надвинутую почти до самых глаз, нелепую старомодную шляпу.
- Почему ты ждал так долго? Неужели ты раздумывал над выгодой предательства? И почему ты настоял на личной встрече, здесь? Пытаешься понять в силе ли мы ещё? – Синие глаза уставились на Шамада, источая холодную ярость, казалось, физически осязаемую. Герцог прибыл самолично, а не призвал Шамада к себе, это уже говорило о многом, в частности о том, что он почуял неладное, но ещё не слишком усомнился в своём командующем, пойдя на риск встречи на оперативных просторах, а также о сохранении прежней уверенности в себе. Следовало быть очень осторожным, о его прозорливости давно сложили легенды.
- Господин герцог, неужели вы хоть на мгновение усомнились в моей преданности? Я просто вынужден был проверить информацию, поскольку мать даймонов входит в ваш ближайший круг доверенных лиц, и я не хотел бы бросить на неё тень недоверия, не имея на то доказательств. К тому же я не хотел появляться при дворе – во избежание ненужных, ни вам, ни мне слухов. – Грозный бесстрашный полемарх было нахмурился, но затем его лицо приняло оскорбленное выражение, почти детское.
- Шамад, ты вырос на наших глазах, мы помним тебя пылким юношей, гоняющимся за суккубами в нашем саду сакур. Мы помним, как ты сломал свой первый меч в схватке с Вассаго и, разозлившись, победил его голыми руками. Мы знаем, ты всегда был предан нам. Мы ценим и любим тебя как сына. Но, ответь честно – ты усомнился в нас? – Герцог мягко положил руку на плечо полемарха и немного надавил.
- Мне было сновидение, господин герцог. Огромный орёл терзал вас, прикованного к скале, вы повернули лицо ко мне и сказали, глядя в глаза – «мальчик мой, tempora mutantur et nos mutamur in illis». Шамад прикрыл веки и вздохнул. – Я путешествовал за край ночи.
- Ты становишься взрослым. Так и есть, мальчик. Времена, действительно меняются. Но есть и нечто неизменное – это преданность, чувство долга. Ты по-прежнему верен нам? Можем ли мы, как и всегда, довериться тебе и рассчитывать на тебя в дальнейшем? – герцог был напряжен и серьёзен как никогда прежде. – Огромная сила сосредоточена под твоим началом, Шамад. Как ты используешь её – во благо ли этому миру?
- Благо ли мы несём, господин герцог? Я всегда верил в наше дело, и в то, что люди заслужили быть избавленными от страхов, которые им внушает их религия, вера в Бога, от чувства недопустимости пересечения нравственной черты, которое дарует внутреннюю свободу и открывает дорогу в неизведанное, в отрицание самоограничения и самонаказания за греховные, с точки зрения веры, мысли, в то, что отринувшие независимость мысли будут неизбежно преданы Страшному суду, как посягнувшие на святое. Богобоязненность, самобичевание, угрызения совести – лишний груз, барьеры, останавливающие самовыражение, реализацию себя. Это всё виделось мне палками в колесах человеческого прогресса. Но сейчас, я думаю – а нужно ли это людям? Так ли им будет хорошо в том будущем, которое несём им мы? Способны ли они выжить в нём и не сойти с ума от одиночества, взяв всю ответственность за жизнь на себя? – Шамад говорил так же пламенно и резко, как разил врагов герцога когда-то. – И я задаю себе вопрос – а изменились ли вы, мой герцог, за прошедшее время? Так ли вы уверены в нашем деле, как и раньше? Что мы для этой реальности, и для остальных? Может быть мы действительно – зло и погибель душ человеческих? Я верю вам, но я стал сомневаться в нашем предназначении. Хотя, «Эразм посмел сразиться с Лютером…», может, я многого и не понимаю, и вы, в своей башне из слоновой кости просветлённой гениальности, презираете меня и недалёкость моей мысли, но ведь вы уже давно ничего не обсуждаете со мной. Вы сослали меня на почётную должность в эту дальнюю реальность. Неужели вы думаете, что именно в этом мире произойдут решающие события, не слишком ли надеемся на этот сценарий?
- Ты бы ещё спросил: а не слишком ли горячи сковородки в аду? – Герцог явно расслабился – он имел дело с прежним идеалистом и гордым рубакой Шамадом, которого давно знал и не опасался. Следовало, как и раньше, лишь убедить его в правильности своего курса. – Здесь самый горячий участок холодного фронта. Уж не хочешь ли ты нарушить принцип причинности? Одно неизбежно влечет за собой другое. В целом, это трансдуктивное умозаключение – ты веришь нам, а мы верим в наше дело. Ведь это мы дали человеку логику. Мы дали человеку всё. Кроме безосновательной, сбивающей с правильного курса религии. Религия вынуждает следовать за переменчивым ветром истории, склоняясь перед его силой, подстраиваться под него, бесцельно мотаясь по водной пустыне, бесконечно отступая. Мы же учим преодолевать его галсами, хотя мы даём человечеству не только парус – логику, но и двигатель – технический прогресс.
- Но может религия, как вера, важнее суммы данного нами? Может она и включает в себя всё это, а целое, без сомнения, больше, чем сумма его частей, это качественно иное состояние составляющих. Для этого нам следовало бы понять – что есть вера для человека? Лишь идея или суть могущественной силы свершений? – Шамад наклонился к герцогу и добавил доверительно и весомо. – Где истина? Как знать?
- Неужели же поиски химеры истины ещё способны столь сильно помутить разум? Как сказал бы один знакомец: «Вы, полемарх, воля ваша, что-то совершенно нескладное себе придумали! Оно, может, конечно, и умно, но обычным людям, как и легионам даймонов под вашим началом, больно уж непонятно будет. Над вами потешаться будут, и вслед за вами не пойдут – для них всё четко очерчено – вот здесь, значит – белое, а вот это, стало быть, чёрное». Вот и всё. Третьего, как известно, не дано. Да и не требуется. К чему, оно, третье? Умы только смущать компромиссными альтернативами? Звёздные часы человечества показывают полночь – время действовать – это перевал точки ноль и отсчет новой эпохи, эпохи наших побед.
- А может это лишь начало следующего извечного цикла? – Шамад мигнул и отвел взгляд. – Может это бег по кругу?
- Зато обсохнем, - коротко хохотнул герцог. – Замкнутый круг может таким лишь представляться, если рассматривать только одну его проекцию, на самом деле, представляя собой спираль. И, на каждом её витке, мы побеждаем. Люди меняются медленно, но всё же, за текущие тысячи лет становятся заметно изощрённее в обмане себе подобных и самих себя, создавая всё более эффективные способы, как уничтожения, так и поддержания жизни, соблюдая предписанный баланс, и, в то же время, пламенно желая нарушить его древний уклад. Их сущность перекраивается всё больше по нашему образу и подобию. Скоро они вырвутся из своей колыбели и достигнут звёзд, завоевав вселенную, явив собою совершенство борьбы противоположностей. И мы будем рядом с ними. Мы все лишь в самом начале пути. Настоящее движется в будущее и превращается в прошлое одновременно. Нам необходимо, чтобы ты предпринял следующее…
Подошедший официант почётно и торжественно нёс до умиления непроницаемое выражение лица, являя собой собирательный портрет всех своих коллег в мире, хотя и напоминал крупье своим бело-красным облачением, но полотенце, небрежно накинутое на предплечье, смазывало впечатление уже бросившегося вскачь воображения, что сейчас последует предложение делать ставки. Шамад даже как-то подобрался, развернувшись в его сторону. Почувствовав в сидящих за столиком что-то не соответствующее образу обычных туристов, тем не менее, почти без акцента спросил их на английском:
- Что вы желаете на аперитив? Мартини? Может быть, шерри? А может быть, наш "Огонь Мефистофеля"?
- Оксид водорода, я думаю, вполне подошёл бы. Сегодня, как никогда, мне нужен ясный ум. – Шамад не мог удержаться от шалости даже в присутствии своего сюзерена. Официант, так и не поменявший выражение лица, отошёл.– Время теперь решает всё. Предатели могут опередить нас, подготовив массы к перевороту.
- Ты слишком переоцениваешь их вес – всего лишь пятая колонна, хоть и чересчур активная. – Герцог снова ощущал себя хозяином положения, истинным и непреложным правителем этого и сопредельных миров.
- Главное, чтобы пятая колонна, не превратилась в пятый легион. – Пробормотал Шамад себе под нос и немигающим взором военного снова уставился на герцога.
Безусловно, ехать придётся сегодня – Шамад обрёл былую решимость, план уже полностью оформился у него в голове и промедления не допускал. И, уж во всяком случае, нельзя было заставлять принца ждать.
