крикнул: «Казаки!», и Лиза увидела рядом с собой лошадиную морду. Саша схватил ее за руку, и потащил в сторону леса. Казак бросился за ними. Лиза еле бежала на своих каблуках. Шляпа и шарф сразу слетели с головы, толстая коса прыгала по спине.
Деревья были совсем рядом. Казак их обогнал и перегородил лошадью дорогу. Со всей силой он ударил Лизу нагайкой по плечу, так что лопнула ткань пальто. Потом он соскочил с лошади, повалил Сашу на землю и стал избивать его ногами. Все лицо у Саши было в крови. Лиза видела, что он лихорадочно шарит рукой по сюртуку, пытаясь найти карман и вытащить револьвер. Надо было бежать, но ноги ее как будто приросли к земле.
Казак повернулся к Лизе, на нее смотрели безумные, налитые кровью глаза. Она закричала от ужаса.
– Ну, а ты, жидовочка, чего тебе не хватает: здорового, русского мужика?
Он толкнул ее на землю, так что она больно обо что-то ударилась спиной, и навалился всем телом. Лиза стала отталкивать его руками и ногами. Он одной рукой зажал ей рот, другой ударил по голове. Она потеряла сознание.
Когда она очнулась, было уже темно, только сбоку ярко полыхало зарево Брянского завода. Вспомнив, что с ней произошло, она оглянулась по сторонам и увидела лежавших недалеко от нее казака и Сашу Рейзина. Рука скользнула под платье. Нижнее белье было на ней, значит, казак ничего с ней не сделал.
Над головой качалась ветка березы. Лиза ухватилась за нее рукой и попыталась встать, но голова закружилась, ее повело куда-то в сторону, и она опять очутилась на земле.
Начал накрапывать дождик, сначала редкими каплями, потом чаще и чаще, пока не припустил с такой силой, что ее пальто и коса моментально намокли. С мокрых волос бежали за шиворот холодные ручьи, заползая под платье и комбинацию. Она расстегнула пальто, с трудом оторвала от подола платья большой кусок материи, повязала им голову. Стало теплей.
Лиза заставила себя встать, подошла к казаку, посмотрела в его застывшие глаза. У Саши в руке торчал револьвер. Значит, он нашел силы вытащить его из кармана и застрелить этого негодяя. Вот тебе и ангельская душа, не способная на убийство! Оказался ее спасителем. Лиза наклонилась к Сашиному лицу и с благодарностью провела рукой по его холодной щеке.
Не в силах сдержать слезы, Лиза разрыдалась и стала пробираться к видневшимся впереди огням поселка. Вскоре она подошла к тому месту, где трамвай делал на конечной остановке круг, и осторожно выглянула из-за кустов. На площадке было полно жандармов и казаков: поджидали людей, выходящих из леса. Лиза опять немного углубилась в лес и пошла параллельно дороге. Деревья быстро кончились, потянулись высокие кусты акации. Так она брела минут 40, пока, наконец, не решилась выйти на открытое место. Где-то вдали дребезжал трамвай. Значит, было еще не так поздно.
Она сняла пальто. На плече, в том месте, где ее ударил нагайкой казак, зияла огромная дыра. Пальто было все в земле и прошлогодних листьях. Она подумала о носовом платке и только сейчас спохватилась, что оставила в лесу свою дамскую сумочку, в которой находились платок и кошелек с деньгами. Хорошо, что ключи от входной двери, которые она всегда носила с собой, лежали в кармане пальто. Пришлось снять с головы материю от платья. Кое-как почистила ею пальто и ботинки и вышла на дорогу ловить извозчика.
Прошло еще немало времени, когда со стороны Чечелевки показалась крытая коляска. Пока извозчик разглядывал странную барышню из «приличных» и решал, есть ли у нее деньги, Лиза влезла на сиденье и железным голосом приказала ему ехать на улицу, где проживала городская аристократия. Немного успокоившись внутри коляски, она ласково прибавила:
– Поезжайте, пожалуйста, как можно быстрей. Я вам хорошо заплачу!
Извозчику ничего не оставалось делать, как застегнуть за ней кожаный фартук и гнать во всю прыть свою уставшую за день лошадь. Колеса жалобно заскрежетали по неровной дороге.
Лиза забилась в угол коляски, с ужасом думая о том, что сейчас происходит дома. Родители сходят с ума, мама пьет капли, отец сжимает руками виски и ходит нервными шагами по кабинету. Эта картина сменялась другой: убитого Саши и мертвого казака, пытавшегося ее изнасиловать. Она видела налитые кровью глаза этого чудовища, чувствовала запах его давно не мытого тела. И вдруг все это куда-то исчезло и перед ней появилось лицо Николая. Как он сейчас ей был нужен, как хотелось уткнуться в его плечо, услышать от него слова утешения. Она вспомнила свое решение уйти к нему осенью из дома, посмотрела на широкую спину извозчика и, улыбаясь в темноте, прошептала: «18 сентября, милый, я стану твоей женой».
Родители забеспокоились, когда часы в гостиной пробили половина десятого. Лизе было велено придти из гостей в восемь. Сарра Львовна позвонила Ляле, и та заверила ее, что Лиза уже выехала домой. Но когда Лиза не появилась ни в 10, ни в 11, Сарра Львовна позвонила уже Лялиной маме и узнала от нее, что никакой вечеринки у ее дочери не было, и тогда плачущая Ляля призналась, что Лиза пошла на какое-то мероприятие.
Григорий Аронович бросился к телефону, стал быстро крутить ручку аппарата и дрожащим голосом попросил телефонистку соединить с квартирой Рывкиндов. Трубку долго никто не снимал, наконец, раздался сонный голос Семена: «Вас слушают». Иннокентия дома тоже не оказалось. В отличие от Фальков Семен был спокоен: сын часто приходил поздно ночью или вообще являлся под утро.
Григорий Аронович почему-то был уверен, что племянник и Лиза участвуют в одном и том же мероприятии, только каком, раз оно затянулось так надолго: вечеринке, собрании или митинге? Последнее предположение он сразу откинул, так как не мог представить, чтобы Лиза поехала на окраину города. Он отослал жену и Анну спать, а сам сидел в кабинете и курил, курил одну за другой сигары.
В комнате уже нечем было дышать. Он подошел к окну, раздвинул плотные гардины и долго не мог открыть форточку, что-то там заело. Наконец, дверца открылась, и влажный весенний ветер ворвался в комнату, добежал до письменного стола, подхватил лежавшие на нем бумаги и разметал их по полу. Он стоял и жадно вдыхал воздух, вытеснивший наружу клубы дыма. В груди же опять появилась знакомая острая боль.
Хлопнула входная дверь. В коридоре раздались Лизины шаги. Она, видимо, заглянула в гостиную и, увидев, что там темно, побежала к кабинету отца. Григорий Аронович уже сам бежал к двери и, резко рванув ее, столкнулся лицом к лицу с дочерью. Увидев ее живой и невредимой, он окинул ее презрительным взглядом, обошел как неживой предмет и направился к спальне.
– Папа, – окликнула его Лиза, готовая снова расплакаться от обиды и всего пережитого, – дай мне, пожалуйста, денег на извозчика, он ждет на улице.
Григорий Аронович также молча вернулся в кабинет, достал из ящика стола деньги и, не спросив, сколько нужно, высыпал ей в ладонь полную пригоршню мелочи. Лиза расплатилась с извозчиком и, глотая слезы, побежала к себе наверх. Ее бил озноб и противно покалывало в горле – верный признак простуды. Открыв дверь комнаты, она увидела сидящих на кровати Сарру Львовну и Анну.
– Лиза, – выдохнула сквозь слезы мать. – Живая!
Лиза бросилась к ней на шею и разрыдалась. Анна побежала в кухню за водой.
– Скажи Зинаиде, чтобы приготовила ванну, – крикнула ей вдогонку Сарра Львовна.
– Мамочка, милая моя мамочка, – целовала ее Лиза, – я всех вас так люблю.
Сарра Львовна и Анна не стали ее ни о чем расспрашивать и вскоре ушли.
В дверь просунулась голова Зинаиды: «Лиза! Все готово». Лиза обрадовалась, побежала в ванную комнату, сбросила с себя грязную одежду и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Сарра Львовна, заглянув к ней через полчаса в комнату, увидела, что ее там нет, и в испуге стала дергать дверь ванной.
– Я сейчас, мама, – крикнула Лиза.
Сарра Львовна дождалась, когда она вернулась в комнату, помогла ей надеть ночную сорочку, просушила полотенцем густые волосы – у Лизы уже ни на что не было сил, и, укрыв ее одеялом, ушла к себе. Но как Лиза ни устала, сон не шел. Озноб после ванны усилился, тело ломило и горело, как будто в нем разожгли доменную печь.
Она решила пойти к Анне. Несмотря на поздний час, сестра не спала и читала в постели книгу. Лиза, как в детстве, когда у них была общая комната, забралась к ней под одеяло. Анна потушила свет, обняла ее.
– Ты встречалась с Николаем Ильичом? – спросила она.
– Я была на митинге в Чечелевке. Он там выступал, но мы с ним не виделись. Кеша попросил помочь раздать листовки.
– А что там еще было?
– Только не рассказывай маме и папе. За мной и одним товарищем, Сашей Рейзиным, погнался казак. Он до смерти избил Сашу, но тот успел выстрелить в него из револьвера и убил его. И сам погиб. Но я была без сознания и ничего этого не видела.
– Казак мог и тебя убить? Страшно-то как!
– Он меня ударил нагайкой по плечу, на пальто теперь здоровая дырка.
– Лиз, а Николай Ильич? Он о чем говорил?
– Не помню. Да я и не слушала. Знаешь, Аннушка, я скоро уйду к нему.
– Как уйдешь?
– Будем жить, как муж и жена, только пока не говори никому. Могила?
– Могила, – ответила изумленная Анна, которая с детских лет была в курсе всех секретов своей взбалмошной сестры и никогда ее не выдавала.
Прогулка под дождем не прошла даром. Ночью у Лизы поднялась высокая температура. Анна, проснувшаяся от ее хриплого дыхания, включила свет и увидела, что ее щеки пылают, как кумач. Она бросилась к Сарре Львовне. Та прибежала в комнату Лизы, не найдя ее там, бросилась в комнату Анны, увидела красные щеки дочери и первое, что пришло ей в голову: дифтерит! Она приказала Анне разбудить Зинаиду, чтобы та послала Степана за доктором Земсковым. Пока тот не пришел, она взяла уксус и, как делала в детстве еще ее мать, стала обтирать им горячее тело дочери. Временами, когда Лиза приходила в сознание, она говорила матери, что у нее болит спина и низ живота. Сарра Львовна в ужасе решила, что дочь изнасиловали, но не решалась спросить ее об этом.
Оставив с ней Анну, она вышла в коридор и, постояв в раздумье около дверей ванны, все-таки решила туда войти и посмотреть ее нижнее белье. Она отыскала в корзине с грязным бельем ее вчерашние панталоны, не нашла на них ничего компрометирующего и, испытывая чувство отвратительного стыда, вернулась обратно к дочерям.
Вскоре приехал Николай Николаевич Земсков, облачился в белый накрахмаленный халат, и, еще в дверях, взглянув на Лизу, сказал: «Круп!» Внимательно прослушав ее со всех сторон трубкой, он самодовольно улыбнулся: диагноз подтвердился. Вдобавок к крупу, он еще нашел у нее сильнейшую фолликулярную ангину. Сарра Львовна сказала ему, что Лиза жалуется на боли в спине и внизу живота. Николай Николаевич, решивший, что Лиза попала в какое-то происшествие, смутился.
– Нет-нет, – поспешила его успокоить Сара Львовна, – это не то, что вы думаете. Она вчера попала под сильный дождь, пальто и обувь насквозь промокли.
– Тогда это могут быть почки или придатки.
– Это опасно?
– Сейчас я вам ничего определенного не могу сказать. Кроме того, у нее, видимо, произошел сильный нервный стресс. Будем лечиться и надеяться на молодой организм.
Лиза пошла на поправку только через три
