действительно оказался в совершенно глупом положении.
Полдень уже давно миновал, когда дозорные сообщили, что из Гребня вышла княжеская дружина из пятисот гридей и с ними столько же бойников и ополченцев. Груженные бревнами повозки шли по трое в ряд единой колонной. Князь приказал все их согнать в кучу и выпрячь лошадей. Едва со стороны Гребня показалось облако пыли, хазарское войско, бросив повозки с бревнами, отошло в степь. Вся тысяча конных гребенцев, проскочив вдоль всего брошенного обоза, озадаченно остановилась. Кругом не видно было никого, а в их руках лишь полтораста неподъемных подвод с бревнами.
Когда со всех сторон стали приближаться конные хоругви дарникцев, отважный князь Алёкма не придумал ничего лучше, как укрыться и обороняться за повозками, что только Дарнику и требовалось. Колесницы с камнеметами и просто лучники, закрытые щитниками, не спеша выстроили свои ряды. Выехавший липовский переговорщик предложил гребенцам оставить своих лошадей и с оружием в руках беспрепятственно возвращаться в город, ему ответили отказом. У гребенцев с собой было триста или четыреста луков, но при них лишь по одному колчану стрел, в то время как у дарникцев имелось по три колчана. Впрочем, стрелы они оставляли про запас, пока что достаточно было камней, как для камнеметов, так и для обычных пращников.
Гребенцы слышали о силе липовских камнеметов, но все же не предполагали их истинной мощи. Первые залпы смели треть их лошадей, которых трудно было укрыть полностью за повозками. Многих лошадей сами гребенцы отвязывали и гнали прочь, в надежде, что по ним никто стрелять не будет. Так и было, сотни испуганных животных заметались между двумя толпами кровожадных людей, давая всем небольшую передышку.
Недоступные для камней за повозками гребенцы еще лелеяли надежду дождаться темноты, а там уж как-нибудь да вырваться и ускользнуть. Рыбья Кровь послал к ним нового переговорщика с прежним предложением пешком с оружием возвращаться восвояси. Все знали, что Рыбья Кровь всегда держит свое слово и наполовину уже были согласны на такие условия. Чтобы не допустить позорного соглашения, Алёкма приказал застрелить хазарского переговорщика. От такого злодейства опешили и гребенцы и хазары, стало ясно, что большой крови не миновать.
Примерно двести гребенцев вскочили в седло и попытались прорваться сквозь неприятеля. Не больше половины из них сумели доскакать до спешенных пастухов, вооруженных длинными пиками. Чудом прорубиться сквозь них на волю удалось пяти или шести молодцам, остальные все оказались перебиты. Однако основная часть гребенцев продолжала укрываться среди повозок.
– Мы можем поджечь повозки, сухие бревна будут хорошо гореть, – высказал Эктей.
– А если двинуться на них черепахой, – загорелся Корней. – Нам бы только туда ворваться. Возьмем короткие рогатины и переколем их там со всеми их мечами.
– Бери свою хоругвь и действуй, – разрешил ему Дарник, а сам махнул рукой строиться катафрактам.
– Что же ты делаешь?! – рядом возник сотский-айдарец. – Ты же обещал против словен никогда не воевать?
– Ступай, ступай отсюда! – оттеснил его десятский арсов.
– Ладно, стойте! – крикнул воеводам князь. Но останавливать атаку было уже поздно. Выстроенная «черепаха» подносчиков, а чуть поодаль полусотня катафрактов с сотней пешцев пошли вперед. Под прикрытием залпов камнеметов и мечущихся коней они быстро пересекли стрелище, разделявшее войска, и врезались в колонну повозок с бревнами. В промежутках между повозками началась сильная рубка. Некоторые гребенцы опрометчиво взбирались на сами повозки, превращаясь в прекрасные мишени для хазарских лучников. Зато укрытые кожаными доспехами с головы до конских копыт катафракты без помех метали через повозки сулицы и топоры.
Корней оказался прав – в узких промежутках короткие рогатины и лепестковые копья имели превосходство над мечами и секирами. Трубач затрубил сигнал к отходу, но в горячке боя все приняли его за сигнал к общей атаке, и вся двухтысячная громада дарникцев со всех сторон разом навалилась на отчаянно оборонявшихся гребенцев. В какие-то полчаса все было кончено. Уйти мало кому удалось.
К счастью теснота сыграла на руку побежденным, многие из них оказались под повозками, или под трупами своих товарищей. Когда избиение кончилось, и все тела стали вытаскивать на свободное пространство, обнаружили не меньше полутора сотен живых гребенцев, одни были ранены, другие просто оглушены от ударов по шлему.
Среди тех, кто сравнительно легко отделался, оказался и сам князь Алёкма. В погнутом шлеме, в княжеском роскошном плаще, рослый, широкоплечий он предстал перед Дарником, едва держась на ногах и с затуманенным взором. Редкий случай – Рыбья Кровь совсем не представлял, что следует сказать своему обидчику. Торжествовать – не было охоты, гневаться – тем более, отправлять к лекарю – свои ратники не поймут, казнить – перед всеми князьями потом не отмоешься.
– Дать коня и отпустить!
– С оружием? – уточнил сотский арсов.
– С оружием.
Все войско молча наблюдало, как Алёкме сунули за пояс трофейный клевец, подсадили на коня, и как он тихо потрусил в сторону Гребня.
8
Всех пленных гребенцев тоже отпустили, для тяжелораненых дали пятнадцать подвод, забрали только все оружие и доспехи, которые тут же были распределены среди пастухов и подносчиков. Собственные потери хазарского войска составили полсотни убитых и столько же раненых. Но о потерях никто не тужил, всех восхищала ловушка, устроенная для гребенцев князем, и собственная боевая доблесть.
– Зачем просто так отпустил Алёкму? – общую претензию князю выразил Эктей.
– А ты за него хороший выкуп хотел получить?
– Хотя бы и так, все же лучше, чем ничего.
– Тогда бы Алёкма стал несчастным героем, весь Гребень его жалел бы. Сейчас, думаю, никто его не пожалеет.
Дарник хотел добавить, что его цель не выиграть одну битву, а забрать у Алёкмы все княжество, но вовремя удержался. Воеводы с его объяснением и так согласились.
Непонятно было что делать дальше с гружеными бревнами повозками. Князь отправился решать это с самими смердами-переселенцами. Какой-то хазарский сотский по своему почину пригнал их к месту побоища и теперь несколько сотен глаз мужчин, женщин и подростков угрюмо смотрели на Дарника.
– Чтобы освободить вас, князь Алёкма потерял всю свою дружину и городское ополчение. Если вы вернетесь, будете в этом виноваты. Земли возле Ургана еще жирнее, чем здешние. Конечно, поначалу вам там придется несладко. Зато вы там станете первыми людьми, и все лучшее через год достанется вам. Выбирайте: быть здесь или идти со мной.
Своей речью Рыбья Кровь остался доволен: ну разве можно что-нибудь возразить против таких доводов? Но смерды молчали. Все было ясно.
– Отпустить их! – в раздражении бросил князь.
– А бревна? – спросил Корней.
И бревна, хотел добавить Дарник, но тут же передумал.
– Бревна нам нужней, чем им.
Оставив гребенцам их телеги со скарбом, вновь впрягли в повозки с бревнами лошадей и тронулись дальше. До последнего момента князь был уверен, что хотя бы два десятка гребенских парней увяжутся с ним, не могут не увязаться. Но три сотни переселенцев как стояли возле своих телег и убитых гребенцев, так и остались стоять, дожидаясь, пока дарникцы уйдут.
Хорошо еще, что хоть собственные сотоварищи ни в чем Дарника не упрекали: ну, славно подшутили над гребенцами за их набег на Липов и ладно.
Чуть отъехав с войском для погребальной церемонии, князь приказал привести к нему сотского-айдарца, сделавшего возмущенное замечание. Того никак не могли найти. Скоро выяснилось, что пропали еще с десяток других айдарцев. Такого еще никогда с Дарником не случалось, чтобы при победе, воины сами уходили от него.
– Хочешь, мы догоним их и как следует накажем? – предложил Корней.
– Не надо, – хмуро бросил Рыбья Кровь. – Будем считать, что я их гонцами к кагану Власу послал.
Умом он понимал, что когда счет воинам идет на тысячи, непременно должны быть самые разные настроения и убеждения, но сердце не соглашалось признать, что кто-то его новую победу считает недостойной. Он и сотскому хотел все это как следует объяснить: да, воевать с единородцами не годится, но разве не гребенцы убили переговорщика, а потом попались в детскую ловушку, не захотели выпустить дурацкие бревна из своих рук. И вообще, разве можно жалеть мужчин с оружием в руках? Жалейте, сколько угодно смердов, женщин и детей, только не бойников и гридей. Правильно когда-то юнец Корней вещал: «Ты, князь, выводишь и уничтожаешь самую злую и жестокую людскую поросль, чтобы сделать остальной словенский народ мягче и добрее». Однако, как бы Дарник перед собой не оправдывался, осадок в душе оставался.
Войско с тяжелым обозом медленно катило на запад. На третий день дозорные доложили о появлении со стороны Айдара словенского войска. Неужели сам каган пожаловал, встревожился Дарник. Но это оказались триста липовских бойников и ополченцев под началом Кривоноса, отправившихся сначала в Айдар, а после в степь искать своего князя.
Раньше он всегда немного недолюбливал плутоватого Кривоноса, но насколько же сейчас рад был его видеть!
– А как же Перегуд?
– Так свергли меня с Перегуда, – чуть тревожно отвечал воевода-наместник. – Как узнали, что ты надолго в чужих землях застрял, так собрали вече и свергли.
– А ты им говорил, что я вернусь и всех хорошо выпорю.
– Да говорил. А они мне: князь добрый – простит, если что.
Это тоже было чрезвычайно приятно слышать, что кто-то считает его добрым.
Среди ополченцев находились липовцы, короякцы и перегудцы. Наместничество над Перегудом явно пошло Кривоносу впрок – оружия он захватил вдвое больше, чем нужно, да и все двести ратников были одеты в прекрасные доспехи из княжеских оружейниц. Вот только казны при воеводе было всего семьсот дирхемов.
– Всеслава не возражала против такого грабежа? – полюбопытствовал Рыбья Кровь.
– Заставила меня все по описи принимать. Но я подумал, откуда у хазар хорошее оружие и все взял с запасом.
– Правильно сделал. Вот только лопат и пил маловато.
– Лопат?! – сильно удивился Кривонос.
Прибытие неожиданного пополнения изменило планы князя. Все войско, развернувшись, двинулось на юг на ромейский Урган. Его походный маневр не остался незамеченным и буквально на следующий день в дарникский стан прибыли послы от тарначской орды со щедрыми дарами и осторожным вопросом:
– Куда князь Дарник идет?
– Торговый путь прокладывать по гостеприимной тарначской земле, – отвечал им Рыбья Кровь.
Воеводы князя прятали улыбки: во всей степи не было больших разбойников и врагов торговых караванов, чем тарначи.
– Разве хазары и тарначи не могут торговать друг с другом без лживых купцов?
– Я никогда не слышал, чтобы степной народ торговал друг с другом одними и теми же баранами и козами. А лживых купцов будем наказывать вместе с вами. Дайте нам проводников, чтобы наше войско не топтало священные для тарначей места.
Проводники-соглядатаи были дадены и через несколько дней дарникское войско вышло к морю. Искупаться жаркой летней порой выразили желание даже не умеющие плавать хазары.
