от него этих громких слов, заверив, что если он передумает, то в этом нет ничего страшного, и работа полицейским не такая честная и доблестная, как он себе нарисовал. А потом она умерла, как-то быстро, незаметно. Вальц смотрел в экран, не введя еще ни одного поискового запроса, и вспоминал, как его семья, другие соседи, хоронили ее, так и оставшуюся на всю жизнь одинокой, без семьи. Он вздохнул, как она была права, предупреждая наивного мальчишку, что выбранная им стезя принесет больше страданий и угрызений совести. Все эти преступники, убийцы, насильники, извращенцы – Вальц так и не смог увидеть в них людей, незаметно для себя становясь слишком подозрительным, не доверяя никому из мирных граждан, зная, что чуть копнешь, а там гниль внутри, затаившийся трус, и только страх удерживает его от того, чтобы не перейти черту. Так думал он первые десять лет службы, пока не понял, что большинство людей ничего из себя не представляют, заготовки добродетели или злодейства, так до конца жизни никем не обработанные, может, в этом и был божественный замысел, шаткое, но вполне долгоживущее равновесие, удерживающее мир людей от истребления самих себя?
Вальц легко, не смотря на массивную фигуру, поднялся из-за стола и прошел к буфету, взяв себе кофе из автомата и пакет соленых крекеров. Стоит оставить эти около философские рассуждения на будущее, когда он вместе с комиссаром, Тоби, Мышкой и еще несколькими молодыми ребятами, с незамусоренными головами, соберутся в кафе неподалеку выпить по кружечке пива и просто поговорить. Но этого уже давно не получалось, разговоры были все про политику, злые, усталые, а когда к ним изредка присоединялась шпионка, так они все называли Амалию, то…
Вальц сел обратно за стол, прихлебывая несладкий кофе, уминая крекер за крекером, как измельчитель. Странно, но он быстро насытился, в пачке оставалась еще половина. Итак, сектант, а с чего начать? Пересматривать базу фотографий бессмысленно, массив данных был огромен, а фотографии из старых дел порой были плохо отсканированы. Он решил начать с определения состава преступления. Вбив код преступлений на религиозной почве, он стал ждать, пока система обработает запрос и выведет бесконечный список из старых и новых дел, часто еще не закрытых до сих пор. Список вышел огромный, теперь стоило определиться с годами или хотя бы период, десятилетие.
В половине первого к нему прибежал дежурный, передав сводку. Вальц бегло ознакомился, выхватив нужные слова: белый балахон, предположительно из револьвера, и вскочил, собираясь выехать на место. Рабочий компьютер он так и оставил включенным, не успев просмотреть и трех дел, зачитавшись, находя много общего в текущей действительности.
На месте он был через полчаса. Эксперты уже выносили тело, Вальц задержал их, рассмотрел жертву, мимолетная тень воспоминаний всплыла в его голове.
– А как ее зовут? – переспросил Вальц, имена в голове перемешались, и он начисто забыл данные жертвы из сводки.
– Урсула Леве, – ответил старший эксперт. – Пока предварительно следующее: застрелена из огнестрельного оружия, пули разрывные или самодельные. Стрелок был ниже ростом, скорее всего женщина или слабый мужчина, возможно, подросток. Дверь не вскрывали, жертва сама открыла. Интересно другое, убийца, судя по всему, был босиком. На полу в подъезде, на ступенях, есть отчетливые следы босых ног. Убийца, видимо, перетаскивая тело жертвы, измазался в вытекшей крови. Камеры зафиксировали, что убийца был в белом длинном балахоне, сильно большего размера, и приехал на темно-синей Октавии, номера зафиксировать не удалось, они были скрыты. Пока все, остальное после вскрытия. Можете подняться, мы уже сняли все отпечатки, постарайтесь не испачкаться.
– Все понял, спасибо, – Вальц пожал ему руку, кивнул другим ребятам, укладывавшим собранные улики в кофры, и вошел в подъезд. Он шел вверх по лестнице, прижимаясь к стене. Убийца спускался вниз, держась за перила, это было видно по характеру следов, ярко вспыхивающих в лучах фонаря. В подъезде было темно, и без фонаря, врученного ему одним из экспертов, он бы точно вляпался в кровавый след. Значит, убийца еле стоял на ногах, вот он оступается, падает, след размазан. Должен быть сообщник, в таком состоянии человек вряд ли бы смог далеко уехать.
Он дошел до квартиры, где уже заканчивали работу эксперты. Особо искать было нечего, все действие произошло в прихожей. Вальц осторожно вошел внутрь, осмотрелся, мысленно представляя себе картину убийства. Он стоял практически в том же месте, где и стоял убийца, а жертва была у двери, значит, она закрыла ее, намереваясь проводить гостя к себе. Вальц спросил у молоденькой и хорошенькой девушки в комбинезоне эксперта, есть ли следы в других комнатах, она четко ответила ему, что других следов нет, сохраняя деловую серьезность на лице, которому больше шло смеяться.
Леве Урусула, очень знакомое имя. Вальц почесал голову, а ведь он знает ее, лицо очень знакомое, характерное, если можно так сказать. Но тогда она была не старше этой девушки-эксперта. Нет даже младше, точно младше. Он вспомнил ее, Урсулу, шестнадцатилетнюю девушку с большим неказистым носом на широком лице, по-своему красивую, но, пожалуй, слишком большую, фигурой больше походя на парня. В мозгу словно что-то перещелкнуло. Вальц поспешил обратно в участок, наскоро заполнив документы и обменявшись контактами со старшим экспертом. Одно можно было сказать точно –¬ это их дело, его и Тоби, продолжение убийства на «черном лугу». Все складывалось очень просто, в единую линейную цепь, и Вальц знал по своему опыту, что сложные преступления бывают лишь в книгах, в жизни все гораздо проще и свирепее.
Вернувшись в участок, он, пролистав список дел, не вводя в поиск имени жертвы, сразу же нашел нужное дело. Это было почти двадцать лет назад, значит, Урсуле должно было быть не больше тридцати шести лет, а выглядела она очень плохо. Почему же жизнь так состарила ее? Он стал лихорадочно вчитываться в дело, не он его вел, но участвовал, поэтому был в курсе. Вот! Нашел! Вальц радостно стукнул ладонью по столу, монитор задрожал, перенимая радостное напряжение. Вот он, точно он! Вальц смотрел на фотографию мужчины, 32 года, те же глаза на выкате, но не такой обрюзгший, смерть никого не красит, но долгие годы службы научили Вальца видеть в трупах их былой облик. Еще не лысый, но уже с сильной проплешиной. Дитрих Монк, как же он мог забыть это имя? Столько было обсуждений, споров по поводу того, почему его не посадили. Это был священник, которого после этого дела лишили сана. Обвиняли его в том, что он растлевал молодых прихожанок, но ни одна, Вальц это хорошо помнил, ни одна из них не захотела писать на него заявление. Одна из девушек даже родила ребенка от него, которого чуть не убила после родов, крича, что это дитя сатаны. Ее определили на лечение, стоило бы узнать, что с ней и где она теперь. Вальц записал в телефон «Моника Кох», переписал данные из дела, решив навестить эту больницу, возможно, ее уже давно выписали.
Перечитав все дело, Вальц вспомнил, как это было. Дитрих Монк проповедовал новое течение, создал секту, в которую принимал исключительно молодых девушек и девственниц. Они называли себя сестрами, и каждая после причащения, носила имя Мария. Все девушки становились воплощением богоматери на земле. Это и была основная идея секты. Каждая ждала непорочного зачатия или миссии для себя, так внушал им Дитрих Монк, а на деле насиловал их у себя дома под предлогом того, что так они узнают истинную разницу между грехопадением, между семенем Сатаны и непорочным зачатием. Это «таинство» проходило в присутствии других сестер, которые радовались за новую сестру, узнавшую истину. Дурная, жестокая и подлая секта, все девушки были похожи: некрасивые, затюканные родными и сверстниками, с подвижным сознанием, порой на грани суицида, чем и пользовался Дитрих Монк. Суд длился несколько лет, никто из жертв насилия не признавал его вины, они все его защищали, а по возрасту его тоже не смогли привлечь, все девушки были старше шестнадцати лет.
Вальц распечатал фотографию Дитриха Монка и размашисто написал на ней для Тоби: «Вот наш сектант!». Тоби придет раньше, вот удивится, а Вальцу страшно захотелось спать, скорее домой, съесть пиццу и поспать хотя бы пять часов.
Он уже собрался, спустился вниз, попрощаться с сонным дежурным, когда его за руку поймала Сюзанна Ланг, она занималась делами несовершеннолетних. Рядом с ней стояла заплаканная девочка с перебинтованной правой кистью. Вальц нахмурился, лицо девочки было слишком знакомым, он только что его видел. Те же черные волосы, тонкий длинный нос, полные губы и впалые щеки.
– Ульрих, как здорово, что ты здесь! – воскликнула Сюзанна. ¬ Пошли-пошли, надо поговорить. Кристина, идем за мной.
Сюзанна повела их в свой кабинет, сон и пицца растворились в мечтах Вальца, он вздохнул, но повиновался.
Усадив девочку на стул, Сюзанна сбегала за стаканом воды. Вальц сел напротив девочки.
– Ульрих Вальц, инспектор по уголовным делам.
– Кристина, – прошептала девочка, подав ему тонкую руку, забыв про то, что правая кисть была стянута эластичным бинтом и ужасно болела. Он взял ее в свои огромные ладони и согрел, девочка слабо улыбнулась, доверчиво смотря ему в глаза.
– Кристина Бергер.
– Бергер? –¬ удивленно переспросил Вальц. – А твоя мама не Лора Бергер?
– Да, это моя мама, – девочка хотела заплакать, но он не выпускал ее руки, и она сдержалась, протянув к нему и вторую руку. Он обхватил их широкими ладонями, и девочка облегчено задышала.
Вошла Сюзанна, кивнула Вальцу, одними губами прошептав, что он молодец, и поставила стакан воды перед Кристиной.
– Что случилось? – спросил Вальц.
– Мама, она себя… она опять себя… я не знаю, зачем она это сделала! –¬ захныкала Кристина, зажмурившись.
– Ее мама истязала себя, плетью с металлическими полосами. Кристина нашла ее и остановила. Лора Бергер сейчас в больнице, она не в себе, ¬– объяснила Сюзанна.
– Так, понятно, – Вальц чуть сжал ладони Кристины, и она перестала плакать. ¬ Кристина, вспомни, пожалуйста, а не встречалась ли твоя мама с кем-то до, может недавно? Не помнишь?
– Она снова стала ходить в эту секту! – неожиданно твердо ответила девочка, глаза ее вспыхнули от гнева. – Они ее нашли. Это было полгода назад, точно, я хорошо помню. Приходил этот урод, мама потом долго плакала и заставила меня молиться всю ночь вместе с ней!
– А твоя мама заставляет тебя молиться? Она била тебя? – спросила ее Сюзанна, по ее лицу, грубому, но с добрыми карими глазами, пробежала гневная дрожь. Она сразу же увидела ответ в глазах Кристины, и девочка закивала, не в силах вымолвить ни слова.
– Скажи, Кристина, а ты хорошо запомнила этого человека, что приходил к твоей маме? – спросил Вальц. – Можешь описать, что у него было особенного?
¬– О, это такой урод! Лысый, морда большая, а еще глаза навыкате! – на одном выдохе ответила Кристина.
Вальц листал фотографии в телефоне, открывая скопированные материалы дела секты «Сестер Богоматери», как назвали ее журналисты, и открыл фото Дитриха Монка. Он показал его Кристине, она внимательно смотрела и ответила.
– Это он, но он здесь
