Две с лишком тысячи воинов несколько часов с детскими воплями плескались в мелком на сотню шагов море.
Найдя место, где в море впадала небольшая речка-ручей, князь определил его для строительства городища Новолипова. Невдалеке находилось рыбачье селище тавров, древнего племени, обосновавшегося здесь с незапамятных времен и ухитрявшегося жить в ладу со всеми хищными пришельцами, которые поочередно становились их соседями. Почти все тавры хорошо владели словенским языком, но это вовсе не значило, что они были в восторге от намерения хазарского тудуна обосноваться рядом. Так и говорили:
– Мы здесь живем только благодаря тому, что не становимся ни на чью сторону. Поэтому не обессудьте.
Зато у них было то, отчего у Дарника жадно заблестели глаза: большие рыбачьи лодки.
– А далеко вы на них в море ходите? – вроде бы праздно поинтересовался он.
– Да по всему морю, если не в бурю, конечно.
Ага, мысленно обрадовался князь. Но сначала нужно было уладиться с общими делами. Копать крепостной ров и складывать полсотни домишек много народу не требовалось. Нужно было и остальных чем-то занять. Два хоругви разошлись на запад и восток прокладывать путь вдоль берега моря.
– Дай и мне хоругвь, – вдруг попросил Корней.
– Не много ли на себя берешь! – засмеялся Дарник.
– Ты в восемнадцать лет уже тысячей командовал, а мне все девятнадцать. Если одобришь мое предложение, то дашь хоругвь?
– Говори.
– Твоя цель получить свою виру и скинуть Алёкму с гребенского престола руками самих гребенцев. Так?
– Допустим.
– Надо пустить слух, что ты отпустил его за обещание отдать тебе в качестве виры пять тысяч домов гребенских смердов.
Дарник даже позавидовал, что эта простая хитрость самому ему не пришла в голову.
– Ну и пусти такой слух.
– Так его надо подкрепить делом. Пятьсот воинов и сто повозок для меня вполне достаточно. Лесов здесь мало, а селища и сторожевые вежи строить надо. Пять тысяч домов, конечно, сразу не привезу, но на пяток селищ бревен натаскаю.
Князь весело рассмеялся – предложение было беспроигрышным. Самому выдумщику в руки хоругвь он, конечно, не доверил, назначил другого липовского воеводу, но наказал тому все делать по указке Корнея.
Кривонос ревниво «бил копытами» – тоже хотел серьезной службы.
– А тебе я отдаю Новолипов, – сказал ему Дарник.
– А сам куда?
– Знаю куда, – таинственно ухмыльнулся ему князь. – Несколько дней меня не ищите.
Вызвав к себе четверых самых верных арсов, он велел им приготовить недельные запасы воды и провизии. И как-то поутру они впятером со всем этим грузом направились к селищу тавров. Заранее было подсмотрено, в каком ближнем месте в камышах прячется крепкая рыбачья лодка, поэтому, когда к ней стал пробираться тавр с двумя сыновьями-подростками, его уже поджидала пятерка дарникцев.
– Мы хотим посмотреть, как вы рыбачите, – сказал рыбаку Дарник.
Два бочонка с водой и корзины с провизией уже были на лодке. Так и поплыли вроде бы на рыбалку. Отплыв достаточно далеко от берега, повернули на запад, а еще через версту, князь приказал держать курс на юг, на Корчев. Рыбакам не оставалось ничего другого, как подчиниться. На лодке нашлась вторая пара весел, и, сев за весла, арсы сильными гребками погнали суденышко прямо в открытое море. Четверо суток то под парусом, то на веслах плыли по тихой спокойной воде. Наконец появился холмистый берег Таврики. Вдоль него плыли на восток еще сутки. Местные жители мало интересовались их лодкой, принимая их за обычных рыбаков. Дарник ничего не узнавал на берегу, а ведь прошло всего два года. Арсы не знали, что именно он ищет, пришлось сказать им. Самый старший посоветовал, проделать путь, который князь с помощниками совершил из Корчева. Так решили и сделать. Оставив в лодке двоих телохранителей стеречь рыбаков, Рыбья Кровь с двумя другими отправился в Корчев, вернее, в его посад, заходить в сам город особой нужды не было. С собой взяли лишь две кирки и посохи с медными набалдашниками – в умелых руках они являлись грозным оружием.
На этот раз память не подвела князя, и он уверенно пошел в нужном направлении. Арсы всю дорогу проявляли непонятную живость, которую Дарник сначала объяснял опасностью всего их предприятия, но чем дальше, тем все больше настораживался.
– Неужели там семь тысяч солидов? – беспрестанно повторял один из них, второй же лишь пугливо зыркал по сторонам.
– Здесь, – указал Рыбья Кровь, уже в сумерках выйдя к заветному месту.
Слежавшаяся каменистая земля с трудом поддавалась киркам. Наконец послышался характерный звук удара о деревянную поверхность. Пока один арс доставал сундучок, второй рядом с сидящим на корточках князем выпрямился во весь рост. Дарник, не глядя, вскинул двумя руками свой посох над головой. Удар, пришедшийся по собственному древку чужого посоха был так силен, что опрокинул князя на спину. Через мгновение он уже сражался с двумя своими охранниками, вооруженными кирками. Спасло, что они не догадались взять его в клещи, а напали с одной стороны и в темноте не могли быстро нанести разящий удар. Он на звук определял их движения, но тоже не сразу мог до цели достать набалдашником. Не получается по голове, так вот вам в колено, вот вам в пах! Тот, кто согнулся с разбитым коленом, получил острием посоха удар в шею, раненому в пах достался удар набалдашником в висок. Для верности Дарник каждого еще пырнул ножом в сердце.
Когда-то, набирая себе охранников, он намеренно отсеивал самых громадных и мускулистых, полагая, что не следует доверять свою жизнь тому, с кем он сам не сможет справиться один на один. Сейчас эта предосторожность спасла ему жизнь.
Пора было уходить и, оттащив убитых подальше в кусты и сняв с них все, что могло служить их распознаванию, Рыбья Кровь взвалил на плечо мешок с тяжеленным сундучком и поспешил на север подальше от Корчева.
Рассвет застал его спящим на траве на берегу моря. Проснувшись, князь медленно приходил в себя. Про то, что золото способно мутить человеческий рассудок, он был наслышан. Но вот так напрямую столкнулся с этим впервые. Открыв сундучок, он долго перебирал солиды, рассматривая их так и эдак – никакого особого волнения не приходило, разве что проскользнула легкая тревога, что кто-то может сейчас заметить его в зарослях кустарника и тоже сойти с ума.
Заодно возникло сомнение, стоит ли вообще пробираться к рыбачьей лодке, не хотелось снова увидеть этот алчный блеск в глазах оставшихся арсов. Он даже подумал, а не попробовать ли ему переплыть Сурожское море самостоятельно, нанять другое судно и переплыть. Арсы вряд ли осмелятся без него возвращаться, убьют рыбака с сыновьями и отправятся в Корчев наниматься в охранники. Интересно было узнать, чего он сам стоит в рискованном пути без привычного войска и телохранителей. Даже развлек себя мечтанием, как сможет попасть со своим золотом в Херсонес и зажить там совсем не войсковой жизнью. Найдет хорошенький домик с садом, обзаведется наложницей, купит 3-4 мальчишек-словен и будет их обучать всему, что знает. Про свою настоящую жизнь скроет, зато как красиво будет звучать: «Жил-был на свете князь Дарник, который делал то-то и то-то…» А потом на городском торжище кто-нибудь его опознает, возможно, даже осудят на смерть, зато с каким восторгом расскажут выросшие мальчишки его истинную историю жизни своим детям и внукам! Наверно это и есть настоящее малое бессмертие, когда пятьдесят-сто лет кто-то будет вспоминать о твоих поступках, как о чем-то совершенно недавнем, думал Дарник.
Потешив себя подобными умствованиями, он закопал в песок взятые у арсов вещи, взвалил на плечо мешок и пошел на запад вдоль берега моря. Солнце еще как следует не пригрело, а князь уже нашел свою рыбачью лодку. Там, понятно, даже тавры были в крайнем беспокойстве. Рассказ Дарника о схватке с городской стражей не вызвал недоверия: огромный синяк на левом предплечье и сильная царапина на спине убедительно о том свидетельствовали. Удивлялись лишь, как удалось сохранить в целости сам сундучок.
– Темно было, вот стражники и не заметили, – пояснил Дарник.
На ближайшем дворище купили еду, наполнили бочонки свежей водой и пустились в обратное плаванье. Оно заняло больше недели. Из-за сильного волнения на море, плыли вдоль берега, вдвое увеличив себе расстояние. Рыбья Кровь всю дорогу зорко приглядывался и прислушивался к оставшимся арсам, даже спал в четверть глаза –сомнений в надежности стражников не появилось. Зато князь с изумлением обнаружил, что безумие золота стало скрести его самого, беспрестанно возникали мысли, как обезопасить сам сундучок, как скрыть ото всех полное количество в нем монет, как подольше их вообще оттуда не доставать и не тратить.
По мере приближения к Новолипову в голову князя вклинивались и другие неприятные мысли: а не собрали тарначи большое войско? а не понес Корней слишком большие потери? а нет ли плохих вестей из Ракитника и ставки хана?
Когда казалось, что вот-вот, и они будут дома, наперерез их лодке вылетели два небольших суденышка с полудюжиной гребцов в каждом. Это была бы самая ехидная насмешка судьбы, если бы вот сейчас его, липовского князя и хазарского тудуна, захватили в плен какие-либо местные пираты. А из достойного оружия на всю рыбацкую лодку имелось лишь пять клевцов и три сулицы, не считая рыбачьих острог и топоров. К глубокому облегчению походников это оказались свои липовцы. Предусмотрительный Кривонос, оставшийся за воеводу-наместника, рассудил, что без собственной флотилии существовать невозможно и реквизировал у тавров два суденышка.
– Все ли хорошо? – спросил Дарник у полусотского, чуть стихли приветствия.
– Еще лучше, чем хорошо, – загадочно улыбнулся тот.
Князь хотел разозлиться на эту его вольность и не сумел, слишком рад был, что опасное плаванье закончилось. Так и шли к берегу борт о борт, говоря о мелочах.
– Корней привез тридцать домов, а из Ургана ромейские переговорщики прибыли, – успел сообщить полусотский. Ага, значит, это еще не главные радости, понял Дарник.
На берег его вышла встречать толпа хазаро-словен. И тоже на многих лицах проскальзывали лукавые улыбки. Неужели Всеслава приехала? – похолодел Дарник. Всеми хитрыми ужимками и недомолвками, естественно, управлял Корней.
– Вон за тем сундучком лучше присматривай, – строго сказал ему Дарник.
– Да никуда это поганое золото не денется, – отвечал хитрован-подручный. – Ты лучше сюда посмотри.
Дарник посмотрел. В десяти шагах от него в расступившейся толпе стояла Зорька, держа за руку двоих пятилетних мальчишек. Что это еще за мальчишки? – едва не сорвалось с уст князя, прежде, чем он сообразил, что это его сыновья: тот, что поживей, сын Черны Смуга, тот, что позастенчивей, следовательно, сын Зорьки Тур.
Зорька была хороша, два года назад выглядела обычной немолодой уже женщиной, а сейчас будто на пять лет помолодела, постройнела и обрела вид не мамки-наложницы, а настоящей княжеской жены.
– Поцелуйте отца, – сказала Зорька мальчишкам.
Те, дичась, нерешительно двинулись к Дарнику. А князь, уже сам, забыв о своем высоком достоинстве, бросился к ним и сграбастал в одну охапку.
– А Черна где? – спросил, с наслаждением вдыхая их,
