это был на нее не в претензии. В родовом селище Дарника треть детей умирала, не дожив до года и еще треть – не дожив до пяти лет, поэтому видеть сына для него было всегда радостью пополам с тревогой, уж очень опасался, что за ратные успехи ему придется платить самым дорогим и важным. Опыт со старшими сыновьями, к которым он почти не приближался до пяти лет, оказался весьма удачным, и сейчас он по мере сил старался повторить то же самое – пусть еще четыре года Альдариком занимается жена, кормилица и дядька-воспитатель, а он будет поглядывать на него лишь издали.
В перерыве между любовными утехами при свете масляного светильника прочитал послания старших сыновей. У обоих все обстояло более-менее благополучно. Смуга даже собирался из Новолипова наведаться к отцу на Яик. А Тур из лесного Липова писал, что его уже сватают к дочери соседнего князя, и дядя Борть хочет, чтобы Дарник непременно был на будущей свадьбе. Тайные точки в посланиях указывали, что написанное соответствует истине. Предложение толстяка Бортя прозвучало как великолепный вызов, который князю тотчас захотелось принять. Если до Новолипова от Дарполя была добрая тысяча верст, то до Липова приходилось накинуть еще полтысячи. Хотя если без заезда в Новолипов, а от Ирбеня подняться верст на триста вверх по Итиль-реке, а там напрямик через леса, то и не так далеко. А если еще по Левобережью Итиля проложить ямную гоньбу, то и совсем доступно.
Вот только что это жена притихла чем-то озабоченная?! Али не рада пылкому мужу?!
– Я беременна, – призналась она на его настойчивый расспрос.
– Так это ж здорово! – обрадовался он. – Срочно начинаю закладывать новое княжество для нового сына.
Но жена не разделяла его восторга.
– Если девочка, то будет княгиней, как Калчу, – по-своему понял он ее.
– Евла тоже беременна, – выложила свою печаль Милида.
– Ну и что? – досадливо передернул он плечами. – Не сравнивай себя с наложницей. Ты это ты, а она вечно будет вторая или даже десятая.
– Но ты ее сыну тоже захочешь княжество дать?
– Только самое-самое маленькое! – засмеялся он.
И снова она не поддержала мужниной веселости.
– Скажи, а ты не мог бы ее куда-нибудь отселить из Дарполя?
– А потом и Лидию следом за ней?
– Неужели они в чем-то лучше, чем я?
А он-то простодушный так надеялся, что после года в Дарполе, после Курятника она давно примирилась со своей участью первой, но вовсе не единственной жены.
– Сейчас ты самая лучшая и каждую ночь мне хочется возвращаться только к тебе. Но если я Евлу и Лидию куда-нибудь отошлю, вместо них обязательно кто-то еще начнет строить мне глазки. Хочешь рискнуть и соперничать с новыми будущими наложницами?
Разумеется, никакими разумными доводами победить женскую ревность и обиженность было невозможно, а вот если жарко прошептать ей в самое ухо: «Все мои ночи это только твои ночи», то уже и ее улыбку удовольствия получить можно.
Разбудил его запах свежеиспеченных лепешек. После трех недель недожаренного змеиного мяса и сваренных в воде сухих яблок и абрикос такое никак нельзя было пропустить. И еще не полностью открыв глаза, он уже жевал, наслаждаясь дивным вкусом горячего хлеба. Милида с готовностью подавала ему питье: виноградное вино и квас и что-то рассказывая. Похвасталась своими успехами в словенской и ромейской грамоте. Последнюю она учила по «Жизнеописанию словенского князя» Отца Паисия и все порывалась продемонстрировать это мужу.
– Моя ты грамотейка! – поддразнивал ее Дарник, осыпая поцелуями.
Вот только, что за странные слова вдруг вторглись в ее милый щебет?
– Ты не должен его казнить. Умоляю тебе: не казни его, помилуй! Ты же сам велел всем становиться богатыми, вот он тебя и послушал…
– Да кто он? О ком ты?
Слово за слово выяснилось, что две недели назад в Дарполе обокрали войскового казначея Зарубу, стащили из его дома аж сорок дирхемов. Столь крупную сумму Заруба объяснил запасом серебряных монет, захваченных им якобы еще из Новолипова. Писарь Агапия, проводивший дознание, в шутку поинтересовался: а где у тебя спрятана основная часть войсковой казны, и стал весело осматривать половину избы, что Заруба занимал со своей женой-хазаркой. Подвинул хозяйский ларь и в земляном полу заметил свежее вскапывание, ткнул туда острием клевца и клевец в чем-то деревянном застрял. Стало совсем интересно, несколько движений лопаты и на свет появился сундучок с полусотней золотых динаров и двухстами дирхемами. Подумали о краже войсковой казны, пошли смотреть там, но все серебро, золото и медь согласно описи были на месте.
Заруба сначала лепетал что-то про оставленные ему на сохранение монеты ушедшими с Потепой на север ратниками, даже имена называл, но ему не поверили. Призванный на правеж Агапием и устрашенный пыткой он признался в обычном подлоге, что в сговоре с Сигибердом они отмечали во всех расходных списках завышенную в полтора-два раза цену на товары, получаемые из Хемода, а полученные излишки монет делили между собой. Вместе на двоих обчистили войсковую казну почти на тысячу дирхемов. Сейчас оба они доставлены Агапием в Эмбу в ожидании княжеского суда.
Обрадовала так обрадовала! Вся нега и расслабленность мигом слетели с Дарника. Выходит, не совсем она соскучилась по любимому мужу, а приехала чтобы защитить своего дядю.
– Да не буду я никого казнить, успокойся, – сказал он расстроенной жене, оделся и вышел из гостевого дома.
Все воеводы уже поджидали его снаружи. Среди них находились не только Агапий и Калчу, но даже Ратай, – а этому чего в пограничном городище понадобилась, или Агапий их с Калчу захватил для поддержки при обвинении дяди Милиды?
С улыбкой всех поприветствовав, Рыбья Кровь вместе с ними двинулся на осмотр Эмбы. Посмотреть уже было на что. Правильный квадрат с сухими рвами, трехсаженным земляным валом, восемью камнеметными гнездами из мешков с землей и четверо ворот, снабженных дополнительным валом-скобой, прикрывающими вход, так чтобы в сами ворота можно было пробраться, лишь проехав вдоль земляной стены под прицелом лучников и самострельщиков. Река у южного вала окончательно усохла, превратившись в отдельные плёсы с мелкими перекатами. Ну да все равно, воды в колодцах, выкопанных в городище и дальше вдоль реки, хватало на всех. Больше всего удивляло количество уже построенных Длинных домов, «корзин» и бань. А когда влез на шестисаженную сторожевую вышку из связанных между собой жердей, то увидел в десяти верстах на запад верхушку точно такой же вышки Эмба-Пристани, что располагалась на морском берегу у пересохшего устья реки.
Если по военной части к Гладиле можно было как-то придраться, то по хозяйским делам он оказался большим докой. Это ему принадлежала мысль превратить Ватажную гоньбу в Гоньбу для повозок и колесниц со сменой упряжных лошадей. За конниками они конечно угнаться не могли, но пятидневный путь в два с половиной дня благодаря сменным лошадям покрывали запросто. Пока князь обходил крепость, как раз прибыл очередной обоз из Дарполя и стал понятен секрет большой стройки: шесть повозок и четыре двуколки были гружены брусьями, жердями и досками уже выпиленных определенной длины и толщины, только складывай как надо и вбивай гвозди. Порадовало и изрядное количество пригнанной скотины: овцы, свиньи, козы и даже коровы – признак не кочевого, а постоянного стана. Снаружи крепости имелось даже малое торжище, на котором два десятка пришлых степняков меняли своих овец и верблюдов на топоры и лопаты. Гладила похвастал, что уже отправил в стольный град шесть возов с шерстью. А Ратай с гордостью показал свою новую колесницу, на которой в Эмбу приехала Милида. Днище колесницы было укреплено на четырех толстых стальных пружинах, отчего при езде зубодробильная тряска в ней превращалась в приятное покачивание.
Потом в Длинном доме в большом воеводском зале состоялось славное застолье. Тут-то выяснилось, что воеводы съехались сюда больше из любопытства, чем по надобности – всем хотелось посмотреть на арабских «провожатых» князя, великих южных воинов, которые уже много лет держали в страхе Романию, Хазарию и всю Великую Степь. Услышав об этом, Рыбья Кровь вздохнул с облегчением, он-то опасался, что бескровный поход и малая добыча будут поставлены ему в укор, а вышло наоборот, именно факт догоняющих каждый день дарпольцев кятцев и арабов изумлял и восхищал его ближних советников. Говорили и о делах. Агапий хотел узнать, как устраивать в Дарполе кятцев и получил подробные указания. Тарханшу интересовало, как проявили себя ее кутигуры, что для князя тоже было кстати – сам он все не мог решать, как наградить юниц, что пленили эмирского сына:
– Ведь, по сути, они спасли все войско от большой крови, но при этом нарушили мой приказ брать только лошадей. А награда им станет поводом и другим для ослушания. И не закружится ли голова у пятнадцатилетних молодок от большого поощрения?
Калчу вполне разделяла сомнения Дарника и обещала подумать, как поступить.
Ратай же сам нагрузил князя большими заботами. Рассказал, что построил разводной мост на Яике.
– Как это разводной?
– А вот так! – Чудо-мастер прямо на столе с помощью положенного на бок кубка показал, как мост, укрепленный на сорока пустых бочках, подобно огромной двери отчаливает от берега и течением разворачивается поперек реки, удерживаемый длинной цепью, намотанной на береговую лебедку. Когда надо – крутишь ручку лебедки, и мост снова причаливает к берегу, пропуская биремы и лодии.
Калчу и Агапий подтвердили, что сейчас действительно, все повозки из Дарполя беспрепятственно переезжают на Левобережье.
– Самое главное, что меня на такую же работу и Хемод сватает, – продолжал хвастать главный оружейник.
– Что у них свои мастера уже закончились? – усомнился князь. – Посмотреть на твою придумку и просто ее повторить?
– А у них там река шире и одним пролетом моста не обойдешься. А два пролета только я один смогу осилить. Триста дирхемов, однако, предлагают.
– За то, чтобы они впредь сами все торговые караваны из Хорезма у себя пропускали?
– Я как знал, что ты так скажешь! – даже обрадовался Ратай. – Поэтому потребовал у них письменный договор, чтобы по этому мосту могли переправляться одни хемодцы. Они и на это согласны. Ну, так как?
– Делай! – коротко разрешил князь. – Но я бы четыреста дирхемов с них слупил.
Про привезенных преступников разговор не заходил, хотя все понимали, что Милида наверняка успела заступиться за своего дядю.
– Теперь к «этим», – велел Рыбья Кровь, поднимаясь из-за стола.
Сигиберд с Зарубой содержались в отдельной каморе в соседнем Длинном доме. Две войлочные подстилки на земляном полу, поганое ведро в углу, братина с водой на чурбачке – вот и все убранство. Арестанты сидели на полу, при виде входящего князя живо вскочили на ноги. Вонь и полумрак не располагали к разговорам.
– Пошли, – сказал Дарник Сигиберду.
Не выходя наружу, прошли на другой конец дома в оружейную камору. Здесь среди щитов, копий и самострелов было самое подходящее место, караульный даже два трехногих табурета принес. Князь сел первым, знаком указал тервигу тоже сесть. Сигиберд выглядел расслабленно, двухнедельное
