Зачем?
– За то, что отказывается вступать в Союз.
– Прошу вас, господа, – взмолился Ковалевский, – Ивана Петровича оставьте в покое. Я его очень уважаю.
Вскоре многие жители города, среди которых были учителя гимназий и училищ, преподаватели Горного училища, лекторы научного общества, техническая интеллигенция, служащие разных учреждений, редактора газет, а также целый ряд полицейских чинов получили очень странные письма, подписанные «Группой активной борьбы с крамолой». «Отныне, говорилось в них, – каждый человек в Екатеринославе, который занимается террором или оскорблением государственных лиц, будет иметь дело с русскими людьми, призванными самим Отечеством навести в городе порядок. За убийство одного городового будут убиты два жида, за пристава – 5, за губернатора – 12 жидов.
Расправа ждет редакторов газет и чинов полиции, «боящихся крамольников», а также всех, кто сочувствует им и потакает своим молчанием.
В ближайшее время вы получите возможность убедиться в серьезности наших намерений».
Глава Городской думы Иван Яковлевич Эзау, получив такое письмо, сразу поехал к губернатору. Тот уже знал о них от председателя научного общества Харитонова. Сам Харитонов и его коллеги были возмущены не только угрозами, но и их ярой антисемитской направленностью. Тон письма прямо указывал на его авторов – Союз русского народа.
Клингенбергер, полностью освоившийся с политической и криминальной обстановкой в Екатеринославе, был недоволен деятельностью этой организации. В этом они сошлись с Богдановичем, который считал, что своими действиями «Союз» вносит только сумятицу в работу полиции и увеличивает в городе преступность. С появлением отдела СРН в городе стали постоянно совершаться нападения на евреев и их избиение, и если в их число попадали люди, близкие к анархистам и эсерам, то в ответ незамедлительно следовали громкие теракты.
– Как вы думаете отреагировать на эти письма? – спросил Александр Михайлович полковника, срочно вызванного к нему «на ковер». Там же присутствовали Эзау и Харитонов.
– Я бы немедленно запретил деятельность Союза, но не могу этого сделать по известным вам причинам. Надеюсь, что авторы письма не осмелятся осуществить свои угрозы, а к Вам лично, Иван Яковлевич, мы приставим на всякий случай охрану.
– Вы говорите, не осмелятся осуществить свои угрозы, а их избиение на днях посетителей лавки Спивакова на Меткой улице, а нападение на ателье Рискина, а бомба в магазине Рабиновича?
– Бомбу подложили анархисты. Они перед этим потребовали у Рабиновича выдать им крупную сумму денег, он не выдал, они ему отомстили. Там погиб городовой, который хотел вынести бомбу из магазина на улицу…
– Все один черт. В данном случае не вижу никакой разности между действиями этих людей.
– Городская дума сама может принять соответствующие меры: закрыть их газету «Русское дело», запретить занятия боевиков в Потемкинском саду, да и сам боевой отряд распустить.
– Однако, Иван Петрович, вы не можете отрицать, что революционеры за последнее время поутихли, и в этом немалая заслуга Союза. Они помогают разгонять митинги и сами разбираются с зачинщиками. И купцы просят их охранять базары и пристани, опасаясь взрывов, как это недавно произошло в Одессе на океанском лайнере «Гергий Мерк».
– Полиция в их помощи не нуждается, а анархисты, которые взорвали «Гергий Мерк», нашли способ обойти их боевиков, проникнуть на лайнер и совершить свой теракт. На Брянском заводе сейчас 4000 боевиков, и, несмотря на это, анархисты убили там Мылова. Вы думаете: за счет чего выросла численность «союзников» на этом заводе? Очень просто: боевики стали занимать повсюду самые лучшие места, выживая с завода профессиональных рабочих, и тем ничего не остается делать, как вступать в их ряды, чтобы не потерять работу и заработок.
– Вы нас совсем запутали, Иван Петрович. Кто же опасней: анархисты или «союзники»?
– Для меня они все одинаковы.
Богданович по-прежнему многое скрывал от губернатора,
который очень болезненно воспринимал все, что происходило в городе. Последнее время в управление стали поступать жалобы от населения на пропажу ценных вещей во время обысков. Он при¬казал произвести расследование. Оказалось, что это Шкляров, пользуясь своим положением, выдавал членам боевой дружины удостоверения на право производства обысков. С этими удостоверениями дружинники приходили в участки, брали с собой чинов наружной полиции и вместе с ними производили нужные им обыски, во время которых и происходила пропажа ценных вещей. Узнав об этом, Богданович категорически запретил Шклярову вторгаться в компетенцию полиции. Кроме того, он дал задание проверить, что за народ входит в боевую дружину «Союза». Как он и предполагал, это были люди с уголовным прошлым.
Иван Петрович знал о тайном приезде в Екатеринослав Дубровина и связал появление писем с его приездом: «жиды» и «крамола» – любимые слова председателя «Союза», и они фигурируют в письме несколько раз. Но с какой целью приезжал сюда Дубровин, пока неизвестно…
– И все-таки я не стал бы сравнивать «союзников» с анархистами, – вывел полковника из задумчивости голос Эзау. – Первые как-никак защищают самодержавие, вторые – его разрушают.
– Я говорю только о преступниках, – сказал полковник, недовольный тем, что властям города приходится разъяснять такие очевидные вещи. – Если удастся поймать боевиков, которые избивали в лавке Спивакова евреев, и анархистов, подложивших бомбу в магазин Рабиновича, то и тех и других будут судить как людей, совершивших тяжкие деяния, а не как членов какой-то организации. Они представляют для общества одинаковую угрозу.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
СОЗДАНИЕ БОЕВОГО ОТРЯДА
ГЛАВА 1
В дверь постучали. Карл Иванович Иоста приподнял с подушки голову:
– Кто там?
Вежливый голос молоденькой служанки Розы прозвенел, как колокольчик:
– Мсье. Мадам спрашивает, будете ли вы завтракать?
Карл Иванович быстро вскочил с кровати, накинул халат и пошел к двери, чтобы поцеловать ручку хорошенькой девушке, которая ему очень нравилась. И если бы не предупреждение мадам о том, чтобы не заводить с прислугой никаких отношений, он непременно затащил бы ее в свою постель.
До чего же хороши эти швейцарки: раскрепощенные, доступные, все время улыбаются и делают книксен.
Он открыл дверь, взял Розу за руку и потянул в комнату. Ручка у нее была пухленькая, мягкая, с толстыми пальчиками. Он стал по очереди целовать эти чудные пальчики. Роза покраснела.
– Мсье знает, что мадам этого не любит?
– Знает, знает, – он крепко обнял ее и поцеловал в щеку. – Так бы и съел тебя всю, мой розанчик. Что там на завтрак? Опять бекон с глазуньей?
– Мадам тратит столько денег, сколько мсье дает. На сегодняшний обед уже ничего не осталось. Мадам спрашивает…
– Скажи мадам, что мсье сегодня дома обедать не будет, и позавтракаю тоже в другом месте.
Он еще раз чмокнул Розу в раскрасневшуюся щечку и закрыл за ней дверь.
Умывшись и надев сюртук, он долго рассматривал себя в зеркало: солидный господин с интеллигентным лицом и безупречными тонкими манерами. Он улыбнулся и наклонился вперед, как полагалось делать при встрече со знатными дамами. Правая рука согнулась в локте и подхватила под руку невидимую спутницу, левая оперлась на изящную тонкую трость. Да, еще не забыть положить в верхний карман накрахмаленный платок и прицепить к галстуку золотую булавку. Всему этому его научил в Департаменте полиции Сергей Вонифатьевич Кирьянов, готовивший его к работе агентом за границей.
Карл Иванович еще раз внимательно оглядел себя в зеркало, чуть-чуть сбрызнул волосы туалетной водой из красивого флакона и, подхватив в углу уже не мнимую, а настоящую трость, направился к двери.
Перед выходом он что-то вспомнил, вернулся к столу и вытащил из ящика конверт с деньгами, которые ему вчера вручил его теперешний начальник – заведующий заграничной агентурой Аркадий Михайлович Гартинг.
Канцелярия Гартинга находилась в Париже, но он часто приезжал в Женеву для встреч со своими швейцарскими агентами, благо езды сюда было всего три часа. Карл Иванович обычно с ним встречался по четвергам в одном из павильонов Английского сада. Сам он жил недалеко от вокзала и очень любил эту часть города, так как дорога от его дома вела прямо к Женевскому озеру и широкой реке Роне. В свободное время он любил гулять по набережной Mont-Blanc, длинному мосту с таким же названием или перебираться на лодке на островок с памятником великому мыслителю Жан Жаку Руссо, вокруг которого плавали изумительные белые лебеди. В Париже было красиво, но и в Женеве есть на что посмотреть и где погулять вдали от людской суеты.
Он вышел из дома и пешком для променада – так он делал каждое утро, направился в кафе «Оливковая роща», где обычно после 12 часов собирались русские анархисты. Шагая не спеша по многолюдной улице Mont-Blanc, Карл Иванович иногда останавливался около зеркальных витрин магазинов и с гордостью разглядывал свое отражение, к которому до сих пор не мог привыкнуть.
Подумать только, всего лишь два года назад он был простым переписчиком нот в музыкальном издательстве Леонида Захаровича Цесаркина. Жил скучно, не имел ни знакомых, ни товарищей среди сослуживцев. Опять же от скуки стал посещать в Народном доме графини Паниной кружок рабочих поэтов, где близко сошелся со студентом Лесотехнического института Иваном Анисимовым, худосочным молодым человеком, писавшим декадентские стихи, подражая Бальмонту и Северянину. Чтобы не выделяться из общей пролетарской массы, Иван вставлял в каждом абзаце слова «буря», «гром», «шторм», «гроза», символизирующие приближение революции.
Иногда на обратном пути они заходили в пивную и, потягивая какую-нибудь дешевую дрянь, рассуждали о поэзии. Вернее больше говорил студент, а Карл Иванович только слушал и согласно поддакивал. Сама поэзия Иосту не интересовала, но в кружке занималось много хорошеньких девушек, и он рассчитывал рано или поздно с кем-нибудь из них близко познакомиться. Он даже присмотрел одну курсистку с большими серыми глазами, но неожиданно последовали события 9 января. Занятия в кружке прекратились. Студент исчез.
Карл Иванович опять впал в уныние от своей однообразной жизни, но как-то встретил около издательства Анисимова. Ему даже показалось, что тот специально поджидал его, сделал вид, что обрадовался этой встрече, и по старой памяти пригласил Иосту посидеть в пивной. За разговором студент доверительно признался ему, что служит в охранном отделении Департамента полиции и предложил Карлу Ивановичу тоже туда поступить.
– Работа не пыльная, – говорил он, с наслаждением поедая мясистых раков. – Войдешь в какую-нибудь партийную группу, будешь ходить на ее собрания и докладывать обо всем начальству. За это еще и деньги платят приличные. Ты сколько сейчас получаешь?
– Восемнадцать рублей в месяц.
– А там будешь получать все 100, а то и 120. Я, кстати, тебя уже рекомендовал своему начальству и представил, как человека грамотного и политически зрелого. Языки знаешь?
– Только немецкий, с французским у меня неважно.
–
