взбунтовались сегодня ночью. Поэтому давай думать, как сделать, чтобы никто не понес урона. Можно конечно и враждовать, но пользы от этого не будет никому. Я хорошо понимаю твое сложное положение: поехал на легкую прогулку за неразумным простонародьем, а тут встречаемся мы и требуем половину твоей добычи. Даже если ты вернешь себе Кадира, тебя обязательно накажут за то, что не стал с нами крепко сражаться. А если начнешь сражаться, то при плохом вооружении потеряешь половину людей, и это тоже будет твоим большим просчетом. Поэтому предлагаю тебе хорошую сделку. Переселенцев и их имущество мы разделим… (визирь недовольно вскинул голову) Да, разделим! Это будет просто нужным прикрытием для нашего тайного большого договора. Я напишу на ромейском языке послание эмиру Кята, а ты напишешь от его имени Анвара послание эмиру Гурганскому… (Именно в Гурган на южный край Хазарского моря Дарник хотел плыть на биремах.)
– Кому? – у Ислаха от изумления округлились и рот и глаза.
– Эмиру Гурганскому, – спокойно повторил князь. – Послание о том, что Яицкое княжество стремится к торговле, а не к войне. И о том, что в Кяте уже есть торговое подворье князя Дарника…
– Но его там нет!
– К тому времени, когда я встречусь с гурганским эмиром, это подворье будет, прямо из восточной крепости двадцать моих купцов вместе с твоим войском поедут в Кят.
Визирь уже не возражал, а просто внимательно слушал.
– Своему же эмиру ты тайно, без свидетелей скажешь, что князь Дарник может пропустить через свои земли и снабдить нужными припасами арабское войско в походе на Хазарию. Вам не удается ее победить через Дербенские ворота, зато можете ворваться в ее плохо защищенные города и кочевья с востока.
– Ты забываешь, что Хазарию закрывает с востока Итиль-река, которую так просто не переплыть.
– Ее не переплыть, пока нет судов для переправы. У меня такие суда есть.
Ислах глубоко призадумался. Дарник терпеливо ждал, ему сейчас было так же интересно, как на переговорах с тюргешами. Его княжескому честолюбию уже мало было простых ратных побед, хотелось ввязаться во что-то более серьезное, что позволило бы вершить судьбы стран и народов.
– А ты сам присоединишься к нашему войску против Хазарии? – нашел нужный вопрос визирь.
– Это будет зависеть от ваших намерений. Если вы захотите просто напасть на Хазарию, разорить ее и уйти, то не присоединюсь. Если же вы придете, чтобы навсегда там остаться, то это совершенно другое дело. Но пока об этом говорить преждевременно. Мои двадцать купцов побудут в Кяте два месяца, а потом часть из них с хорезмскими товарами поедет назад на Яик. Я думаю, к этому времени кятский эмир придет к какому-либо решению и сообщит мне об этом вместе с купцами. По-моему это лучший выход и для тебя и для меня. Разделив переселенцев, ты отправишь часть войска с частью своих воинов назад в Кят. А другую часть поведешь следом за нами. В семи днях пути отсюда на север находится моя крепость Эмба. Там я передам тебе Кадира и других заложников вместе с необходимым запасом воды и еды.
Ислаху такой план не особо понравился:
– А почему нельзя отдать мне Кадира сейчас?
– Потому что тогда у тебя может возникнуть соблазн отомстить мне за ночной град камней. Здесь сделать это просто, а в Эмбе не получится. Своим архонтам можешь сказать, что мы обсуждали вот это разделение простонародья. О намерениях насчет Хазарии будет лучше, если ты расскажешь только эмиру. В Хазарии позволяют существовать моему княжеству лишь как защитной преграде против кутигур и тюргешей. Если там узнают о моих с тобой переговорах, боюсь, моему княжеству будет уже не жить.
Разумеется, все это сразу принять визирю было трудно, и он попросил время, чтобы хорошо все обдумать. Теперь требовалось еще как-то разделить кятцев. Это Дарник взял на себя. Проводив визиря, он позвал в шатер старейшин. Те выглядели крайне сердитыми – только сейчас Хосрой рассказал им об оплате за переселение на Яик.
Вперед выступил старейшина Маниах, высокий старик с волнистой белой бородой.
– Наш посол Хосрой, неверно изложил тебе, князь Дарник, наше прошение. Мы хотели лишь прохода через твое княжество, а не права поселиться в нем.
– Хосрой все сделал правильно, – встал на защиту посла Рыбья Кровь. – Если бы он иначе просил о помощи, ни один дарпольский ратник не тронулся бы в путь. И через три дня вас уже в Кяте продавали бы в рабство. Кроме ваших интересов у меня есть интересы моего войска. Оно состоит из наемников, а наемники все делает только за деньги. Мне больших трудов стоило уговорить их, что вы заплатите за свою жизнь и свободу не серебром, а поденной работой.
– Значит, если у человека семья состоит из десяти человек, он будет копать землю пятьсот дней и зимой и летом? Полтора года? – Длиннобородый неплохо считал. – Чем же твое рабство будет отличаться от рабства эмира? У них условия гораздо легче.
Да, я, кажется, в самом деле немного переборщил, спохватился Дарник, но уступать решил по-своему.
– В моем княжестве много молодых мужчин, но очень мало женщин. За каждую вашу невесту я уберу по тридцать дирхемов или сто пятьдесят дней работ. Если у вашего человека три дочери, то ему останется отработать лишь пятьдесят дней. А у кого будет четыре, тому я сам еще доплачу чистым серебром двадцать дирхемов.
Находившийся в шатре Корней, отвернувшись, беззвучно трясся от смеха.
– А почему ты, князь, не можешь потребовать, чтобы арабы вернули то, что у нас награбили? – ввернул вопрос Хосрой, приободренный поддержкой Дарника, перед своими старейшинами.
– Освободившись от вас, арабы стали для нас неуловимы. Просто так они золото не отдадут, кони у них лучше наших, и гоняться за ними по пустыне бесполезно. Зато можно будет считать, что за налоги эмиру вы расплатились сполна.
– Боюсь, все же, что наш народ на такие твои условия не согласится, – сказал Маниах, и старцы удалились из княжеского шатра в большом недовольстве.
– А если они, в самом деле, все вернутся в Кят? Нам тогда что? – приуныл Корней.
– Мы получили сто восемь замечательных коней, сорок мечей, строим Эмбу, проложили торговый путь в Хорезм, провели отличные переговоры на будущее, – перечислил Дарник, – а тебе все мало? И при этом не потеряли пока ни одного ратника.
Медлить между тем было нельзя, каждый час обходился в заметную потерю запасов воды. Редкие колодцы на старой караванной дороге могли обеспечить ею лишь сто-двести человек, но никак не десять тысяч ртов. Если у дарпольцев бочки и бурдюки с водой еще оставались, то в лагере кятцев питье уже выдавали по чашке на человека. Не намного лучше обстояло с этим и у арабов. Переговорщики же больше до конца дня не появлялись ни от Ислаха, ни от старейшин.
Ночь прошла тревожно. Рыбья Кровь не исключал арабского ночного нападения, поэтому все караулы были усилены втрое. Как потом выяснилось, опасались дарникцев и арабы, точно так бодрствуя и охраняя загоны для коней.
9.
Поутру каких-либо вестей ни от кого по-прежнему не было.
– Ну и отлично, – сказал Дарник воеводам, отдавая приказ сниматься с места.
Без суеты, но достаточно быстро стены фоссата стали превращаться в походные колонны. Колесницам с камнеметами вообще не приходилось разворачиваться, как стояли к противнику камнеметным ложем, так и тронулись за повозками, лишь теснее съезжаясь друг с другом в хвостовую защитную стену.
Тут-то арабы с кятцами и очнулись и забегали как заполошные. Вдогонку князю поскакали переговорщики от тех и от других. Кятцы сообщили, что две трети их семей хотят уходить с «хазарами», а треть уйдет с арабами. Арабы просили дать им время на собственное распределение: кто с кем куда идет.
– Хорошо, – отвечал и тем и другим князь. – В полдень у нас будет остановка, мы там вас и подождем.
Воеводы довольно усмехались – получалось, что не дарникцы требуют у кого-то свою добычу, а противник изо всех сил сам стремится вручить им эту добычу.
На дневку прежде останавливались, просто сбивши все колонны в тесную кучу, но сейчас терять бдительность не стоило, поэтому Рыбья Кровь приказал устраивать фоссат как положено: с оградой из повозок, колесниц-камнеметчиц и валом из мешков с землей, прикрытыми навесами коновязями и смотровой вышкой с било.
Первыми показались арабские конники, числом около тысячи, разбившись на пять отрядов, они скобой охватили дарникский стан, впрочем, держась от него на 3-4 стрелища. С вышки видно было, как конники спешиваются, разбивают свои палатки-навесы, выставляют караулы. Чуть погодя от центрального отряда отделились трое всадников со знаменем и направились к фоссату. Знамя безошибочно указывало на присутствие Ислаха.
Две стены княжеского шатра были подняты, но даже легкий ветерок мало помогал против полуденной жары. Когда Афобий поднес военачальникам по кубку с чистой водой, визирь, прежде чем выпить, сначала недоверчиво понюхал ее, опасаясь, что это вино.
– С вами, магометанами, трудно устраивать хороший пир, – посетовал Дарник, – вино не пьете, хмельной мед тоже.
– Про хмельной мед запрета в Коране нет, – с улыбкой сказал гость, он выглядел невыспавшимся с тенями под своими округлыми глазами.
Дарник выразительно глянул на воеводу-помощника, тот утвердительно кивнул: будет вам мед и все остальное.
– Не тот ли ты словенский князь Дарник, что воевал с александрийским эмиром на Крите? – неожиданно спросил визирь.
– А ты был на Крите? – слегка удивился Князьтархан.
– Я много где был, – «скромно» сообщил Ислах. – И в Константинополе, и в Дамаске, и в Александрии. Тебе там не приходилось бывать?
– Константинополь мимо проплывал, на берег не сходил, опасался, что за разгром Дикеи ромеи меня казнят, в Дамаске еще надеюсь побывать, на Ниле собирался немного попиратствовать, да ромеи для этого дела две биремы пожалели. Пришлось вот на Яик отправляться. А в Индии или у ханьцев тебе быть не приходилось?..
Нет ничего дружелюбней, чем обнаружить в собеседнике общее увлечение. На водяных часах поплавок не преодолел даже одно отделение, как два вчерашних противника уже напропалую хвастались, что успели увидеть за свои путешествия и узнать. О кятцах вначале не упоминали намеренно, а вскоре и вовсе забыли. Принесенные блюда с жареным мясом и хмельной мед еще больше добавили оживления. Князь извинился, что у него, увы, закончились фрукты и сладости. А у меня есть, сказал Ислах и один из его сопровождающих во весь опор помчался за ними в арабский лагерь.
Пыльное облако возвестило, между тем, о приближении переселенцев. А чуть позже Афобий объявил о появлении кятских старейшин.
– Очень не хочу слушать снова ваши споры, – сказал Рыбья Кровь визирю. – Можешь пройтись по фоссату. Посмотришь наши войсковые секреты.
При выходе из шатра Ислах нос к носу столкнулся к идущим к князю старейшинам.
– Кятский визирь согласился любезно проводить нас с вами до земель моего княжества, – объяснил старейшинам через Ерухима Дарник.
Длиннобородый Маниах смотрел мрачно.
– Хватит ли твоих, князь, запасов воды, чтобы мы все преодолели путь живыми?
– Если быстро будем двигаться, то хватит, – отвечал Дарник.
– Может ли князь дать нам повозки для стариков и беременных женщин?
– Повозки не дам, но
