Долго не протянет.....

у них злобная натура: стоит только успокоиться, по-чувствовать себя на одно мгновение счастливым, как они появятся, неизвестно откуда, и пошло поехало!
А как бы было хорошо избавиться от них и думать только о том, что мило и приятно сердцу. Мало такого было, но ведь можно думать, а если сказать точнее, то придумывать, то, что приятно, то, что успокаивает, а не будоражит.

А вот теперь, когда участь моя стала известной, мне кажется, что у меня исчезают же-лания, ведь что желать, когда ничего уже не будет, ведь исключительные ситуации для исключительных людей, а кто таков я – больной и беспомощный?..

Мне хочется покоя, чтобы мысли не лезли бы в  мою голову, не всплывали бы  воспо-минания, чтобы в голове стало пусто и тихо, чтобы не было ни радости, ни горя, и стало так: посмотришь на солнце и покойно.
Я хочу Пустоты!


                                                                  3

Что это? А...а... а... старик вернулся. Пришел и заговорил. Долго не было слышно этого голосочка.
- Что вы сказали? - Услышал себя и обомлел: голос стал хриплым и неприятным. И, пожалуй, самое отвратительное, что появились какие-то просящие интонации, будто я заискиваю перед каждым, кто со мной заговорит. Никак не могу понять, чего он спрашивает?
- Нет, не знаю. - Ему кажется, что я должен всё  знать, - угу, кончил я этот ваш инсти-тут! - Злюсь. Не знаю почему, - ну, вот! Что и требовалось доказать! Про счастливое дет-ство запел.
- Ну и что, что образование? - Можно подумать, что оно уму разуму учит. Проходил, просидел, сдал экзамены и через некоторое время забыл. Всё как в омут, будто ничего-шеньки и не было. А зачем нужно было учиться, мечтать? Черт его знает!   Всё чего уда-лось добиться - тёплое местечко высидел и стал называться интеллигенцией.

Я не интеллигенция, если подумать хорошо! Этого не высидишь, это что-то такое, что даётся не рождением и положением, а чем-то другим.
А я?
Смех, да и только!

Правда, на первом курсе у меня были иллюзии, помню, когда шел первый раз в инсти-тут, то во мне всё пело, хотелось останавливать прохожих и говорить с ними о чем-то важном и серьёзном.   Тогда для меня  каждая мелочь казалось, имеет особое значение.
Чудилось, что в будущем меня ожидает что-то необычное!
Тогда, в эти минуты не было человека счастливее меня.

Прошло всего два года и  восторги раскололись об однообразие, которое серой глыбой преградило путь в радость.
Тоска на лекциях, лихорадка перед экзаменами, которые сдаёшь, но, закрыв дверь, навсегда забываешь полученные знания, потому что в жизни они  никогда не пригодятся. А ведь и этого бывает не надо: читал как-то в газете, как один мужик подделал справки и на протяжении долгого времени работал начальником, да так, что остальных зависть гло-дала, но  они, проклятые завистники, его разоблачили и выгнали, а на его место посадили,   дурака с  дипломом.
А зачем?
Ведь он  предыдущий, хоть и был мошенником, но ведь справлялся и делал своё дело хорошо.
Но важна бумажка. Она решает всё.
Нет бумажки, нет и человека.
В этой жизни нет людей, а есть человекобумажки и мнения о них!
Вот Иван Петрович сказал….
Есть мнение….

Как всё это противно!

Первые шаги всегда дарят надежду. Надеялся и я, думая о науке, открытиях... Но дым быстро рассеялся, и передо мной со всей своей дикостью предстала действительность, как будто два мира существовало во мне: один книжный, другой - жизненный. Если препода-ватели на первых порах казались прямо небожителями, то на деле всё оказывалось далеко не так.

И стало нестерпимо прозаично и скудно.
Вот сейчас, как вспомню  бывшую работу, так с души воротит. Когда я пришёл в это богу неугодное заведение, то хотел  сделать что-то стоящее, но любая моя инициатива наталкивалась на стену непонимания! И вот я мыкался-мыкался, пока мне один парень не сказал, что инициатива наказуема. Я не мог поверить, но жизнь подтверждала его слова.  Придумал что-то, знай, приобрел хлопоты: бегай, пробивай, доказывай, что ты не вер-блюд. А кому это нужно? Да никому! В этом болоте все привыкли делать привычные де-ла, а всё новое  - проблемы…. А уж они и это точно, никому не нужны. В привычном бо-лоте спокойно. Нет никаких хлопот. Словно заведённые мои   сослуживцы говорили одни и те же слова, усердно сплетничали, дели друг другу большие и маленькие гадости и получали от этого удовольствие.

И больше ничегошеньки!


                                                                4


Вот мысли оборвались. Какая-то пустота.  В глазах мелькают шарики. О чем я думал?
Не вспомнить.
Скука.
Лезут воспоминания. Какие - то  обрывки.
Надо сосредоточиться.
Итак, сегодня поутру услышал.
…...
Не могу об этом думать!
Не могу.


А больше всего не хочется признавать, что это про меня, кажется, что такое может быть со всеми, но только не со мной. Я понимаю, что это может быть с любым, но мой мозг противится, когда речь заходит обо мне.
Почему?
Чем я лучше?
Обычный серый человек в обычной серой толпе.  

И казалось, что жалеть?
Эти бесконечные бессмысленные серые дни? Да ни, Боже мой! Но вот здесь и таится секрет. Стоит только подумать, о том, что я услышал …., как тут же всё восстает и проти-вится этому неумолимо надвигающемуся  чудовищу. Хочется протестовать, жаловаться, молить о пощаде…

Но к кому обращаться?
Оглянешься, а вокруг маленькие серые существа, напоминающие мышей, правда, неко-торые из этих тварей мнят себя крысами, дескать, мы самые-самые…
Но они такие же.
Это только их мнение о себе.

Но главное в другом, когда прошло немного времени от того, как я узнал: чувство, преследовавшее меня всю жизнь, - скука, опять обняла меня. Нестерпимо скучно. Правда теперь в эту скуку врывается страх, который подминает, от чего замирает и ноет сердце. Темень надвигается….

Стало скучно.
Она выдавливает страх и уже ничего не хочется…  
И только одно желание молнией пронизывает душу –
быстрее бы всё кончилось.

Невыносимо тяжело ждать!
Ну, что тянуть?

Всё решилось. Меня не спросили о том, чего я хочу. Не узнали о моём желании, когда я  появился на этом сером свете.
Никакой он не белый – серый он.
Серый.
Так кончайте!
Я готов.

И на тебе! Вся готовность к этому неизбежному, что ожидает в конце каждого челове-ка, как только подумал о том, что будет там, в этом неминуемом конце  – испарилась.
Я лихорадочно мечусь.
Ищу выхода.

И вот, начинаю думать, что мне всё привиделось, показалось, что на самом деле всё идёт на поправку.
Я вылечусь.
Выйду отсюда……

И, у меня всё будет хорошо…..
А как это «хорошо»?
Я не знаю. Просто мысль про это «хорошо» - греет.

Кажется, что сбудется, что-то заветное…
Но, увы! Не сбудется!
Да и вообще, я не знаю, что у меня есть «заветного».
Что  собой представляет это заветное?

Да по большому счёту, я ничего толком не знаю.  Вот такая у меня жизнь.
Да, и, в конечном итоге, что она из себя представляет - эта жизнь?
Было ли в ней такое, за что можно держаться?
Не было, и уж наверняка не будет, даже, если  я выпутаюсь из этого.

Ничего не было.

Была  непрозрачная пустота, в которой бродили серые тени, в серый день при сером свете и думали, что для них светит солнце.
А это только казалось.
Солнечные лучи поглощает эта пустота, она глотает их и выплёвывает на нас серость.
И мы растворяемся в этих серых плевках.

И мы решаем  бороться с пустотой, но ничего не зная и не умея, как слепые щенки,  бродим из угла в угол, набивая шишки и с каждым шагом, теряя веру  в себя, начинаем понимать, что ничего мы не изменим в этом жутком скрипе тянущихся, как пытка, нескончаемо коротких дней.

И так, маясь непониманием и незнанием,  в конце концов, мы смиряемся с этим поло-жением, и начинаем жить этой невыносимой тягомотине, гордо именуемой – жизнь.

Не жизнь это, а вечное прозябание человека,  приговоренного, неизвестно кем, к смер-ти.

Находятся умники, которые, прикрываясь какими-то словами о смысле, долге, вере, го-ворят нам, что страдание – это настоящее удовольствие.  Хорошо подзаработав на этих разглагольствованиях,  они  ведут другой образ жизни, точнее – им кажется, что они жи-вут по-другому, а на самом деле  у них жизнь не изменилась. Они живут, как и раньше, просто теперь  они, обжираясь и страдая от этого, делают вид, что им хорошо и они счаст-ливы.
А они также несчастны,  как и мы!

Серая пустыня.
Вот как сейчас мне видится жизнь!

Но, наверное, было бы полной несправедливостью, если бы в этой серятине не было  яркого мгновения.
Вспышки света в непроглядной тьме.
Вот, может быть, это и было настоящей жизнью?
Оно живёт в нас, в самой глубине, о которой мы даже не догадываемся, когда набива-ем  себе на лбу шишки, в поисках неизвестно чего.
Иногда, может это  нам кажется, мы слышим  голос, который  зовёт нас куда-то….
Может  это иллюзия.
Сейчас мне вспомнилось, когда я был маленьким, я помню какое-то необъяснимое чув-ство восторга, когда мир  я каждую весну чувствовал восторг. И я бегал по полю за пти-цами. Мне слышался чей-то добрый голос, который звал меня, и даже чудилось, что кто-то рядом. Я не знал, зачем я это делаю, но мне и не  нужны были  объяснения. Я бегал, дышал, и жизнь в эти неповторимые мгновения была прекрасной!
В эти мгновения я жил и был счастлив.
Ушло детство,  этот маленький остров человеческого счастья. Свеча догорела. Я понял, что  перестал слышать голос. Больше не было весеннего восторга, только иногда мне ста-новилось очень горько, как бывает только тогда, когда потеряешь что-то очень важное.
Но, увы!
Детство кончается…












Часть вторая
                                                                            1
Я усердно придумывал свой другой, неземной, мой мир.
Мир моих грёз…
Там всё так хорошо и без слов понятно, где ничего и никому не надо ничего  доказы-вать.
Где всё ясно без слов.


А тяжелее всего, в этом лучшем из миров, быть одному.  Всю свою жизнь, я  искал себе кого-нибудь, кто бы разделил  моё пребывание на этой ….  Не знаю на чём!

Есть у меня Подруга...
Точнее будет сказать - была...
Она...
А, кстати, почему Её нет?

Как  плохо устроен этот свет! Всё кончено, а я продолжаю ждать.
Неужели Она не чувствует, что сейчас, может быть, как никогда, мне нужно её присут-ствие?
Не то!
Ну, что ей до меня? Интересно, а чтобы я стал делать на Её месте? Не знаю…  У меня нет опыта.
 Это как в бушующем океане увидеть человека, понимать, что ему уже ничего не по-может, но броситься в этот страшный  водоворот, чтобы, даже, не доплыв до утопающего, самому погрузится на дно, обретя там  покой.
По всей вероятности толкает на это человека, желание свести счёты с жизнью, только он этого не понимает, и ему кажется, что он совершает подвиг, а на самом деле, он сводит счёты с жизнью, которая так тяжела…..

Человека судят, у него есть последнее слово и последнее желание, пусть их не выпол-нят, но он надеется на это. Я тоже судим  жизнью, неизвестно за что, но заранее обречен на смертный приговор, который подписан и только дело времени, чтобы его исполнить, не имею ни последнего слова, ни исполнения последнего желания….
Последнего….

Кто последний на исполнение приговора?
Вот и пришла моя очередь.
Я последний….
А кто за мной?

За всю свою жизнь я никогда так не думал. Всегда я старался причесать свои мысли под основную мысль толпы, повторяющую слова её  правителей. Скажи я сейчас что-нибудь такое, так меня тут же упрячут