Судьбы рода Сульдиных (Подлинная история)

пробиться в Симбирск с запада, по Симбирскому тракту. Но заслон в Урено-Карлинской слободе отбил все атаки. На этом рубеже пали два военных коменданта Симбирска.
          Пугачев бросать основные силы на Симбирск не стал, так как было видно, что город не сдаётся, а на осаду времени не было. По пятам за ним походным маршем шёл корпус подполковника Михельсона, разгромивший его под Казанью.
          Михельсон настиг его армию в августе 1774 г. и практически без потерь разгромил во второй раз, на севере нынешней Астраханской области. Сам Пугачев бежал, но свои же сподвижники и предали его.
          Генерал Суворов прибыл в район боевых действий к «шапочному разбору», и с охотою взял на себя нелёгкую задачу отконвоировать плененного Пугачева в Москву. 
          – Господу угодно было наказать Россию через мое окаянство! – поднимая перст, заявил Пугачев Суворову.
          – Знаем мы, чей ты перст! – ответили ему. – В Москву ты поедешь в клетке, как обезьяна! И суп есть будешь одними перстами!
          На конвой тот много раз нападали недобитые пугачевские отряды и кочевники. Один адъютант Суворова был убит, другой – ранен…
          Суд приговорил Емельяна Пугача к лютой казни через четвертование. 10 января в Москве он был казнён. Но так как самозванец сказал: «Каюсь Богу, всемилостивейшей государыне и всему роду христианскому», то Екатерина II явила милость, и ему усекли только голову.
          Вслед за тем Императрица объявила амнистию участникам бунта, но никто не сложил оружия. Крестьянская война продолжалась. И вот тогда в охваченные бунтом губернии были посланы карательные отряды для проведения массовых казней. К лету 1775 года на всей территории Российской Империи был наведён порядок.
          Из-за беспорядков и повсеместного разорения до весны 1775 года движения почтовых троек по тракту Алатырь – Буинск не было. Иван Иванович со всеми работниками охранял станцию Мордовские Тюки, но никто на неё не напал.
          В те месяцы Иван Иванович со станционными мужиками поставил подле поклонного креста бревенчатую часовенку с резной дверью. Часовенка была построена так, чтобы огонёк был виден с лесного тракта. Подставка для иконы была выпилена из комля сосны и отполирована до блеска. Рядом с часовней посадили они три берёзки плакучие и поставили две массивные лавки из полубрёвен. Здесь впоследствии в тени листвы подолгу сидели пешие странники, а ямщики с пассажирами останавливались и крестились.
          ***
          В другой вечер, присев у огня, Степан Сульдин рассказ начал так:
          – Вот ещё одна очень необычная история, произошедшая на станции Мордовские Тюки конце августа 1775 года. Сведений, как-то подтверждающих её, в Интернете нет. Но так как это давнее семейное предание, то его стоит рассказать.
          Должно быть, некий высокий чин в Москве доложил Екатерине II следующее:
          – Ваше Императорское Величество! Пугачевский бунт искоренён полностью! Все сподвижники Пугачева повешены или сосланы на каторгу! Все крестьяне усмирены. На всех дорогах Российской Империи сейчас так же безопасно, как в Вашем саду…
          Екатерина II не могла не ощущать вины за то, что оставила без защиты Казань. А ведь там были её друзья. Что с ними сталось?… А город Симбирск, со всем его казнокрадством? Но все симбирцы отказались присягать самозванцу, и остались ей верны! Их город был единственным на всей Средней и Нижней Волге, что смог выстоять против Пугачева и уцелел!
          Ровно восемь лет назад, на пятом году царствования, Екатерина II предприняла путешествие по Волге, чтобы познакомиться с отдалёнными губерниями. Для этой цели была построена флотилия из четырёх галер. И плыли они от города к городу вдоль высоких волжских берегов, каждая с двумя огромными треугольными парусами белого цвета. Впереди всегда шла императорская галера «Тверь».
          Майским вечером 1767 года галера «Тверь» подошла по высокой воде к Тайницкой башне Казанского Кремля. У самой пристани Ее Величество ждала карета длиною в семь метров, запряженная в 8 лошадей. Задние колеса её были выше императрицы. Вся карета поражала изяществом форм, внешней росписью, выполненной в игривом французском стиле рококо, и внутренним убранством. В сопровождении трёх десятков кавалергардов в синих мундирах с красными отворотами Екатерина II въехала в Кремль и остановилась у собора Благовещения Пресвятой Богородицы, заложенного царём Иваном Грозным.
          Императрица написала графу Н.И.Панину:
          – Мы вчера ввечеру сюда приехали и нашли город, который всячески может слыть столицей большого царства. Прием мне отменный. Четвертую неделю видим везде одинаковую радость, а здесь ещё отличнее! Здесь триумфальные ворота такие, лучше которых я ещё не видала…
          А в дневнике своём она сделала такую запись:
          – В Казани мы могли бы, если бы хотели, танцевать в течение месяца на девятнадцати балах. Когда мы увидали это, то потеряли желание возвратиться в столицу, и не будь к тому необходимости, не знаем, чем бы кончилось дело…
          Двигаясь далее вниз по Волге, Императрица прибыла в Симбирск.
          Сульдины Иван и Марфа жили тогда в Симбирске и встречали императрицу в толпе народа на спуске Старый Венец. Императорская флотилия под треугольными парусами подошла к городу; галера «Тверь» подгребла длинными вёслами к новой пристани. От неё до Троицкого собора было постлано алое сукно. Императрица изволила шествовать по нему. Затем Екатерина II поехала в Петропавловский собор, построенный на том месте, где в 1722 году стоял шатёр Петра I. В ограде его она посадила кедр.
          Но на второй день пребывания в Симбирске Екатерина II получила тревожное письмо о болезни цесаревича Павла Петровича. Приказав подать карету, она тотчас же отправилась в ней по Симбирскому тракту в Москву, через Алатырь, в сопровождении нескольких других карет.
          А на станции Мордовские Тюки через восемь лет произошло вот что.
          В начале сентября, ближе к вечеру, со стороны Алатыря на станцию быстро въехала черная дворянская карета, запряженная тройкой взмыленных гнедых лошадей. Следом за каретою на станционный двор въехало пять молодых офицеров в серых дорожных плащах, все при пистолетах и шпагах.
          Иван Иванович бросился к карете, но один из тех молодцов его опередил и первым открыл дверь.
          Из кареты, приняв его руку, тотчас вышла бледная госпожа в сером дорожном платье, с белой накидкою на плечах и блистающим бриллиантовым ожерельем в руках. На Ивана дама внимательно поглядела, нервно теребя ожерелье, и негромко сказала:
          – Я императрица Екатерина! За мной погоня! Подайте лошадей!
          Иван наш узнал в ней императрицу, так как сам видел её в Симбирске на спуске Старый Венец, и с поклоном отчеканил:
          – Будет сделано, Ваше Величество!
          Стоящим тут своим ямщикам он тут же указал на загнанных коней и сказал:
          – Распрягай!
          И едва те отвели от кареты коней прежних, как они с конюшенным Богданом и двумя другими ямщиками подвели трёх самых лучших коней, также гнедой масти.
          А один из ямщиков станционных принёс кучеру императрицы охапку верёвок крученых и ремней кожаных разных. И когда тот отбирал нужное, он тихо спросил:
          – Да кто ж, любезнейший, за Вами гонится?
          – Да конные разбойники Пугачева! Сотни две их на тракте Симбирском нас ищут! Откуда взялись?… В дожди мы попали у Алатыря. Дорога оплыла там – хлещи не хлещи, так нам сюда свернуть присоветовали… Быстрей ехать нам надо, пока не разнюхали…
          Императрица тем временем ходила взад и вперёд рядом с каретою, смотрела по сторонам, дёргала в руках ожерелье и даже бросила его в траву. Когда же лошади были готовы, она ожерелье подняла и нашему Ивану сказала:
          – Приедешь ко мне в Зимний Дворец – я дам тебе наследуемое дворянство!
          Всё тот же офицер помог ей подняться в карету, и возница, нахлёстывая лошадей, тут же погнал её в направлении Буинска. Позади неё скакали пять всадников.
          На другой день утром на станцию из Буинска прискакал один из сопровождавших Екатерину офицеров.
          – Где ожерелье императрицы?! – крикнул он гневно.
          – Не могу знать, Ваше превосходительство! – разводя руками, сказал наш Иван и тут же добавил: – Когда Её Величество садились в карету, то ожерелье держали в руках. Все здесь это видели.
          – Собрать всех! – крикнул офицер и спрыгнул с коня.
          Собрал наш Иван всех ямщиков, почтальонов и дворовых. И все они, широко крестясь, подтвердили, что видели, как императрица садилась в карету с ожерельем.
          Офицер стал ходить взад и вперёд молча, и затем упрямо сказал:
          – Извольте искать! Искать ожерелье траве у обочин, в конюшне, в доме, везде!
          Работники станции бросились во все стороны исполнять, но ожерелье не нашлось. Через два часа офицер сел на коня и, не сказав ни слова, умчался в направлении Буинска.
          Была ли Екатерина II в краях наших в то время – никаких документальных свидетельств нет. Но, может быть, и была. По тракту Симбирскому она могла ехать тайно, и все сведения из-за конфуза с погоней могли быть вымараны по её личному указанию. В волжском городе Тетюши – хлебной столице края – в это время всегда стоит много судов. Кроме того, на Волге её мог ждать свой собственный парусник…
          Получить наследуемое дворянство нашему Ивану, конечно же, хотелось. Но северная столица была далеко. И, кроме того, в пропаже ожерелья императрица могла винить его. Много лет Иван Иванович откладывал ту поездку, а потом Екатерина II умерла.
          ***
          Все пять доходных мест Ивана Ивановича первого – почтовая станция, трактир, гостиница, каретная мастерская, да ещё сделки купеческие – позволили ему закрыть казённую ссуду и передать почтовую станцию старшему сыну Михею. 
          Сам Михей и все первенцы рода нашего по мужской линии – Алексей, Прохор, Семён и Степан – были поочерёдно смотрителями станции Мордовские Тюки. Все они содержали почтовую станцию, а также часовню в полной исправности и имели со всех пяти доходных мест, устроенных Иваном Ивановичем первым, довольно прибыли. Младшие сыновья их брали своё наследство деньгами и становились купцами. Их дочери имели довольно приданого.
          Но вот в конце XIX века старший сын Степана Семёновича Иван сказал ему:
          – Не желаю я, тятя, как ты и все предки наши, дворянам кланяться! Хочу взять наследство моё деньгами и тремя орловскими рысаками, что ты купил недавно.
          Отец любил своего первенца и дал ему желаемое. На всё наследство своё Иван тот купил луга заливные на реке Кубня, много трудился и выпестовал табун племенной орловских рысаков. К концу жизни прослыл он заводчиком, и к нему на Кубню со всей России приезжать стали богатые люди.
          Старший сын его, что на генеалогическом древе у нас указан как Иван Иванович второй, получил в наследство часть табуна орловских рысаков и немного денег. На деньги те он очень удачно купил участок земли на реке Малая Цильна и поселился подле него в большом селе Убей. До Мордовских