вице-губернатора. Его портрет в жирной черной рамке целиком занимал первые полосы. На других полосах шли многочисленные телеграммы с выражением соболезнования семье покойного и городу по поводу трагической смерти «великого гражданина России и государственного деятеля, так много сделавшего для Екатеринослава и губернии». Эти высокие слова не соответствовали истине, так как Жолтановский пробыл на своем посту не больше двух месяцев, сменив Лопухина, и не успел еще себя ничем проявить. До этого он был председателем казенной палаты и изредка выполнял обязанности губернатора во время его поездок по губернии.
Об убийстве трех людей в Потемкинском саду, личность которых следствие выясняет, газета дала информацию всего в пять строк. Зато еще через день все газеты вновь вышли с траурными рамками, только теперь не одного, а четырех человек: полицейских, убитых террористами накануне днем около 5-го участка: пристава, околоточного и двух рядовых.
Жители Екатеринослава были потрясены: столько убийств за одну неделю. Связывали их в одну цепочку, пытаясь установить причины и цель. Некоторые дошли до того, что поставили вице-губернатора во главе тайной политической организации вроде «Союза русского народа», с которой революционеры решили расправиться.
Однако очень быстро поймали убийцу Жолтановского. Им оказался эсер Раппопорт. Допрашивал его сам Богданович. Молодой человек, совсем еще мальчишка: ему едва исполнилось 16 лет, с нежной кожей, не знавшей лезвия, и шевелюрой черных кудрявых волос, отвечал на все вопросы с наглой усмешкой и очень был собой доволен. Как большинство эсеров-террористов, он сразу сознался в содеянном и охотно раскрыл замысел своего преступления. Оказывается, первоначально он должен был убить депутата Государственной думы Ивана Васильевича Способного, но по какой-то причине не смог этого сделать и тут под руку ему подвернулся вице-губернатор, который тоже был в их списке приговоренных к смерти.
– Сколько же в вашем списке людей? – неосмотрительно спросил Богданович.
– После вашей фамилии еще миллион.
– Я бы на вашем месте не шутил, вас ждет виселица.
– Не думаю, – усмехнулся тот, намекая о послаблениях для несовершеннолетних, – впрочем, я готов к этому.
Заскочивший на минутку к Фалькам Иннокентий сказал Лизе, что полицейских около участка убили Трубицын и Коган. Все четверо были членами Союза русского народа. О делах «союзников» и избиении ими студента в Потемкинском саду Эрик написал листовку, но Иннокентий был против того, чтобы ее печатать.
– Почему?
– Догадайся. Деятели из Союза сразу начнут копать, если уже не копают, кого убитая нами троица выслеживала в саду, а наша листовка поможет им выйти на твоего учителя, тогда, сама понимаешь, что будет.
– Мне это не пришло в голову.
– Жизнь всему научит. Эти «союзники» страшные люди. Они всерьез взялись за нас, евреев. Я принес тебе показать их платформу по еврейскому вопросу, которую они намерены осуществить через Думу. К сожалению, оставить не могу, зачитаю тебе несколько пунктов или сама пробеги глазами, только не так долго, а то мне надо уходить.
Он вытащил из кармана несколько листков, отпечатанных на гектографе, перевернул первую страницу и на второй отметил что-то ногтем.
– Начинай отсюда.
Лиза прочитала первые строки и задохнулась от возмущения. У нее даже закружилась голова, и она вынуждена была сесть на диван, до того было ужасно, что там говорилось. Она взяла себя в руки и стала читать дальше.
«Чтобы решить еврейский вопрос мирным путем, «Союз русского народа» предлагает способствовать организации еврейского государства в Палестине и всячески помогать евреям переселяться в «свое государство»…
Руководствуясь этим и веря в успешное осуществление данного проекта, идущего навстречу желанию самих евреев, «Союз русского народа» полагает, что поспешность осуществления этой задачи, несомненно, отразилась бы на нормальном выполнении евреями их гражданских обязанностей в странах, оказавших им гостеприимство, во вред народам, среди которых они живут. А потому «Союз русского народа» обязал своих представителей в Государственной Думе требовать, чтобы все проживающие в России евреи были немедленно признаны иностранцами, но без каких бы то ни было прав и привилегий, предоставляемых всем прочим иностранцам. Такая мера в связи с другими ограничительными мерами, несомненно, поддержала бы энергию евреев в деле скорейшего переселения в собственное государство и обзаведения собственным хозяйством.
Союз русского народа настаивает на введении целого ряда ограничений для евреев. С трибуны Государственной Думы члены «Союза русского народа» требуют следующего:
1. Чтобы евреи не могли быть допущены ни в армию, ни во флот, ни военнослужащими, ни по вольному найму, ни в интендантство. Чтобы евреи не могли быть военными врачами, фельдшерами и фармацевтами. (С другой стороны, справедливо и необходимо заменить для евреев отбывание воинской обязанности денежной; непрерывное же поступление этой денежной повинности возложить на еврейское население с круговой порукой.)
2. Немедленного восстановления строгой черты еврейской оседлости в прежних пределах, с предоставлением подлежащим обществам, входящим в черту оседлости, права делать постановления о недопущении евреев в свои пределы, а равно и о выселении из них.
– отмены всех законов, расширяющих черту оседлости евреев, дабы были
восстановлены законы, действовавшие по ограничению евреев до 1903 года;
– отмены привилегий для евреев по образованию, ремеслам, предоставляющих им право повсеместного жительства;
– воспрещения евреям проживать и пребывать в портовых городах.
3. Недопущения евреев во все учебные заведения, где обучаются дети христиан, и лишения их права основывать учебные заведения высшие и средние.
– воспрещения евреям быть преподавателями и начальниками (директорами, инспекторами и т.п.) в казенных, общественных и частных учебных заведениях. Воспрещения быть домашними и сельскими учителями (воспрещение это распространяется и на евреек).
4. Недопущения евреев на государственные и общественные службы;
– воспрещения евреям получать какие бы то ни было концессии и участвовать в каких бы то ни было общественных и казенных подрядах и поставках;
– воспрещения евреям быть судовладельцами и судоводителями и вообще службы в торговом флоте и на железных дорогах;
– воспрещения евреям принимать участие в выборах в общественные учреждения и самоуправление, а равно иметь в оных своих представителей по назначении административной власти.
5. Недопущения евреев под каким бы то ни было видом в Государственный Совет и Государственную Думу, ни к выборам в оные.
6. Воспрещения содержать аптеки и аптекарские магазины, быть провизорами, управлять и служить в оных;
– воспрещения евреям проводить торговлю медикаментами и медицинскими продуктами.
7. У евреев, уличенных в участии в революционных действиях, – конфискации всякого имущества, каковое поступает в казну.
8. Недопущения евреев ни в редакторы, ни в издатели периодических изданий;
– воспрещения евреям иметь книжные магазины, типографии, литографии.
9. Воспрещения евреям – иностранным подданным пребывать в России».
Лиза отдала брату листки и зябко повела плечами.
– Бред сумасшедшего. Осталось только запретить нам дышать воздухом и ходить по земле. Кеша! Неужели кто-то может принимать этот документ всерьез?
– У них очень сильные покровители. Я регулярно просматриваю газету нашей местной организации «Русское дело» и Дубровинскую «Русское Знамя». Сам Иоанн Кроншдтадский, этот великий святой, выступает в афонском подворье в Петербурге с лекциями о подавлении революционной крамолы и о том, как восстановить в России внутренний порядок. А митрополиту Антонию, который, видимо, не хочет иметь с ними дело, они поставили условие: или он возьмет Союз под свое покровительство или немедленно уйдет со своего поста.
– Самому митрополиту? И они еще хотят, чтобы мы прекратили революционную борьбу, да за одну эту иезуитскую программу следует взорвать всю Россию.
Лиза задумалась.
– Неужели они и на Колю набросились из-за меня, ну… что он связался с еврейкой?
– Конечно, нет. Он недавно на собрании рабочих Брянки критиковал их за то, что они вступают в их «Союз». Тем стало об этом известно, вот они и решили ему отомстить. А от тебя я не ожидал, что ты влюбишься в него. Серьезный товарищ. Он знает, что ты с нами?
– Знает. Из-за выступления Эрика, набросившегося на большевиков, мы с ним и поссорились тогда в Потемкинском саду. Я дала себе слово больше с ним об этом не говорить. Не хочу его терять, да от меня в группе все равно толку мало.
– Зря ты так думаешь. Я тебя как раз хотел попросить об одном деле. Вы когда уезжаете в Крым?
– Числа десятого июня, как только папа выкроит свободное время.
– В типографии «Гидра», той, что в Ореанде, скопилось много листовок. Надо, чтобы ты распространила их в Ялте.
– Это невозможно, родители нас не отпускают ни на шаг, правда, папа уедет через две недели, но мама и Зинаида хуже него...
– Сестренка, ты – умница, найдешь способ, как это сделать: вечером во время прогулки по набережной или съездите с тетей Саррой и Аней встречать рассвет на Ай-Петри, это сейчас в моде у отдыхающей аристократии. Для нас это очень важно: в Ялту на лето приезжает много молодежи. С тобой свяжутся Тит Липовский или Саша Мудров. Они там сейчас работают, и сами все доставят в ваш сад.
Ей он тоже оставил саквояж, чтобы, пока не появятся ребята, она распространила в Ялте листовки, присланные недавно из Женевы.
* * *
Похороны Жолтановского, полицейских и трех людей, убитых в Потемкинском саду и оказавшихся членами боевого отряда СРН, решили провести в один день как жертв крамолы.
Вице-губернатора провожали торжественно. Несколько дней гроб с его телом стоял в Кафедральном соборе, куда толпы людей приходили с ним проститься. На Соборной площади был выстроен почетный караул из кавалеристов Феодосийского полка.
В день похорон в 9 часов утра под колокольный звон прошло отпевание. После этого почетный караул феодосийцев перестроился в три ряда и медленно направился к Севастопольскому кладбищу. За ним двинулся лафет с массивным дубовым гробом. Скорбно гудели колокола всех церквей города. Играл военный оркестр. Стоило ему замолчать, как тут же начинал петь синодальный детский хор, бередивший душу своими тонкими голосами.
Сразу за лафетом в черных шляпах с опущенными вуалями шли жена и три взрослых дочери покойника. Чуть поодаль со скорбными лицами следовали Клингенбергер, новый председатель Городской Думы Эзау, Машевский, Богданович и множество других чиновников города в белых и синих мундирах с черными креповыми повязками. Двое полицейских несли плакат со словами: «Жертве крамолы». Процессию замыкали солдаты из всех полков, расквартированных в городе.
День выдался невыносимо жаркий. Облаченные в мундиры и сюртуки, глухие платья с высокими воротниками, в шляпах и цилиндрах люди испытывали неимоверные мучения.
Машевский,
