Мы со Степаном Анатольевичем Сульдиным работаем в геологии. Он сидит в белом халате за стеклянными дверьми с надписью «Геохимическая лаборатория». В ней на столах, поставленных рядами, возвышаются хроматографы разных марок, масс-спектрометры и другое оборудование со светящимися панелями, а вдоль стен теснятся белёсые ящики с виалами – небольшими стеклянными сосудами, наполненными подпочвенным воздухом. За всем этим стол Степана так просто не отыскать. На экране его компьютера я всегда вижу одно и то же – пилообразные графики хроматограмм. Глядя на них, Сульдин может определить концентрации до 300 химических соединений в пробах. Ну а я, на основе его данных, получаю геологический результат.
На вид Сульдину лет сорок пять, но на самом деле он старше. Рост у него средний, а глаза голубые, живые. По натуре человек он тактичный и приветливый – люблю я его за это. Проживает Степан в центре Казани, но приезжает и к нам в Дербышки, так как в храме нашем служит иереем его младший брат.
– У тебя и у меня отпуска в августе, Анатолич, – сказал я ему. – А не махнуть ли нам с тобой в Марийский лес? Сосновый бор наш почти такой же, как и ваш Сурский! Ну, дней на десять – только ты и я? Давно я хочу рассказ твой послушать о судьбах рода Сульдиных, и повесть написать.
От нашего села Алексеевского до Благословенных Петъял через лес – рукою подать. А там и храм Гурия Казанского с крестом животворящим Господним, и святые источники. Всё это с Иоанном Кронштадтским связано… Ну, что скажешь?
– Предложение заманчивое, – бодрым голосом ответил он и, расправив плечи, добавил: – Давно я хочу побывать в местах ваших. Мне брат сказал, что есть у вас в селе своя Церковь. Видение там кому-то было: «Вот как вдарил батюшка в главный колокол – все бесы по всей округе так в бездну и попрыгали!» Благословенные, говорит, там места!
Ну, вот и пожили мы со Степаном Сульдиным семь дней на даче. Ходили на озеро Глухое с удочками и в лес за грибами. В воскресенье на его кроссовере доехали до Петъял по песчаной лесной дороге. На службу успели и в родниках искупались. Прохладными вечерами сидели мы с ним на мягком топчане, обитом старыми бурыми шубами, против широкого зева русской печи. В те дни при всяком удобном случае Степан с увлечением рассказывал о временах былых, о своих предках и иногда, как поначалу казалось, совсем отвлеченное. Рассказчиком, надо сказать, он был неплохим. Глядя на желто-алые языки пламени, гуляющие по поленьям, и слушая мерное потрескивание жарких углей, я видел всё, что он говорил, как в фильме.
***
Свой рассказ Степан Сульдин начал так:
– Все роды человеческие одинаково древние, так как восходят к Адаму и Еве. Мы, Сульдины, помним имена и деяния 11-ти поколений предков наших, и даём жизнь поколению 12-му. В основании генеалогического древа нашего стоит Иван Иванович первый с женой Марфой. Жизнь он прожил – ничего вроде особенного, но до сих пор влияет на судьбы наши.
Жил тот Иван Иванович Сульдин в середине 18 века в городе Симбирске Казанской губернии. По сословию был он посадским, а по национальности – мордвин. Рост был у него средний, сложение – крепкое, волосы – тёмные, глаза – карие, голос – басовитый, бороду «в скобку» стриг себе сам. Поначалу носил Иван длиннополый русский кафтан серого цвета, а потом, когда жизнь у него изменилась – посветлей одеваться стал… Жена его Марфа была голубоглазой, словоохотливой мордовкой, весьма хозяйственной. Детей у них было трое: Михей – старший сын и двойня – Степан и Дарья. Церковь с их домом стояла рядом: в неё они и ходили.
О таких людях, как наш Иван первый, говорят: «За что ни возьмется – всё ему удается». По профессии и призванию был он колёсных дел мастером. Телеги и сани тоже делал, но только на заказ. И всё получалось у него таким крепким, что вначале и не скрипело. Свои изделия Иван Иванович сам на ярмарках продавал. В июле в Симбирске была своя ярмарка: в августе они с Михеем гнали две телеги с колёсами за Буинск – на Турминскую ярмарку, а то и далее – на Макарьевскую. Хотел уж было Иван кареты делать, и не какие-нибудь там ременные, а на пружинах – для подрессоривания, да вдруг началась у него другая жизнь.
Хороший товар приносил Ивану Ивановичу первому хорошие деньги. Банков в то время в России не было. Вот и приходилось хранить ему свои кредитки и золотые империалы в одном узле. И как стало у него пятьсот рублей, то они с сыном Михеем понесли узел тот в место присутственное. Там люди чиновные капитал его оценили, и по исполнении всех формальностей внесли его в список купцов III гильдии города Симбирска.
– Вот, Марфа, свидетельство наше купеческое! Теперь мы купцы! Тут и моё и твоё имя, и имена всех детей наших вписаны! – сияя от радости, подал он жене грамоту, связанную верёвочкой, и, перекрестившись широко, басовито добавил: – Снизошла на нас Божья Милость! Теперь жить по чести нам надо, чтобы не отобрал!
И строили в ту пору мужики казённые почтовый тракт третьего класса Алатырь – Буинск, прямо через Сурский лес. Как муравьи трудились они: дерева вековые валили, пни корчевали, холмы срывали, топи песком отсыпали, а через ручьи и речки настилали бревенчатые мосты. По всему пути, через версту, те мужики поставили полосатые столбы верстовые и через каждые 15-30 верст – хорошие почтовые станции в ограде из жердей. На каждой из них вырос гостевой дом, а также конюшня на 25 лошадей, складские избёнки и навесы, и выкопан был колодец. Тракт тот срезал крюк через Симбирск на 80 верст и тем ускорял доставку почты и людей государевых с древнего Симбирского тракта на большую Московскую дорогу, ведущую вдоль Волги и Камы в Сибирь.
В Сурских лесах в те времена обитали лихие люди. Чтобы защитить новый тракт, генерал-губернатор Казанской губернии отрядил военные команды, и разбойников выловили.
Большая часть дороги Алатырь – Буинск шла по местам красивым. Раскидистые сосны с узловатыми ветвями, многоголосый птичий щебет и ароматный воздух, настоянный на запахах цветов, трав и хвои, радовали путешественников в любую погоду. А так как тракт тот проведён был в основном по песчаной почве, то грязи на нём даже в осенне-весеннюю распутицу не было.
По завершении строительства всего тракта в городе Симбирске был назначен «Почтовый конкурс» для людей состоятельных на откуп почтовых станций. Но так как на места смотрителей станций заявок от сыновей купцов первой гильдии и родовых дворян не было, то губернская комиссия, на основании указа царицы Анны Иоанновны, допустила к делу людей охочих из числа купцов второй и третьей гильдий.
Иван Иванович Сульдин на ярмарки по большим трактам ездил часто, почтовых станций повидал множество. Проезжая мимо, он с интересом рассматривал их и с восторгом встречал и провожал взглядом звенящие бубенцами лихие почтовые тройки, пролетающие мимо с депешами и людьми государственными. Любой из симбирских дворян мог взять в почтовой конторе пoдорожную и ехать с нею хоть в Санкт-Петербург, хоть в Архангельск или ещё дальше с уверенностью, что на всём пути его будут ждать лошади, олени или собаки, чтобы везти день и ночь к месту назначения. Вот оно, чудо XVIII-го века! Стать частью такого большого и чётко работающего механизма он, конечно же, мечтал, но вот войти в чиновный аппарат возможности не было.
И когда вдруг планка для участников «Почтового конкурса» опустилась, сердечко у нашего Ивана ёкнуло. Но чиновник, выслушав его вопросы, сам спросил:
– А довольно ли денег у вас, господин мой, на станцию? То и купцам второй гильдии не по силам…
Тогда извёлся Иван наш вконец, но так как поделать ничего было нельзя, он смирился и запретил себе думать о том.
И был он в те дни в центре Симбирска. А впереди него шли два господина в черных фраках, с тросточками. Чтобы не обгонять их, он сбавил шаг и поплёлся сзади… И тут до него донеслись слова их, и он навострил слух:
– Да, государь мой, сам я с комиссией его сиятельства работу мастеров принимал. Из всех пяти станций мне более всего Мордовские Тюки понравились. Плотники там лучшие были. Опять же место красивое – опушка соснового бора, и есть ручей, бегущий в Суру. До города Буинска оттуда – всего один перегон. Для нас с вами, государь мой, служба на почтовой станции – это наказание дальше некуда. А вот для купцов второй или третьей гильдий – это редкостный случай выйти в люди. Народ они степенный, старательный: станции блюсти будут. А государыне нашей только того и надобно. Комиссии его сиятельства должно из всех претендентов самых способных отобрать. Все станции победителям конкурса мы отдадим за одну цену. А так как все они народ небогатый, то и с хорошею казённою рассрочкою…
Больше наш Иван господ тех не слушал. Он взял дома свидетельство купеческое и поспешил в присутствие. Там после уплаты пошлины молодой коллежский регистратор снял копию со свидетельства, и задал много вопросов о дорогах, о лошадях и каретах. Всё это Иван наш знал и отвечал кратко идельно. И чиновник ответы его гусиным пером на бумаге записывал. Потом все исписанные листы он положил в один пакет. В список претендентов на станцию Мордовские Тюки Иван Иванович Сульдин внесён был за номером семнадцать.
После того наш Иван пришёл в свой храм, встал перед ликом Спасителя на колени и дал обет…
Через две недели произошло чудо. Губернская комиссия почтовую станцию Мордовские Тюки отписала ему, с рассрочкою платежа на 15 лет! По документам его должность называлась «почт-комиссар». В соответствии с «Табелью о рангах» Ивану Ивановичу первому был присвоен чин коллежского регистратора, коему в армии соответствовал низший офицерский чин! И, кроме того, вместе со службой государевой он получил для себя и всей семьи своей личное ненаследуемое дворянство!!
– Вот, Марфа, какое нам счастье от Бога привалило! – подавая жене откупную грамоту, промолвил Иван и, широко крестясь, добавил: – Пока будем служить Ему правдою… – мы дворяне!!
Самым большим строением на новый почтовой станции Мордовские Тюки был бревенчатый гостевой дом. Он имел высокую крышу, покрытую тёсом, и пять окон со стёклами на фасаде. В ограде станции имелись дощатые ворота. Иван наш на верхней их перекладине первым делом прибил российский герб. На зеленеющем косогоре подле ручья построил он беседку со столом, лавками и дощатым полом. В ста метрах от станции почтовый тракт делал плавный изгиб и уходил в зелень соснового леса.
Всех работников – почтальонов, ямщиков, охранников и других дворовых – Иван Сульдин нанял из крепостных крестьян, отпущенных на оброк, и платил им исправно. Для ямщиков купил он зеленые кафтаны и медные бляхи «почтарей». Пороть возниц за опоздания наш Иван почтовому старосте запретил. Вместо этого он лишал виноватых той меди, что давали господа «на водку почтарям». И потому все работники почитали его за благодетеля и старались ему всячески угодить.
С открытием движения по тракту Алатырь – Буинск людей государевых через
