Цербер и Кент сразу вспомнили этот случай. Да, это они с подельником грабанули того купца, а когда зарезали, то сбежали. А когда их взяли, то удивились, что им это не вменяют.
Кент тогда в камере говорил:
– Не нашли, наверно.
А оказалось, что преступник уже под это дело у жандармерии имеется.
На прогулке Кент шепнул:
– Слышь, Церберек, прессовать мальчонку не будем. За наш косяк и за жандармерский он здесь.
– Согласен.
Так шли дни за днями. Ничего не происходило. Да и что может произойти в остроге? Да ничего. Завтра, обед, ужин, прогулка.
Было все очень плохо. Ппарень почти сломался. Он был уже на грани. Осознание того, что он ничего не сделал, а находится здесь, его давивало с невероятной силой. Он повторял много раз, даже во сне «Как тут плохо. Как плохо».
В один из таких моментов сокамерники пытались его утешить. Случается, что даже у людей, похожих волков, почти потерявших все человеческое, появляются проблески человеческого сознания. Такое отношение к нему было у Цербера с Кентом, что называется по-своему. Их так называемая «поддержка» в какой-то степени ему помогала. Действительно, нелегко остаться человеком в остроге, где уже нет ничего человеческого почти. Утро, день, вечер, ночь. Практически утрата чувства времени.
– На прогулку, собаки, – звучал хуже приговора голос конвойного. Это сводило с ума.
Однако же время шло. Подошло время и приговора. Церберу с Кентом дали 10 лет каторги, их молодому сокамернику, сочтя, что дело мутное, дали 5 лет каторги. Оказавшись в камере, все понимали, что это их последние дни. Было все предрешено окончательно и бесповоротно. Скоро их отвезут на этап. Что их ждет, они не знали.
Малява с воли
Острог – это то заведение, где жизнь идет по своим законам и правилам. Однако связь с волей отнюдь не утрачивается. Могут записки придти. Их принято называть малявами.
Через два дня был назначен этап. Оставалось две прогулки. В одну из прогулок конвойный подошел к Церберу очень близко и почти незаметно сунул руку в карман. Придя в камеру, тот обнаружил в кармане свернутую бумажку.
Открыв ее, он увидел, что там что-то написано. Почерк был знакомый. Писал их подельник, тот третий, которого не взяли. « Братва, я имею карту, где указано место клада. Бегите, я вас буду ждать в Тамбовской губернии в селе Клюево».
– Смотри, – показал он Кенту.
– Да, Мася сукой не был никогда. Интересно, где он карту добыл?
– Мася может, – добавил Цербер.
– Думаешь, можно что-то найти?
– Не знаю, но на каторгу тоже неохота, тоска.
Они решили, что при пересылке зарежут конвойных и убегут в Тамбовскую губернию, в село Клюево, а там их будет ждать Мася, с которым попытаются найти клад. Решение далось довольно просто. Отчаянные уголовники, ничего не боявшиеся. Одна-две загубленные жизни их не остановят.
Наступил вечер. Засверкали звезды. Луч от луны тускло проникал в их камеру. Страха не было. Была жажда приключений и необычных событий. Оба знали друг друга довольно давно. Терять им было нечего. Они были совсем другими. Родившись отчаянным, умрешь таковым. Вот они и стали такими. Бандитская жизнь прельщала. Романтика, погони, кражи, убийства. Вряд ли эти люди смогли бы жить по-другому.
Особого плана побега у них не было. Им было все равно. Работать на каторге не хотелось вовсе. А тут намечалось очередное приключение. Предстоящие события захватывали.
И вот настал этот день. Подогнали телеги, намечался этап на каторгу. Вся тюрьма была в оживлении.
Перегон заключенных – опасный момент, который может привести ко всему чему угодно. Охранники тоже люди, а человеку присущ страх. Каждый из осужденных – это потенциальная опасность для себя и других людей. Цербер с Кентом были особой опасностью. Не первый раз, уже с опытом.
Итак, наступил день этапа. Двое приятелей были готовы ко всему намеченному.
– По пути сбежим.
Это решение было окончательным и бесповоротным
Побег
Все погрузили, этап двинул в путь. Казалось, ничего не намечалось нового. Один из охранников был довольно опытным. Видеть все и всегда было его задачей. Обратив внимание на двух осужденных, он заметил их оживление. «Наверное, побег», подумал он.
Цербер с Кентом дождались вечера.
– Ключи от кандалов у него, – сказал один другому, указав на впереди идущего охранника.
– Вали по тихому, – прошипел Кент.
Цербер вынул веревку и накинулся на охранника. Тот не успел даже дернуться, как был задушен. Никто ничего не заметил. Этап спал, а Цербер был профессионалом по бесшумным убийствам.
Получив ключи от кандалов, они их открыли и по-тихому уползли в лес, находящийся неподалеку.
– Свобода!
– Да, свобода!
Их опьянило это состояние, что намеченное получилось.
– Разжиться бы провиантом, да в Клюево бежать.
Первая задача была выполнима. Недалеко была деревня, ограбить любого крестьянина – вот тебе и провизия. А вторая – непонятно пока. До села этого была 300 км. Нужны были лошади с телегой.
– Ладно, сегодня ночью и определим. Там, наверное, шухер поднялся, быстрее надо, ищут.
В ту же ночь они ограбили крестьянина. Им повезло, напали на богатый дом. Лошади тоже там оказались.
В спешке Кент прихватил портрет молодой девушки с темными волосами, висящий на стене.
– Смотри, какая ляля, – показал он своему другу.
– Смотри-ка, здесь чего-то написано.
– Точно, «Еремеева Ольга Васильевна».
– Красивая ляля.
– Ладно. Не до портретов. Двигать надо.
И они сели на лошадей и двинулись вперед. Думаю понятно, что они умудрились ограбить родителей Ольги, жены местного молодого барина, сейчас служившем священником в том же селе, где, по уверению Маси, имелся клад.
А пока они ехали на лошадях в Тамбовскую губернию, село Клюева в поисках Маси и возможного клада.
Околели лошади
Преодолев около 200 километров, оба были измучены до невероятных пределов. Такая жизнь их измотала очень сильно. Казалось, что все, что уже не выдержать.
Однако же кое-как они продвинулись еще на 40 километров. Оставалось немного и вот-вот уже должно показаться село Клюево, доберутся до условного места, а там их и Мася встретит. Однако на этом участке от голода и непрерывной езды их лошади окалели. Это было как нож в спину. Оба оказались в какой-то прострации.
– Что делать?
– Ногами и вперед.
Идя и спотыкаясь, они пошли вперед. Что их ждало? Мася или полк жандармерии, они не знали еще пока.
Совершенно измученные они добрались до села, до какого-то дома и тут Кент потерял сознание.
Залаяла собака, двери отворились. Перед ними предстал молодой священник, весьма удивленно смотревший на нежданных гостей. Их измученный вид и арестантская роба ему о многом сказали.
– Накормить надо, в дом давайте.
Опираясь друг на друга, они пошли за ним. В доме, увидев Ольгу, Цербер прошептал:
– Ляля, не может быть, – и потерял сознание.
– Что он имел в виду? – спросил ее Слава.
– Я этих людей впервые вижу.
Прошла ночь. Наутро они пришли в себя.
– Откуда такие? – спросил их Вячеслав Петрович.
– Сиди, не дергайся, ваше благородие, – ответил Кент.
– За хлеб, за соль спасибо. Мы уходим. Наведешь кого, порежем.
С этими словами они ушли. Ольга со Славой остались одни.
– Необычные гости у нас были. Не понимаю, откуда один из них мог меня знать?
– Что теперь делать, а?
– Ничего не делать. С такими людьми лучше не связываться.
– А долг гражданский?
– А безопасность? Ты их накормил, поступил по-христиански. Не переживай, Вячеслав Петрович.
Они жили вместе уже два года, но привычка называть его по имени, отчеству у нее осталась.
Вячеслав Петрович все это время служил в местной церкви, наставлял людей. Ему казалось, что все так и должно быть.
Ольга Васильевна, примерив на себя роль попадьи, была довольна своим уделом. Жизнь шла вперед. Можно было уже вести счет душам, которым смог словом и делом помочь Вячеслав Петрович. В этот список можно внести и двух уголовников, бежавших с острога.
Часть 3. Привет из прошлой жизни
Больно
Смотреть на лес было очень грустно… Шел обычный день, наступал полдень. Человек с бородой сидел в своей хижине. Брюки-клеш на подтяжках делали его плотный, круглый живот еще более выпуклым. Его бородка придавала ему козлиный вид. Человек напоминал постаревшего героя американского фильма времен дикого Запада, где в ходу были ковбои.
Человеку было очень грустно. Он был один уже много лет. Все разъехались, даже в окрестности почти не осталось соседей.
День господина Джона начинался с того, что он вставал, умывался и отправлялся к своему быку Гебри. Джон еще по привычке держал скотину, когда-то это была ферма, а сейчас остался только Гебри и несколько гусей.
Душа была похожа на выжженную пустыню.
Джон выходец с американского плато. Он оказался в Тамбовской губернии случайно. Жизнь вообще непредсказуема. Так случилось. Смотреть было тяжело на него.
Это была старая добрая Англия со своими особенностями и приветами. Смотреть на Лондон было безумно интересно. Мистер Джон был уже не молод, но еще и не стар. Воспоминания брали верх. Ночью снилась Россия с ее снегами, огнями, крепостными. От этого становилось еще больнее. Душа рвалась туда, к снегам в Россию. Почему рвалась? Воспоминания вызывали боль, копание в прошлом. Безумно болела душа. Мистер Джон сейчас английский фермер, в молодости жил в России, в заснеженной Сибири в Тамбовской губернии. Воспоминания вызывали боль. Он был солдатом английской армии, так как была война с Россией. Он был врагом для этой страны, как и вся их армия. Он часто вспоминал храбрость русских солдат и партизан. Англия проиграла. Сейчас Джона волновало совсем другое. Он вспоминал одно из сел Тамбовской губернии. Их полк там стоял недалеко от этого села. Красивая местность. Кругом лес, село находилось на небольшом пригорке. Домов было мало, половина пустых. Все ушли в партизаны.
Джон всю жизнь восторгался российской храбростью. Жителей оставалось немного. Их дом стоял на окраине села, а еще и была молодая девушка. Да, мистер Джон был с ней знаком тогда очень близко. Любил он ее. Однако война закончилась, англичане были разбиты, и о чем-то общем с врагом было нельзя говорить, это было угроза жизни для обоих.
Джон не мог рисковать своей Кетрин, по-русски – Катей. Уехал в Англию, она осталась в заснеженной России. Да, у мистера Джона была семья, дети, сейчас уже были внуки, но из души не ушли воспоминания о заснеженной России. Они и не уйдут никогда уже. Джон это понимал.
А сейчас было больно. Боль бралась неоткуда. Он боялся смерти. Ему хотелось увидеть Катю, свою любимую Кетрин. Он не знал, как это возможно, и жива ли она вообще. Может быть, она уже умерла. Ведь Джон в России никогда больше не был с тех пор. Но кроме душевной боли, была вера, вера в то, что, может быть, и получиться побывать в России, последний раз увидеть Катю. Вера во встречу с Катей вселяла надежду. Он жил только этим – надеждой. Надеждой на лучшее, на то, что еще все получится. Пусть в его душе продолжала жить война, русские солдаты, атаки, но в его душе еще жила его Кетрин из заснеженной Тамбовской губернии.
Может быть, я успею…
Однако же вернемся в Россию, к Ольге Васильевне и Вячеславу Петровичу Муруговым. Все было как обычно. Служба, дом, забота. Ольга была беременна второй раз. Ожидалось по второму разу счастье.
Слава уже давно не
