уничтожение домашних заданий тоже. Наращивание ослиных ушей, превращение кровати в дымящуюся кучу мусора, оскорбительные прозвища и банальные избиения – всё это прошло и закалило Абрахама.
Но Айола вдруг обращает внимание на Михаэля, поворачивается к нему и спрашивает так ласково, что Абрахаму хочется тряхнуть её за плечи и развернуть к себе, но он сдерживается:
-А что делать бедной девушке? Кто заступится и поможет? Кто убережет её?
От плаксивости и фальши её тона на Абрахама нападет бешенство. Невольно он сжимает кулаки, как было несколько лет назад, когда он впервые оказался малым ребенком перед Михаэлем.
-Спасти, что ль, прекрасную даму? – вслух рассуждает Михаэль, не сводя взгляда с Абрахама. Ему неинтересна Айола и ему плевать на неё саму. Но ему нравится демонстрировать своё превосходство. – Эх, спасу!
Айола смеётся и протягивает руку к Абрахаму за свёртком, чтобы вырвать его. Абрахам вдруг убирает его за спину.
-Отдай! – требует Айола, вдруг посерьезнев. Со странной нерешительностью она заглядывает ему в глаза и видит что-то такое, что отвращает её и пугает. – Абрахам…
Голос её становится тише. Она медленно понимает, что совершила что-то ужасное.
-Ты не только ничтожен, ты ещё и вор? – усмехается Михаэль. Он подходит к Абрахаму без спешки, ощущая моральное превосходство. – Украл работу Айолы…ай-ай.
-Не надо! – вдруг визжит Айола, пытаясь втиснуться между врагами. Она прочла во взгляде Абрахама то, чего не должна была прочесть.
Но, конечно, уже поздно…
Абрахам открыл глаза. Сон покидал его. В ушах его ещё звучал её отчаянный визг, долетевший сквозь толщу времени. Но это ничего. Он привык просыпаться и не с таким грузом. Годы обязывали. И пережитое в них тоже. А здесь ещё ничего.
Рене уже не спал. Он проснулся недавно, ещё потирал глаза.
-Сон – странное явление. Сон на природе вообще не бодрит, - сказал он. – Я вообще чувствую себя ещё хуже.
-Ну так молись, - предложил Абрахам, щелчком пальцев разводя потухший накануне костёр.
Рене глянул на него и не ответил. Привели себя в порядок, занялись завтраком. Абрахам держал себя как и прежде – мрачно и отстранённо, но это был уже вполне живой Абрахам, отходящий от ужасных вестей.
-Если будем идти весь день, то преодолеем большую часть пути, - сказал маг.
-Я могу идти и ночь! – хвастливо заметил Рене.
-Не стоит, - Абрахам остудил его пыл мгновенно, - в ночи не пройду даже я. Вскоре начнутся буреломы и болота. Идти придётся только днём.
Рене решил не спорить. Один на один с Абрахамом ему было неуютно. Он чувствовал и мрачность мага и его превосходство в силе – это не давало ему покоя и заставляло быть куда более покладистым. Невольно Рене даже начинал задумываться о том, что неплохо бы вернуть Стефанию или Базира в компанию – всё спокойнее.
Двинулись в путь. Абрахам держался молча, лишь изредка снисходил до указания пути: влево, вправо или говорил быть осмотрительнее. Нужно было признать – из него был прекрасный проводник, но отвратительный компаньон. Рене как-то не так представлял себе путь. Ему виделся конец пути, где уже была слава и восхищение, что он бросил вызов одной церкви и принес в другую доказательства. А вот промежуточный этап давался тяжеловато.
-А ты знал предыдущего главу Животворящего Креста? – без разговоров у Рене пошаливали нервы.
-Знал, - ответил Абрахам, едва ли оглянувшись на «вечного офицера».
Исчерпывающий ответ! Но Рене не сдался:
-А Константин как к власти пришёл, ты помнишь?
-Да, - Абрахам снова поразил своей дипломатичностью. Рене вздохнул, но маг неожиданно снизошёл до пояснения, - когда я пришёл на сторону Церкви, Константин был ещё младенцем. Когда же я стал первым охотником и заслужил подобие доверия от собратьев, Константин едва ли приступил к учению.
-Сколько же тебе лет? – поразился Рене и ответу и словоохотливости мрачного мага.
-Много, - Абрахам снов обратился губителем дипломатии.
-А в циферках? – не сдался Рене, с трудом переваливаясь через покатистый холмик, поросший гнилушками. – Уф… ну больше ста?
-Больше, - Абрахам легко миновал следующее препятствие. Ему вообще давалось удивительно легко взбегать по холмам и спускаться с них, перешагивать через ямки и бревна и легком находить дорогу по одним ему ведомым знакам.
-А насколько боль…- Рене оборвали. Абрахам вдруг обернулся и велел резким жестом замолчать. Рене, как человек неглупый, стих моментально. Тревожная реакция Абрахама не оставляла ему другого выхода.
Абрахам обводил взглядом каждый кустик и деревце, искал что-то.
-Что? – шепотом спросил Рене через пару минут затишья. Ему надоело чувство неопределенности.
-К нам кто-то идет! – Абрахам почти не разжимал губ. Он оглядывал лес, ища кого-то. В пальцах его уже пульсировало заклинание. Рене на всякий случай скользнул ему за спину. Охотник даже не возразил.
Выждав еще немного, Абрахам крикнул вглубь леса:
-Кто на пути?
Тишина. Правда, в этой тишине Рене вдруг почудился тоненький всхлип. Он не успел подумать, прикинуть, а Абрахам уже узнал:
-Болезная!
25.
Это оказалась она. Внешне всё прежняя, только помятая, но всё-таки какая-то уже чужая чем-то внутренним. Не должно так выглядеть молодым девушкам, не положено иметь им такого ошалелого взгляда и так дрожать…
Рене и Абрахам молчали, наблюдая за её приближением. Мысли союзников разнились. У Рене первая мысль была в облегчение: он теперь не один с Абрахамом! Вторая уже полна презрения: что за вид у Стефании? Как она так быстро низко пала, наплевав на себя? Где умудрилась так испачкаться? Третья была совсем уже мрачной и касалась отсутствия Базира.
Абрахам же в первую очередь заметил отсутствие Базира, а затем только обратил внимание на запуганный, затравленный вид болезной несчастной магички. Она ещё шла – какая-то угловатая и нелепая, а он уже что-то успел понять по её взгляду и общему виду, понять по этому отсутствию и понятое отпечаталось в лице его разочарованием.
-Это вы… - у Стефании от облегчения подкосились ноги, она не устояла на ногах и разрыдалась, оказавшись на земле, от облегчения.
Абрахам не приблизился к ней, он оставался стоять над нею, возвышался и оставался суров. Он походил на каменное изваяние античного бога – таких очень любили помещать в учебники начинающих церковников, показывая зарождение истинной веры. При этом античные боги всегда были показаны порочными и лживыми, суровыми и кровавыми… обычно церковники-наставники любили подчёркивать это:
-А наш бог милостив и добродетелен! Счастье – служить ему.
Тогда Стефания даже не понимала, как можно преклоняться перед суровостью карающего античного божества, а теперь понимала. Страх гнул её к земле. В глазах Абрахама она прочла презрение и разочарование: она вернулась одна.
Рене же был человечнее и не таил этого. Вечный офицер, ныне навсегда уже опальный, присел перед Стефанией, быстро оглядел её:
-Ты не ранена?
Стефания затрясла головой. Нет, физически она не ранена, только устала и ощутила теперь внезапную жажду, сцепившую горло неприятным жжением. Но физическая рана – это ещё не всё. Это всего лишь тело, а тело страдает, живёт, ломается, исцеляется и, в конце концов, истлевает, поддавшись смерти и гниению. А что делать с душой? С той рваной раной внутри, которую не перекрыть ничем? С чувством вины, с ощущением несмываемого позора, с этой невидимой грязью предательства?
Но Рене больше волновало физическое состояние - душу он признавал только свою. Абрахам, не снисходя до неё, спросил:
-Где Базир?
Стефания могла солгать. Могла сказать, что они попали в переделку, что Базир пожертвовал собой. Или, хотя бы, могла попытаться себя оправдать, сказав, что Базир пытался её споить и лишить чувств, что уговаривал её пить, а после пытался спрятать в комнате трактира. Но она понимала, что, во-первых, её язык не повернётся к этой лжи, во-вторых, может быть Базир и пытался её споить, но она сама была не против. Во всяком случае. В самом начале, Стефания подсознательно понимала, что он делает – это она осознавала сейчас с ещё большей ненавистью к себе.
Осталось только признаться – себе и им. И она призналась:
-Я струсила.
Абрахам уже знал. Горечь, разочарование и холодное ехидство разлились по его чертам. Он не вымолвил и слова, не произнёс и звука, пока Стефания, глотая слезы, кое-как пыталась рассказать все обстоятельства дела. Она не смотрела ни на кого, зная, что не встретит ничего хорошего, что ждёт её лишь осуждение. Ей сложно было даже объяснить, чьего осуждения она больше боится – Рене ли, с его насмешками? Абрахама ли с его молчанием?
Но Стефания была наивна. Последнюю часть своих злоключений о поездке в телеге и неприятном разговоре она обрисовала в общих чертах, не углубляясь в детали. Но и этого хватило союзникам, чтобы сделать свои выводы с лихвой.
Абрахам нарушил молчание. Суровый античный каратель снизошёл до Болезной. Речь его была убийственна:
-Я не ждал от тебя подвигов и хоть какой-то пользы, но трусость была перебором даже для тебя. Я полагал тебя храбрее и честнее. Базир сделал для тебя столько всего хорошего, он спас твою жизнь, поддерживал, а ты сбежала!
Во взгляде мага полыхнуло что-то желтоватое и яростное. Стефания вжала голову в плечи, понимая, что заслуживает это и даже большее презрение. Но неожиданно на выручку пришёл Рене:
-Полно, Абрахам! Взял девчонку с бумажной работы, выдернул в ночь непонятно куда и непонятно зачем. Напугал! И ещё подвигов ждёшь? Она не охотник. Она ребёнок, который впервые вышел на большую дорогу. Все ошибаются, все трусят…
-Не все, - возразил Абрахам, пока Стефания обалдело взирала на своего защитника.
-Но и не все, такие как ты, - Рене спокойно взглянул на Абрахама. – Ты из породы фанатиков. Она из породы нормальных, ну хорошо, не совсем людей. Она магичка, но жила и вела себя как человек. значит, и судить её должно только людям.
Тон Рене был обманчиво мягок. Он вдруг повернулся к Стефании и уточнил:
-Я не оправдываю тебя, хоть трусость твоя и объяснима. Но есть время, когда всякая трусость – преступление.
-Базир жив, это спасает тебя, - Абрахаму не понравился тон Рене по отношению к Стефании. Он считал себя одного вправе судить и осуждать её, но не Рене – не этому интригану-бюрократу судить её! Поэтому мгновенно Абрахам проявил снисхождение. Хотя бы показательное.
Этого Рене, искушённый в манипуляциях, и добивался.
-Нам надо продолжать путь, - Абрахам похоронил в себе всё невысказанное Стефании до лучшего момента, - мы потеряли много времени. Идём! Скоро начнёт темнеть, нам нужно найти место для ночлега.
Стефания поднялась с земли, готовая к пути и к неизвестности. Она знала, что Абрахам не простил её, и долго ещё не простит, будет всё время жалить её за эту ошибку, но теперь она была не одинока. И это заставило Стефанию подняться сквозь усталость.
-Будь добра, не отставай, - Рене подмигнул ей и поспешил за Абрахамом. А маг уже уверенно прокладывал себе путь через колючие кустарники. Он не оглядывался – оглядка была ему ни к чему, и без неё он прекрасно знал, что и Стефания, и Рене идут за ним.
Абрахам шёл, сминая мягкий, будто бы живой, податливый мох, и пытался понять, что он чувствует сейчас к Стефании и как к ней относится. Выходило не очень гладко и понятно. Он
