количествах. После чего шерсть прямо на месте превращали в пряжу и везли в Новолипов, где две сотни ткачих превращали ее в разного качества сукно.
– А какой смысл, если и в словенских княжествах его предостаточно? – поначалу возражал Дарник.
– На то существуют особые торговые пошлины, – объяснял ромей. – Обложишь ими чужое сукно, которое будут везти в Урган и Таврику и покупать будут только твое. Ты же сам говорил, что избавиться от набегов степняков можно, дав им достойную плату за то, что они могут продать.
Разумеется, все купцы взвыли, когда при досмотре их товаров не только за сукно, но и за выделанные кожи и войлок стали требовать пошлины равные цене самих этих товаров, но ничего не поделаешь – новый властитель степи устанавливает свои законы! Чтобы все это раскрутить как следует понадобилось год или два, но в итоге результат получился весьма внушительным – хазары ни о чем кроме своих бесценных овец уже и не думали.
Дотянулась рука Дарника и до Ургана, а затем и до Калача. С калачским тудуном был подписан договор о самой малой пошлине для лодий Липова. И теперь липовские купцы, проплыв тысячу верст по Липе, Танаису и Сурожскому морю мимо ромейского Ургана вдруг с немалым изумлением оказывались на пристани в Новолипове, встречая немало своих знакомцев и родственников из своих далеких лесных селищ.
В следующее лето прокладывание дороги от Новолипова на запад до Ракитника и на север до Усть-Липы было завершено. Получилась этакая Большая дорожная дуга. Если прежде Липовские земли были вытянуты узкой полосой с севера на юг от Перегуда до Усть-Липы, то теперь к ним присоединились двести верст по Гребенской земле и четыреста верст от Новолипова до Ракитника. Двух хазарских полков уже не хватало даже на южный путь, и Дарник стал набирать в свое войско всех, кто желал ему служить. Жалованье новичкам в первый год не платили, но это мало кого останавливало, желающих получить коня, оружие и доспехи и красоваться в них в дальних поездках было предостаточно. В короткое время количество воинов за счет бродяг других племен и народностей возросло вдвое. Впрочем, надзор Южного войска простирался лишь до Усть-Липы, опеку северного отрезка Большой Дуги осуществлял Борть на пару с Всеславой и ее короякской родней.
Вот оно – настоящее мое предназначение, не раз довольно размышлял Рыбья Кровь, успешно поддерживая у своих воевод и гридей ощущение, какие они все бравые вояки и вот-вот добудут себе новой воинской славы, только надо найти доброго противника, иначе и мечи доставать не стоит.
Свою третью хазарскую зиму Дарник провел в дальнем походе на Перегуд. Преодолев восемьсот верст через Бродницу и Корояк, вышел через месяц с полутысячной дружиной к самому северному своему владению. В Перегуде князя, освободившего их когда-то от норков, никак не ожидали и даже сперва не хотели открывать городские ворота.
– Даю вам два часа на подготовку достойной встречи, – передал Рыбья Кровь вышедшим к нему переговорщикам. Через два часа ворота распахнулись, и княжеская дружина вошла в посад и крепость.
Перегудцы оказались правы, когда, изгоняя Кривоноса, говорили, что князь добрый и все им простит. Князь и простил: велел всех горожан внести в податные списки, и подымье превратил в полюдье – теперь подати решил собирать не с домов, а целиком с города. Не хотели прямого правления княжеского наместника, разбирайтесь теперь отцы города сами, с кого какую личную подать брать, чтобы выйти на одну общую сумму.
– Так они бедняков вообще из города изгонять станут, – предположил Корней.
– Пусть изгоняют, больше будет кругом селищ и городищ, – вполне допускал Дарник.
При возвращении в Новолипов его ждала печальная весть: хан Сатыр умер, и тарханы собирали съезд выборных людей, чтобы провозгласить нового хана. Куда же без старшего тудуна? И Дарник отправился в орду.
На съезде выборщиков голоса разделились: треть предлагала сына Сатыра, треть, одного из тарханов, а еще треть желала в ханы князя Дарника. Нельзя сказать, чтобы это было совсем уж неожиданно, и все же он решительно отказался от предложенной чести:
– Ну как я, чужак, могу вами правильно править? Для этого есть ваши старейшины и тарханы. Если уважаемые тарханы согласятся, то я хотел бы и дальше оставаться их войсковым тудуном. Но служить мне хотелось бы под началом сына Сатыра.
Совсем скромно пожелал, и все же именно эти слова склонили чашу весов выборщиков в сторону Илиса, старшего сына Сатыра.
– Все говорят, что у тебя слишком большое войско, и оно может погубить не только любого врага, но и нашу орду, – выразил опасение в доверительной беседе с тудуном молодой хан.
– Прикажи, и я распущу его хоть завтра.
– Нет-нет, – не на шутку испугался Илис. – Всё распускать никто не требует.
– Походное войско у меня – две тысячи. Остальное все по городищам и вежам, – объяснил Дарник.
– Я это к тому, что если с тобой что-нибудь случится, мы получим десять тысяч удалых разбойников, с которыми никто не совладает.
– Ты прав. От этой беды есть два выхода. Или я веду все войско в дальние земли и там его в сражениях теряю. Или ты в каждом улусе создаешь свое войско и обучаешь его как надо. Выбирай?
Илис от такого выбора побледнел еще больше:
– Мне надо посоветоваться с тарханами. А куда ты этим летом хочешь направить острие своего копья?
– На север и восток направил, теперь только на запад, – отвечал князь.
Как Дарник сказал, так и сделал. Летний поход на запад через земли уличей и тиверцев получился успешным. Двухтысячное войско стремительным переходом преодолело четыреста верст степного пути, переправилось через две больших реки и вышло к Истру-Дунаю. На его правом берегу находился пограничный ромейский город, в течение десятилетий отбивающийся от окружающих его болгар. Местный мирарх сразу же захотел нанять хазаро-словен на свою службу. Но князь имел другое намерение.
По Истру движение судов было еще активнее, чем по Танаису и Славутичу вместе взятым. Местные купцы весьма удивились, когда хазарский тудун рассказал им, что можно отправлять торговые караваны в Хазарию не по воде, а по суше. Удалось даже уговорить с десяток самых смелых купцов погрузить свои товары на дарникские повозки и вместе с войском отправиться на восток.
Этот обратный путь занял вдвое больше времени. Когда достигли Ракитника, он отпустил на домашнюю побывку большую часть войска и дальше с купцами пошел с малой дружиной. Восьмилетние княжичи тоже были с ним, проходя войсковую службу каждый в отдельной ватаге.
– Никто, кроме тебя, князь, не понимает, что купцы и дороги – это главная развивающая сила всех стран и народов, – пели хвалу Дарнику торговцы.
Часть из них, достигнув Тафроса-Перекопа, свернули на юг и направились в Таврику. Остальные продолжили движение с князем на восток.
В одном месте их караван задержался на два дня – встретились с пышной свадьбой тарначского тархана. И снова купцы умилялись:
– Как тебя, князь, любят не только друзья, но и твои бывшие враги.
А потом случилось неожиданное. На одной из стоянок-дневок обнаружили покинутое селище. Распахнуты были все ворота, двери домов и хлевов. Бродили брошенные куры, козы и собаки, валялось потерянное при быстром бегстве имущество, а люди, повозки и лошади все исчезли.
Через сорок верст попалось точно такое же покинутое селище. Рыбья Кровь недоумевал: следов нападения и крови видно не было.
При подъезде к следующему селищу увидели развевающуюся на длинном шесте черную ленту.
Купец, ехавший рядом с Дарником впереди колонны, что-то испуганно закричал на своем языке.
– Черная смерть! – выкрикнул он второй раз по-ромейски. И настойчиво стал просить не заходить в селище.
Дарнику хотелось убедиться самому, и он в одиночку подъехал к воротам селища.
Два трупа, молодую мать и ее пятилетнюю дочь с неестественно почерневшими лицами, увидел он, заглянув в приоткрытые ворота. Дальше заходить не стал, вернулся к испуганной дружине.
– Поворачиваем назад? – спросил Корней.
– Назад не поможет, – сказал купец. – От чумы бегством не спасешься. Надо уходить в полное безлюдье.
– А там что делать? – князь не мог быстро собраться с мыслями.
– Через полгода любая чума уходит. Надо только суметь это переждать, – объяснил торговый попутчик.
– Все равно идем в Новолипов, – решил Дарник.
С большими предосторожностями продолжили свой путь. Пустые дорожные селища старательно обходили стороной. Однажды наткнулись на вымершее кочевье тарначей. Несколько раз встречали одиноких всадников и пеших путников и под угрозой расстрела из луков не давали им к себе близко приблизиться.
– В Новолипове все мертвые! – крикнул им один из таких пешцев.
Князь по давно усвоенной привычке не верил слишком мрачным слухам: кто-то да непременно выжил!
Поверил лишь, когда увидел гонца из Новолипова, арса-фалерника. Тот сам не стал приближаться к колонне, а с полусотни шагов сообщил все последние новости. Чума пришла из Хазарии. Но не из Калача, а из Черного Яра кружным северным путем. Поразила Казгар, Остёр, Липов, Устьлипье, Гребень, Урган и Новолипов, по слухам добралась до Корояка и Айдара. В Новолипове действительно умерли не все, а только трое из четырех, а оставшийся четвертый не успевает хоронить остальных трех. Княгини Зорьки тоже нет в живых:
– Тебя, князь, в городе все проклинают. Говорят, что если бы не твои дороги, чума к нам так быстро не дошла бы.
Окаменев, выслушивал Дарник все это. Вот оно и пришло, единственное и самое главное поражение в его жизни.
– Что будем делать? – спросил сотский. – У тебя два княжича. Спасай хоть их. Купец прав, через полгода чумы здесь не будет.
Разговоры на привале-стоянке вышли весьма горячие. Кто-то хотел возвращаться в орду, кто-то разыскивать своих жен и друзей, кто-то предлагал уносить ноги в северные леса. Рыбья Кровь соглашался отпустить любого. Когда дружина и купцы принялись в разные стороны разъезжаться, оказалось, что кроме сыновей с князем осталось еще девятнадцать человек – ровно одна ватага.
– Моя самая первая ватага была еще меньше, – сказал Дарник в утешение окружающим его гридям.
По всему выходило, что та правда в его жизни, которую он долго искал и, казалось, полностью достиг, должна была смениться какой-то другой новой правдой.
– Так на север трогаем или на юг? – спросил неунывающий Корней.
– На юг, – чуть подумав, ответил князь.
