Der Kreismann

пониманию. Это было сродни сонливости, только спать совершенно не хотелось. 

Успешные, хотя больше поклонники успешных людей, не могли обойтись без советов по поводу и без. Такие неугомонные, излишне порывистые персоны вызывали у Пети опасение. Если бы он контактировал с ними на протяжении определённого периода, то рано или поздно ему хватило бы решимости на "великие" деяния. Та часть его, которая вспотев, рассылала доклады организму, что и как делать, если кто-то пытается тебя изменить, срывалась с кресла, обветшего и старого, как и весь интерьер, и бежала к начальнику, который в очередной раз хочет заключить сделку с другой компанией, даже не рассчитав рисков. Так чувствует себя ответственный клерк, которого все-таки уломали остаться на корпоративе, а не ехать к жене, осточертевшей, но такой обязательной. Так что с поклонниками? Ну, обычно Петька держал баланс между проявлением интереса и равнодушия. До тех пор, пока наконец от него не отставали. Помнится, разок к нему прилепились очень-таки настойчиво. Пришлось прибегнуть к гадким двусмысленным фразочкам, чтобы невинное, общительное по природе существо по имени Аня отвяло. В общем, Петрушка убегал от ножа. Хотя, он порой задумывался о том, что в супе, возможно, не так уж тесно, и вообще не шибко-то и плохо. Такие сомнения длились недолго и прерывались трезвым, а может и нет, замечанием - "бесплатный сыр только в..". Хоть там и повеселее, но это неизвестная, по большей части, дорожка. И опасности гораздо страшнее, пока ты к ним не привык. Насчёт советов - половину из них он бы опрокинул своими непробиваемыми аргументами. Даже если бы не получилось доказать свою правоту, она ему и особо-то нужна не была. Просто развёл бы руками и признал. Только вот что собеседник будет делать дальше? До сих пор никого не хватало на него одного. Все выдыхались, не в последнюю очередь благодаря постоянным намёками Пети, что у них достаточно своих проблем, они ему не обязаны, и прочее. Единственный, у кого бы хватило духу и дурости ступить к нему на порог, это человеку с синдромом спасателя. Увы, таких не попадалось. Может, оно и к лучшему. Порой, когда Петя смотрел незрячим взглядом в ровную поверхность асфальта, по бокам выростали бордюры, а за ними, утопая корнями в пустоте, каштановые деревья, уносящиеся аллеей вдаль. Когда-то они всем классом собирали каштаны. И он не поленился собрать пакет. Небольшой. Но остальные 27 человек вообще не приволокли ничего. А самый большой занёс в класс на плечах папа Миланы. Не то чтобы Петян завидовал занявшей второе место во всей школе.. По крайней мере, не из-за каштанов. У неё был, существовал, жил, дышал, попадался ему на глаза - отец. И продолжал это делать в будущем. Раздражало ли это Петю? Риторический вопрос. Сам отца не имел, как минимум его поддержки уж точно. Хотя, может даже и не в родителях дело. Просто не так все пошло. Какая-то мелочь заставила его закрыться в себе, а потом пошло поехало.. Так. Петя себя, конечно, очень убедительно уламывал отойти от темы отцовства. Ибо он точно не полагал на отца, да и вообще хоть кого-то больших надежд. В целом, он думал так:"есть батя или нет, разница-то какая? Примера для подражания нет? Будто я себе других примеров найти не могу. Да и вообще, по телефону же говорим? Связь какая-никакая." На этом Петя закрывает свою душу для читателей. Антракт. .. Ну ладно. Петя определённо знал, что маме не хватает мужского внимания. Крепкого плеча, так сказать. Очевидно, что какое-то время, когда было грустно и чувствовала себя не очень уверенно, пыталась опереться на Петюнчика. Интереса к такому Петя не питал, включая простую заботу и эмоциональную связь, поскольку это противоречило его внутренним принципам. Вполне просторная квартира способствовала медленном отстранению от друг друга. Из раннего детства он помнил один эпизод. Он спокойно себе лазал по дому, изредка доставляя неприятности. Кухня у них была маленькой. Хлопнула входная дверь. Тяжёлая, тёмная, хоть и в мягкой обивке. Узкая прихожая поежилась от туфельных шагов. Папка носил обычно белые, с дырочками на носовой части. Из-за угла показалась тощая, поджарая фигура. В этот нежеланный час мать сидела как раз на кухне. У них стояли стулья, как в барах. Узкая, тонкая ножка и сидушка. Потом они начали спорить. Маленький Петя ещё никогда не ощущал плитку такой дружелюбной. Он засел в уголке между холодильником и посудомойкой. Из спальни вышла сестра мамы. Она была очень страшной, так ещё и подливала масла в спор. Она слегка уже входила в пожилой возраст, и ей как будто досаждали свои же, взрослые, такие же давящие и уставшие, как и она сама. Наверно, ей надо было выплеснуть свою злость, вот и представился случай. Скорее всего, Петя бы был спокоен, если бы конфликт чем-то решился. Но он такое наблюдал далеко не первый раз. Пожалуй, тогда впервые себя почувствовал одиноким и злым. В последующих стычках между разнообразными сторонами, от одноклассников до бабушек и молодёжи в троллейбусе, в нем клокотал праведный гнев - да какого вы не можете договориться! Ещё Петя усвоил, что людей нужно ублажать. Неважно, какими способами. Неважно, вредит ли это тебе. Важно только лицемерие и сладкая ложь. К этому он начал привыкать, пожалуй, намного раньше других детей. Не то чтобы они не врали, не были вовлеченными в эту систему.. Просто Петя, по своему "обьективнейшему" и "неподражаемому" мнению, первым задумался о сути. Не зря он был тихоней. Ну, на этом Петя точно закрывает лавочку. На этот раз вывеска "закрыто" будет висеть ещё долгое время.. 
Петя нашёл кепку. Вроде обычную, совсем не особенную. Длинный козырёк, с тремя полосками, прячущимися под твердоватый купол. От пуговки на макушке расползались швы. Застежка для регуляции сзади. И зачем язычок засовывать в ободок? Так неудобно дёргать. М-да. Всё было темно-синего цвета, без наклеек или других отличительных черт. Простая, шероховатая ткань. Картонная подложка в передней части головы. Трудно сказать, что в этой кепке радовало. Наверное, её новизна среди всех знакомых объектов. Нашёл на ветке тополя. Каштаны осенью, тополи весной. Между ними зима, местами ветренная, иногда солнечная, а Петя солнце не любил. Обычно он находил форму дворника где-то в середине января. Лежала она так, как будто был человек в ней, а потом испарился. Будто напоминала о стороже. Надо было спросить имя. И отчество. М-да. Петька ловил себя на мыслях, что тут не так уж скучно. Ну, не то что не скучно, просто он словно вник в процесс. Были времена, когда он терялся во всем этом, а такое понятие как мышление исчезало. Что-то напоминающее усталость, но совсем другое по характеру. В трансе. Да, как в трансе. Жаль, что долго так идти нельзя. Через какое-то время пелена спадает, и настроение словно после сна. Не после крепкого, а вот когда ты просыпаешься, но засыпаешь снова, чтобы досмотреть сон. И потом уже встаёшь не с жуткой рожей, а с приятной сонностью, которая постепенно развеивается. Ещё Петя начал практиковать бредовую систему примет. Споткнулся два раза за лето - что-то изменится. Работало, естественно, через раз. Или несколько раз. Иногда сотню. Одежду дворника он обычно складывал где-то, и позначал место. Но ни разу не нашёл свой тайник на следующую зиму. Они просто исчезали. Поначалу это пугало, потом привык. Долгое отсутствие внешних мотиваторов влекло за собой уже ставшее родным чувство хандры, с которым он, на самом деле, уже не то что смирился, а стал одним целым. Порой он глядел вперёд, на дорогу, пересекающую горизонт. Метель мешала разглядеть там что-либо, и ей Петя был благодарен. Очень скоро он начал вести беседы с самим собой. Громко, тихо, крича, шепча. Громкость он изменял только для того, чтобы не привыкать к звуку. Когда-то это помогало, когда-то нет. Даже оказываясь в абсолютно одинаковых условиях, юноша наблюдал за собой свысока, подчёркивая разные реакции. Петя стал необыкновенно чуток к себе. Раньше он не мог себе позволить плакать или улыбаться, сейчас же эмоции вырывались неожиданно, без предпосылок. Организм сбоил, будто перестраиваясь на то, чтобы развлекать самого себя. Пробуя раньше размышлять, представлять себе свою смерть, Петя нервно хихикал. Как минимум, дыхание учащалось. Теперь он как будто бы даже мог спокойно думать об этом. Ему удавалось отождествлять смертный пик с познанием. Вообще, он удивлялся тому, насколько его характер сильно изменился. Хотя нет, не характер, а состояние. С грустью вспоминал самое начало, когда шли попытки подтянуть этот мир под обычное, человеческое понимание. Хотя ему никогда не хотелось называть это миром. Мальчик стал думать меньше. Мысли растворялись, превращаясь в мечтательные, волшебные визуальные образы, как у ребёнка. Определённо, Он чувствовал себя творцом. Делал с сугробами что угодно, ваял фигурки, статуи. Он мог упасть в любой момент на острый сук, наслаждаясь высотой боли. Кровь медленно стекала, а мозг встряхивался, насильно бодря все тело. Назви Петю кто наркоманом, он бы не отрицал. Упоительно пользовался любой возможностью, чтобы почувствовать себя лучше. До какого-то момента ему не было дела до того, что ждёт после такого продолжительного счастья. Снежок потихоньку начал сходить, уменьшаясь в площади. Здесь весна ощущалась приятной. Обычно Петя поддерживал время, когда птички поют и вьют гнездышка, только если это происходило на холсте. Реальная весна представляла из себя красочно выставленную под яркий, бьющий по глазам солнечный свет, кучку грязи. Со своим быстрым темпом ходьбы он упорно не понимал, как можно прийти домой с чистыми, незапятнанными штанинами. Мать подначивала регулярными напоминаниями о том, что не в лесу же живём, смотрят все. Если бы просто сказала почистить, наверняка бы сыну жилось поспокойнее. С другой стороны, а зачем? Большой проблемой это не являлось, да и Петя уж точно не мог бы сказать, что не умеет терпеть. Мать всегда указывала на то, что его доводы основаны на чистейшей теории. Слыша это, больше ему не хотелось продолжать разговор. Не потому что она задевала за живое или тому подобное. Сам по себе Петя был склонен соглашаться, поддакивать кому-угодно, лишь бы не встать в неудобное положение. Такое работало даже с матерью, от которой явной угрозы не исходило. Привычка. Как и все, что в его жизни находилось. Однажды он поймал себя на том, что все сочинения в школе калякал в прошлом времени. Кроме тех, которые по английскому, с наставлением в виде определённого времени. Должно быть, это сообщало о его слабовольности. Ведь все тренинги учат жить настоящим. И только им! Интересно, как это делать, если у человека есть память? Впрочем, опустим этот вопрос. Деревья обростали почками, откуда-то доносился щебет, без малейших признаков руководителей этого теневого оркестра. Ничего необычного. Весна как весна. Пускай и по-сказочному чистая. Некая похоронная красота. Искусственные цветы вызывают похожие эмоции. Немножко пугающе, но ладно. Юноша от скуки шагал, ударяя стопой о поверхность со всей небольшой силы, которая у него имелась. Оттуда же, из густой листвы, пропускающей на дорожку редкие вкрапления подсолнечного масла. Кто вообще придумал, что