Der Kreismann

может всегда. Так что пока потерпим. 

Петя очень часто смещался с изначальноой точки разговора. Практически всегда. Это подмечали все, кто говорил с ним о серьёзных вещах. Он ещё никогда не встречал человека, который воспринял бы его.. реально. Чувство реальности пробивалось изредка, и в основном в самые нестабильные моменты бытия. Он точно был не из тех людей, которые наслаждаются адреналином. О! Юноша дошёл до шлагбаума. Рядом стояла небольшая халабуда. В ней, казалось, храпел сторож. Слева и справа стояла пара арматур, соединяющаяся высокой аркой. Юноша осторожно постучал в стенку. Фанерную. За ней послышалась суета. Выглянув, сторож впритык столкнулся лбом с Петей. 
- Ты кто? 
- А ты? 
- Грм.. Сторож. - нарочито грубым и низким голосом прогундел он. 
 - Ясно. Тогда я пошёл. 
- Ээээ, куда? Пропуск есть? 
- Какой? - сделал удивленное лицо, хотя даже на такую вещь сил у него было маловато. 
 - Чтоб пройти. Типа "для прохода через врата". 
 - Ворота? - Петя осмотрел те две палки, которые, по всей видимости, остались от них. 
 - Не ворота, а... 
 - Зачем они нужны? Куда ведут? 
 Естественно, Петю одолел фураж. Столько времени провести в бесцельном, однообразном перебирании ногами, ещё бы! Даже такая скрытная натура как он, не могла не проявить любопытства. 
 - А вы что, не знаете? И где она? 
 - Кто.. она? 
Сторож чувственно вздохнул. 
- Не думаю, что вы встречали много особей женского пола по пути сюда. 
- Так ты про цветок? - резко дошло до Петюнчика. 
- Да, молодой человек. И не только про него.. - Петя не обратил внимания на следующие слова, пожелав срочно задать вопрос:
- Объяснишь что тут творится? 
 Мужичок поперхнулся, пару раз крепко прокашлялся. 
 - Такого ты спрашивать не имеешь права.
Теперь поперхнулся уже Петя. 
- Почему это?
- Правила у нас такие. 
- У кого "у вас"? 
- Да у администрации. Я-то так, на подработке тут. 
От слов, столь знакомых, стало как-то поспокойнее. По крайней мере, теперь точно можно утверждать, что бюрократия вездесуща. 
- А с расспросами, я так понимаю, к ним? 
Охранник утвердительно кивнул. Юноша хотел спросить дорогу, но осекся на полуслове. Мужичок понимающе подтянул губки. 
- Ну, а это.. К вам потом можно вернуться? 
- К нам или ко мне? - занудно, с видом знатока уточнил сторож. 
- К ва.. к тебе. 
- Земля круглая, слыхал? 
Дядька многозначимо подмигнул. Как-то по-отцовски, чтоль. "Ступай, сын мой". 
- Ну..Пока?
Он нерешительно начал идти. Не хотел оглядываться. Поглядел в сторонку, ожидая увидеть заросли сорняка, отпугиваемые асфальтным покрытием, но без удивления, находясь в состоянии обработки информации, обнаружил того же сторожа. В будке. 
- Эм.. 
- У нас так заведено. 
От вопросов он удержался, и некоторое время шагал, не озираясь, расфокусировав зрение. Ладно штуки разные летают, но почему он сам-то такие странные реплики выдавал? Со временем интерес взял верх, и снова его взгляд встретился с немигающим, убийственно смешным, растерянным взглядом сторожа. Рука его, закутанная в потрепанный, выцветший рукав работника ЖКХ, метнулась куда-то под стойку. Достал журнал с заголовком "Загадки века". У Пети зачесался язык, потому что такие журналы в свое время он неиронично обожал, но сторож быстро вынул из него раскладыш, густо усеянный мелкими буковками. Сунул пальцы в большой, недалекий от бездонности карман. Из-за краёв показались запотевшие стекла очков, с достаточно толстой оправой, которая придавала дяде некую комедийную солидность. Наверно, в комбинации с широким, набухшим носом. А как он выдыхал! Петя отдал бы многое, чтобы посмотреть, как сотрясаются ноздри этого человека, когда острое око приковано к выпуску новой конспилорогической газеты сродни этому глянцу.
- Ёлки-палки. Тц.. - по видимому, в инструкции о таких случаях ничего не говорилось. 
- А дальше двух метров уже отьезжать вам нельзя? - мелодично, юмористичным тоном вопросил Петька. 
- Дальше трех. 
- Мммм, вот оно как.. 
В диалоге наступила пауза. Сторож, судя по потерянному взгляду, перебирал в голове варианты выхода из неловкой ситуации. Петя, смотря на его посерьезневшее, то ли загорелое, то ли покрытое копотью лицо, вспоминал отца, у которого был ещё и точно такой же запах. Перегар, вперемешку с одеколоном . Ещё вспомнил, что надо бы тоже подумать. Что это за место, в конце концов? 
- Я думаю, по дороге вы могли бы мне объясниться, все равно в одной лодке. - зеваючи, сказал Петя. 
- Ты без лодки. 
- Ну.. да. - он ещё раз окинул сторожку на предмет чего-нибудь, а она продолжала плавно плыть по воздуху в темп его ходьбе. Ничего экстраординарного. Ни пропеллеров, ни ракетных двигателей. Сторож откуда-то вынул кнопочный телефон, из которого доносились приглушенные гудки, а затем шипение "абонент недоступен". 
- Связи нет? 
Сторож промолчал, обидившись на ехидную ухмылку юноши. 
- Ладно-ладно, извините. - примирительно поднял ладони Петя. Дядя глубоко вздохнул, машинально шарпнул по карманам, как-то по-воровски, легко и бесшумно достал пачку Петра I. Самого крепкого. Даже отец такого не курил. 
- Лёгкие не посадите? 
Дяденька исподлобья, ещё более оскорбленно зыркнул. 
- Кхм. А вам сколько лет? 
Сторож промолчал, слегка повернув голову. Петя начал соображать, что надо бы вернуться к изначальной теме разговора. С ним всегда так было. Увлекался чем-то, и никак не оторвать. Его "друзьям" это приносило немалые сложности, поскольку отцепиться от него зачастую, особенно когда уже сильно привязался, не представлялось возможным. На первый взгляд, обычная дружба. Различие заключалось в том, что он явно не мог контролировать себя. Его слишком тянуло к людям. Возможно, потому что ему не хватало близости, заботы. Вообще, насколько он помнил, в ранней школе настрой был куда радостней. Потом он сломался. Не будем об этом. Под конец восьмого класса его начали серьёзно теребить мысли о социальных связях. Подшибленная уверенность постепенно, с годами, возвращалась. Но он находился в постоянных размышлениях о том, соответствует ли его уверенность реальным возможностям. Да и в целом, ему не хватало решающего пинка, который подтолкнул бы к действиям. Ещё его пугала поверхстность отношений в эти годы. Не раз и не два видел, как легко и просто распадаются и собираются компании. Ему шумная банда была ни к чему. Нужен был только такой же как он простофиля. Он был безинициативным, негромким. Для него места там нашлось. Петя всегда любил, обожал галдеть про себя. Общие темы его попросту не интересовали. Не видел смысла обсуждать такие очевидные темы. Конечно, чужое мнение он принимал с кислым лицом. В итоге, вполне закономерно, юноша принял защитную позицию. Весь опыт с людьми был неудачным. Сейчас, вспоминая о незавидных начинаниях, он убеждал себя, что это, во-первых, дядя, во-вторых, с ним он не надолго. Хотя последнее не точно. 
- Так что тут.. Происходит? 
- Это дорога. Жизни. Администрации тут нет. Не знаю, зачем соврал. - дядька характерно поправил кашкет. 
- Ясно. А.. законы тут есть? 
- Гм. Идти только по дороге. Она в твоём распоряжении. 
- То есть? 
- Тебе объяснять не нужно. Ты и так все знаешь. 
Петя подумал, что этот усатый дядя избегает темы. 
- Да? 
Он кивнул. В голову Петьке пришла сногсшибающая мысль. Он прокрутил в образах анекдот про Штирлица. Сторож прыснул. 
- Мысли умеете читать? 
- Чего? 
- Ничего. 
Юноша разочарованно цокнул. Попытался идти все быстрее и быстрее. Будка не отставала. Капля пота наползла на ресницы, выведя из строя глаз. Пока тщательно протирал рукавом, будка уехала вперёд. Подняв голову, увидел только удаляющуюся точку на горизонте. Не то чтобы Петя сильно расстроился, но определённо почувствовал себя одиноко. Тёмная пелена окутывала его не прохладным ветерком, а порывами, сбивающими дыхание. В конце концов, ему это надоело, и он попробовал остановиться. Ноги шагали сами по себе. Парню и раньше не особо тут нравилось, а сейчас он всерьёз испугался. Прямо перед ним встала его копия. Такая, знаете, прозрачная. Как голограмма. Петя хотел было опешить, ветер опередил. Ему показались эти налеты похожими на приступы. Эпилепсии, астмы. Постоянное ожидание опасности. Диабет. Рак. Он определённо уже знал этот круговорот, чувство истощающего повторения. От таких повторяшек зависила(?)жизнь, со всеми её атрибутами. Иногда даже что-то важнее ее. Петя ещё маленьким, коротко постриженным мальчиком удивлялся, почему смерть людям кажется далеко не самой страшной проблемой. Конечно, потом понял. Когда ему зашивали глубокий порез на голени, под светом операционной лампы он хотел бы только одного - избавиться от тревожных, головокружительных мыслей и предположений о том, когда именно будет больно. Проблема состояла не в болезненности, а страхе перед известной участью. Ему очень сильно хотелось хоть немного подвигать ногой, вернуть себе веру в то, что все под его контролем. Что не нужно терпеть, вопеть и кричать можно сколько угодно, хоть до хрипа. А получалось, что любой момент мог застать его врасплох. Он мог бы поднять туловище и смотреть на то, что там эти ассистенты делают. Признаться, их разговоры ни о чем успокаивали его нервную натуру. По идее, ему нельзя было дрожать, дёргаться и все такое. В общем, нормальный человек бы сделал, что хочет, но не Петя. В разных отделах мозга крутились столь же разные оправдания:проявлю неуважение, если встану;осталось ещё чуть-чуть;не дай бог, сорвутся на меня, это же будет хуже чем сам факт операции;вдруг встану, а одна из этих оперирующих неправильно среагирует, мне же хуже будет.. В ход шёл абсолютно весь потенциал, от простых и понятных, до бредовых отмазок, которые годятся только чтобы потянуть время. Ну, когда все закончилось, божественного облегчения он не испытал, просвещения не произошло, ни прозрения, ни видения. Ещё и мать добавила:
- Дурак. 
Тётя рассказывала, что в их детстве, а это восьмидесятые, самым плохим обзывательством было "дурак". Жили они в посёлке. Сам не знал, почему этот факт врезался в память. Порезался он, кстати, сам. Неумышленно, естественно. Просто рука не туда скользнула. Наверно, он должен был радоваться, что удар получился не сильно колющим. Вспоминая все это, юноша продолжал движение. Не особо его заботило исчезновение дядьки. Хандре внутренний "рациональный" критик и решала придавал куда большего значения. Музыку бы. На самом деле, когда он погружался в мысли и выходил из чёрного, густого омута, наполненного ими, обратно на эту дорогу, ощущал определённую свежесть и маленькую крупицу удовлетворения. Особо сил это не добавляло, но запала бодрости хватало на некоторое время. Он пытался сознательно наладить расписание входов и выходов туда-сюда, но столкнулся с тем, что развить мысль было не так уж легко. Его внутренний собеседник не всегда был готов к длительным дисскусиям, и заглядывая внутрь себя, Пётр рисковал обнаружить пустую, выжженую пустошь, непригодную для каких-либо созидательных размышлений. По крайней мере, таковой она являлась для здорового, ну или относительно имеющего мало сложностей в жизни человека. Петька мог хотя бы в ней спрятаться от прижимающего со всех сторон чувства растворения в чем-то огромном, непостижимом людскому глазу и