неожиданно: подошел к ним на пляже под видом фотографа и, спросив разрешения у Сарры Львовны, повел Лизу фотографироваться к морю. Щелкнув несколько раз аппаратом, он доложил, что два дня назад они с Сашей доставили в ее сад листовки и спрятали их в двух местах: за поленницей, с правой стороны от хозяйского сарая, и в дупле старого грецкого ореха.
– Здесь, на пляже, – сказал он, – ничего не получится, слишком много народу и жандармов: в Ливадию приехала царская семья, и охрана усилена по всему побережью. А вот вечером на набережной или во время какого-нибудь массового пикника в горах, где бывает в основном молодежь, можно рискнуть.
О пикнике в горах Лизе говорил и Иннокентий, и она стала уговаривать мать поехать на Ай-Петри встречать рассвет, куда их давно приглашали юнкера. Сарра Львовна даже слышать не хотела об этом: провести ночь в горах, с чужими людьми. Но Женя и Мстислав заверили ее, что там собирается только порядочный народ, дежурят жандармы и можно нанять большой экипаж, в котором она и сестры смогут отдохнуть до восхода солнца. Лиза, так категорично отказывавшаяся от поездки в Судак, рвалась на Ай-Петри, как будто это была главная цель ее жизни. Сарра Львовна, в конце концов, вынуждена была согласиться.
Мстислав сам заказал им экипаж, и, выбрав не такой жаркий для путешествия день, они отправились целой кавалькадой в горы. Заботливая Зинаида приготовила им несколько корзин с едой, среди которых находилась и корзина с листовками, незаметно поставленная Лизой. Юнкера и Мстислав ехали в своих экипажах, не таких роскошных, как у Фальков, но с крепкими лошадьми, упорно тащившими своих седоков вверх.
Чем выше они поднимались, тем круче становился подъем и чаще приходилось останавливаться и давать лошадям отдых. Все выходили из экипажей. Тут же к ним подбегали татары и предлагали за небольшую плату провести их к обрыву, откуда открывается «такой красивый места». Юнкера отгоняли этих назойливых «экскурсоводов» и поторапливали кучеров, так как на небе уже разгорались предвечерние краски, и в лесу начинало темнеть.
Вскоре из-за поворота показался знаменитый водопад Учан-Су – «летящая вода». Летом он стекает тоненькой струйкой, а весной, во время таяния снегов и дождей, превращается в ревущий поток, низвергающий с огромной высоты тысячи тонн воды. Сейчас вода едва струилась, но все равно водопад с отвесной скалой и застывшими вокруг величественными соснами произвели на всех огромное впечатление.
Сарра Львовна предложила сделать тут привал. На площадке предприимчивые греки жарили шашлыки и продавали белое и красное вино. Сестры стали упрашивать маму купить шашлыков, но та, боясь всякой заразы, приказала вынуть корзины с домашней едой.
Лиза поспешила сначала вытащить свою корзину с листовками и отставить ее в сторону. Пользуясь тем, что мама и сестра занялись приготовлением стола, Лиза засунула немного листовок в карманы и широкие рукава блузки, накинула сверху шерстяную кофту, благо к вечеру в горах становилось прохладно, и, взяв за руку одного из юнкеров – Александра, предложила ему погулять по площадке. Пока они ходили мимо мангалов и столов с напитками, Лиза незаметно оставляла где-нибудь листовки, и, когда они возвращались к своему экипажу, видела их в руках отдыхающих. На ее счастье, здесь не было никаких жандармов, о которых говорил Мстислав Сарре Львовне, и все прошло очень удачно.
Соловейчик ходил покупать для мужской половины вино и принес листовку. Он удивленно рассматривал ее, пытаясь понять, откуда она могла здесь взяться.
– Выбросите это немедленно, – приказала Сарра Львовна, – не хватало нам здесь агитации, – и подозрительно, как отец, посмотрела на Лизу.
Лиза же сидела, как ни в чем не бывало, и так старательно кокетничала с Александром, что Сарра Львовна с ужасом решила, что она в него влюблена. Бедный Соловейчик готов был растерзать своего лучшего друга на части. Она не обращала на Женю никакого внимания, как будто его тут совсем не было.
После привала они проехали еще немного вперед, и после очередного очень крутого поворота остановились. Извозчик сказал, что дальше им придется идти пешком: до смотровой площадки оставалось всего несколько метров. Оттуда сквозь деревья виднелся огонь большого костра и доносились голоса. Уставшая Сарра Львовна махнула на все рукой и, поручив своих бесценных чад юнкерам и Мстиславу, который успел завоевать ее доверие, осталась в экипаже. Лиза еще раньше вытащила оставшиеся в корзине листовки, разложила их по всем карманам и, взяв под руку своего юнкера, решила разбросать их наверху тем же способом.
На смотровой площадке было человек тридцать. Появление новой группы собравшиеся встретили радостными возгласами. Лиза сразу оказалась в центре внимания: молодые люди липли к ней, как мухи на мед. Она предложила Мстиславу развлечь людей и почитать стихи, что он с удовольствием и сделал. Нашлись и другие желающие. Звучали Блок, Брюсов, Бальмонт, Андрей Белый, Федор Сологуб, Кузмин, Ходасевич – кумиры нынешней молодежи. Обстановка для поэзии была самая подходящая.
Мстислав предложил почитать стихи Анне. И, к удивлению Лизы, ее обычно стеснительная сестренка держалась вполне уверенно и прочитала длинное стихотворение Владимира Соловьева: «В тумане утреннем неверными шагами я шел к таинственным и чудным берегам…».
Воспользовавшись тем, что все увлеклись стихами, Лиза предложила Александру пройтись по площадке и подойти к краю обрыва, откуда должно было взойти солнце. В стороне от костра уже было темно, и, пока они дошли до обрыва, она незаметно разбросала листовки по всей поляне.
Внизу, под обрывом спали облака: оттуда веяло таинственностью и прохладой. Где-то очень далеко, может быть, в самой Ялте или в каком-нибудь татарском селе мерцали редкие огоньки. Пахло горными травами и хвоей, тихо шелестел ветер в кустах. Бедный юнкер горячо сжимал Лизины пальцы и что-то увлеченно ей рассказывал. Лиза автоматически ему поддакивала и даже два раза для того, чтобы его поощрить, ответила на его рукопожатие.
Когда они вернулись к костру, там уже наступило затишье. Люди разделились на группы и тихо беседовали между собой. Некоторые дремали на плечах у соседей.
Лиза бросила своего попутчика, села рядом с Анной, положила на ее плечо голову и закрыла глаза, слыша, как Мстислав без устали что-то рассказывает сестре, а та тихо смеется. О чем можно так долго говорить? Лиза посмотрела на сестру и при свете костра увидела ее глаза, наполненные восторгом: уж не влюбилась ли Аннушка в этого студента? Перед рассветом она все-таки заснула, прозевав момент, когда ночь постепенно стала таять, и на горизонте появилась узкая зеленая полоса.
Кто-то вдруг громко закричал: «Солнце встает!» Все вскочили и побежали к обрыву. Анна разбудила Лизу и сказала, что Мстислав пошел за мамой: уже все начинается. Пришла Сарра Львовна, которая всю ночь провела в волнении и не могла сомкнуть глаз ни на одну минуту. Увидев своих девочек живыми и невредимыми, она успокоилась, и они все вместе пошли к обрыву.
На глазах людей происходило чудо. Далеко в море вспыхнула маленькая светящаяся точка, и в обе стороны от нее по горизонту поползли розовые змейки. Точка все разгоралась и увеличивалась. Вот она превратилась в детский мяч, вот на его месте появился огромный багрово-красный шар, и все вокруг него стало такого же цвета.
Под обрывом все еще курились облака, и они тоже стали багровыми.
Мстислав взял Анну за руку.
– Какая красота! – шепнула ему Анна.
– Ты что-нибудь еще видишь?
– Нет. А ты?
– А я вижу, как по этим облакам идут апостолы Павел и Петр. На Павле одежда такого же багрового цвета, как это солнце, – символ силы духа и твердости в вере, чем отличался этот апостол, а на Петре, наоборот, – золотой хитон, соответствующий его кротости. Это чудесное рождение нового дня соединило вместе двух таких разных людей.
– Это же картина Эль Греко. Ну и воображение у тебя.
Действие внизу продолжалось. Солнце из багрового превратилось в оранжевое. Наконец оно вырвалось из морской пучины, поднялось высоко вверх и стало таким ослепительно белым, что на него невозможно было смотреть. Темно-синий воздух вокруг стал прозрачным, а море, наоборот, все больше и больше темнело, пока не превратилось в черное. Четко обозначились контуры гор. Над ними неподвижно застыли тонкие розовые облака. В соседних деревьях проснулись птицы, и поляна наполнилась звуками ожившей природы.
Все было кончено, и люди потянулись к своим экипажам. Лиза не увидела на поляне ни одной листовки, значит, все они были разобраны отдыхающими. Они вернулись в свой экипаж и, склонившись с разных сторон на плечи Сарры Львовны, сестры сладко уснули.
Мстислав получил из Судака приглашение от сестер Герман приехать со своими друзьями к ним в имение. Сарра Львовна, опять уступив просьбам девочек, махнула на все предостережения Григория Ароновича, и они пароходом отправились в Судак. Была середина июля, и Лиза рассчитала, что они вполне успеют вернуться к 10 августа, когда должен приехать Николай. Она и в Судак согласилась ехать только для того, чтобы быстрее прошло время. Туда она тоже захватила саквояж с листовками.
У Герман оказалось много других гостей, в основном их петербургские друзья: поэты, писатели, критики. Днем этих людей не было видно, считалось, что они занимаются творчеством, а вечером все собирались в гостиной и шумно беседовали о поэзии и литературе.
Герман пришли в восторг от обеих сестер. Анна поражала знанием современных поэтов и своим любопытным взглядом на их творчество, Лиза – игрой на рояле и пением. Анне хотелось больше слушать Анастасию и гостивших у нее литераторов, но Герман просили Лизу играть Рахманинова и Бетховена, и вскоре все вечера вместо поэзии были заполнены только музыкой. Анастасия так и сказала Сарре Львовне: «Благодаря вашей дочери мы купаемся в музыке».
Из гостиной открывался чудесный вид на гору Ай-Георгия – Святого Георгия и долину с садами и виноградниками. Пока Лиза играла, Анна и Мстислав выходили на галерею, проходившую вдоль всего дома. Говорить не хотелось. Они молча смотрели на окружавшую их красоту.
Ночь медленно опускалась на дом и долину. Еще несколько минут, – и на бархатном небе, как по мановению волшебной палочки, одна за другой вспыхивали звезды.
Из открытых дверей и окон гостиной лилась музыка. Она кружилась и металась над долиной и, наконец, разбегалась в разные стороны: к вздыхавшему рядом морю, горам и болгарскому селу «Златица».
Три дня назад из села пришла старая, сморщенная крестьянка Жулиана. Она и ее муж Филипп были французскими колонистами, одними из тех, кто, побывав однажды в Крыму, влюбился в этот сказочный край и навсегда здесь осел, приняв язык и культуру местного населения. Супруги жили в Судаке с середины прошлого века, освоили крестьянский труд, татарский и болгарский языки. Изредка они, как и все крестьяне из села, появлялись в доме Герман, чтобы продать молоко и овощи. А тут Жулиана пришла ни с чем – послушать музыку и пение молодой барышни, которую она ласково называла Сольвейг. Женщина села на скамейку
