 
 Повспоминав немного, он улегся на посыпанный снежком асфальт. Закрыл глаза. Будто просил кого-то отпустить его. Просьба не была удовлетворена. Не было никакого прозрения, никакого резкого пришествия. Как обычно бывает в таких случаях, ему захотелось плакать. Но при мысли, что даже рыдания ему не помогут, он просто опустел. Лежал, осознанно глядя в небо. Его взгляд не находил конца залепленному черно-синими красками небосводу. Почему-то он подловил себя на побеге. Убегать от безрадостного, безпечального состояния.. плохо? С другой стороны.. не убегать будет признаком гордыни. Конечно, юноша помнил, что человек состоит из малейших кусочков. И все.. зависят. От друг друга. Он не мог сделать что-то, имея надежду на то, что именно Он, именно он сам это сделал. Он парил над телом, наблюдая выцветшими зрачками за своим путем. Воистину, человеку дана самая мучительная способность - смотреть на себя со стороны, не лишаясь своих ощущений. Сколько ни думал, к какому-то выводу прийти было трудно. Или невыполнимо. Небрежно поднявшись, не обращая внимания на грязь, неожиданно появившуюся посреди чистого и аккуратного асфальтного листа. Шаги отзывались слабым почавкиванием, глухо доносясь до важного и холодного уха. Юноша попытался найти новую тему для размышлений. Долго колебался. Его пронял страх:вдруг не останется мыслей? Он утеряет возможность уйти от нагоняющего сзади мрака. Снова лёг. Закрыл глаза. Если уснёт, то, может быть, проснётся в другом месте. С другим настроением. И весело пойдёт вперёд. Или назад. Неважно. Конца все равно не видно. На игровых автоматах единственной целью в аркадах было пройти наидлиннейший путь. Поставить рекорд. В его разуме зарождалась яркая искра равнодушия, когда соседские пацаны соревновались на них. Возможно, он делал вид, что интереса не питает. Сейчас уже этого не проверить. Как и многого другого. Хотелось бы, чтоб мальчишки искренне поняли его. А уже на их оптимизме можно было бы выехать из убоищных дорог. Увы, не получилось. Точнее, не повезло. Будто он вообще что-то предпринимал. Виноват ли он? Да не то чтобы.. Ну.. В принципе.. Как бы.. Как же сказать.. В общем.. Ммм.. Короче...да. Вопрос закрыт. Каким образом мысли свернули с автоматов к ответственности? Юноша заметил, что штанина серьёзно загрязнилась. Ну, выпачкалась. Потянулся, чтобы подкатить. Руки почернели. Это ему понравилось. Водил ими по грязи, пока не надоело. Кисти повисли вдоль туловища, безжизненно телепаясь туда-сюда. Он ощущал тяжесть, свежую, заполнявшую его внутри. Ему хотелось снова посмотреть на руки. Поднял их к лицу. Улыбнулся. Он был доволен. Грязь придавала его ладоням, спрятанным в ней, новое значение, новую важность, обновляя его образ. Юноша сильно обрадовался. Как радуются впервые купленной игрушке, платью, туфлям, плееру. Однако пошёл дождь. Смыл всю пыль. Размокшая земля словно плоть, осыпались вязкими кусками обратно, в сторону ядра Земли. Он почувствовал примерно то же, что испытывает на себе маленький ребёнок, у которого отобрали цяцю. Всегда, когда ему случалось проходить по улице и видеть типичную сценку "так, я ждать не буду, пока", его охватывало чувство тревоги. Настроение вмиг падало ниже плинтуса, а в качестве выделяемого реагента образовывалась плохо контролируемая злость, которую, однако, нельзя было просто так выпустить на прохожих. А хотелось бы. Вообще, в такие моменты он бы отдал все за то, чтобы пожалеть себя. По-настоящему. Ему настолько уже приелся этот повторяемый из раза в раз шаблон действия по типу "тревога, подготовка, действие, результат", что чувства постепенно атрофировывались. Отмирали. С дождём к юноше пришло понимание, что здесь все устроено абсолютно идентично. Цяцю отобрали. Но новая лежала под ногами. С другой стороны, это не та грязь. Чужая, совсем другая. А его - та самая, первая. Перед ним встал выбор - принять гонку на истощение в поиске той самой грязи, или же просто сдаться. Не раздумывая, выбрал второе. Даже не выбирал. Просто на автоматизме. Выбором это сложно назвать. Хотя.. В голову ударили воспоминания, когда он битый час спорил с профессором на факультете философии. "Выбор предполагает, что человек будет выбирать не из собственной воли, а из своей предрасположенности к вариантам." В общем, ничем разговор так и не кончился. Хотя он был приятным. Профессор сначала просто сказал ему, что человек - это и есть те предрасположенности. А потом свелось к систематике сознания, подсознания, эго и прочего. К психологии. Были времена.. Впрочем, думая, он только на небольшое время отсрочил выбор. Когда воспоминания уложились, он пошёл дальше. Без грязи. Только с её следами. Ему хотелось проникнуться хоть капелькой настоящего отчаяния. Той силы, которая движет хотя бы к чему-то. Увы, ему попались одни из самых сбалансированных жизненных обстоятельств. Точнее, их наследие. Одной из его особенностей был весьма странный стоицизм. Он практически не реагировал на разбитые чашки, тарелки. В нем почти никогда не возникало сожаление о утраченной вещичке. Одноклассников он толком не понимал, ибо из-за чего можно так яростно рыдать? Наверно, он просто никогда не имел чего-то очень ценного. Очень скоро такая особенность вылилась в слегка завышенную самооценку. На её основании он попытался проявить себя, доказать что-то себе. Не вышло. И ладно бы лет эдак в 14. Его Ватерлоо в 7 лет никто не оценил. В таких условиях оставаться таким же, как прежде, было сложновато. Ещё и с семьёй траблы. Логично, что он застрял в том периоде. Практически без возможности реванша. Конечно, поплакаться хотелось. Но нельзя. Да и кому.. Ладно. Идём.. Дальше? 
 Парень не продержался долго. В один прекрасный миг он решился на забег. Налепил смачную кучку себе в ладонь, размазал, потряс, разбрызгивая тёмные капли. Вновь почувствовал себя счастливым. Но в этот раз удовлетворенность шла не столько от грязи, сколько от её возвращения. Она дарила ему умиротворение, давала возможность почувствовать себя в своей тарелке. Эйфория сменялась покоем. Парниша отгонял мрачные мысли как мог. Тем не менее, с каждыми 10-ми часами, проведёнными на мерзлом асфальте, с каждым наступающим утром, хоть тут и всегда царила ночь, чувство покоя уходило куда-то вглубь, сменяясь чем-то непонятным, неосязаемым. И однажды оно полностью заполнило его. Покой остался только в памяти, изредка прорываясь со дна, чтобы хоть на секунду придать юноше импульса. Юноша не имел оснований предполагать, что его чувства к грязи исчезли. Но они затупились. Как минимум, так ему сказал кузнец, проходящий в обозе армии крестоносцев. Наверно, сведущий человек. Грязь стала одним целым с ним. В этот момент Петя понял, что общество необходимо ему как никогда. Вот только где он его тут достанет? Необходимо было оно для того, чтобы похвалить его. И грязь. Ну, их любовные отношения. Если это можно так назвать. Им нужен был дождь, который смог бы припугнуть их тем, что скоро они разлучатся. Нужны были преграды, с помощью которых они бы осознали всю ценность совместного бытия. Только вот.. Возможно, юноша бы и попробовал что-то из этого. Может, у них бы что-то да вышло. Петя понял, что вся его жизнь состоит из завернутых циклов, ничем не примечательных. Возможно, других бы это не особо