кровати подушку и выстрелил ему в спину. Яша даже не успел вскрикнуть. Тело его тяжело упало на пол.
– Выходим по очереди, – сказал Наум Сергею. – Иди первый, из подъезда поверни направо и еще раз направо за углом. Я этот район знаю, там должен быть небольшой переулок и спуск в овраг. А я подойду к филерам выручать Ивана.
– Это опасно. Филеры могут дать свисток жандармам.
– Раздумывать уже некогда. Надо всем быстрей отсюда смываться.
Когда Наум подошел к филерам и Ивану, там еще оказался дворник, и они втроем старались угомонить разошедшегося Ломаку, который мастерски вошел в свою роль.
– Господа, что тут происходит? – недовольно спросил Наум. – Вы мешаете людям спать.
Ивану здорово досталось. Под правым глазом стоял большой синяк, из нижней губы текла кровь. Дворник крепко держал его за рукав пальто, намереваясь отвести в участок.
– Я знаю этого бузотера, – сказал Наум. – Он живет в соседнем доме. Выпил лишнее. Я отведу его домой.
– А ты-то сам, кто будешь? – неожиданно зло спросил дворник. – Ни тебя, ни его я не знаю, вы здесь не живете.
Он достал из кармана свисток и резко засвистел. Откуда-то сбоку ему ответили два таких же резких свистка, нарушивших сонную тишину квартала.
– Бежим, – крикнул Иван, вырвался из рук дворника, и они побежали в сторону переулка.
Филеры сообразили, в чем дело, приказали дворнику дожидаться городовых, а сами бросились к подъезду.
– Все хорошо, – сказал Наум, когда они уже были в безопасности и остановились отдышаться, – но мы с тобой оба засветились. Меня они не успели толком разглядеть, а тебя изучили достаточно. Так что посиди недели две дома или уезжай из города.
– А работа? У нас такой мастер, что за один час прогула может уволить.
– Ты человек у нас новый, но поверь мне: завтра тебя будут искать по всему городу, и все улики – на твоем лице.
– Ты прав. Поеду к родителям в Лубцы, давно у них не был. А у начальства оформлю задним числом отпуск на эти дни. Может быть, не уволят, а уволят, еще куда-нибудь устроюсь.
* * *
Яша успел рассказать полиции и о сборах группы в иконописной мастерской Игоря Чернова. Полиция установила за летней кухней наружное наблюдение в виде двух агентов, которые особенно не прятались и топтались около поленницы. Хозяин их заметил, сообразил, кто они такие, и в ужасе прибежал к Игорю:
– Парень, ты что натворил, за тобой следят ищейки?
– Ничего, – ответил Игоря, глядя на него своими наивными детскими глазами.
– Гляди у меня. Не посмотрю, что божий человек, выставлю на улицу в сей момент.
Хозяин был в растерянности: тогда что здесь делают люди в штатском, не за ним же самим они следят?
Однако анархисты, напуганные последними арестами, к Игорю давно не приходили. Игорь этого даже не заметил. Он сидел целыми днями в своем углу и писал, писал своих пресвятых дев с глазами красавицы с фотографии, которую ему дал Иннокентий. Было сделано уже 20 таких икон. Он отвез их в город, все продал и получил еще заказы именно на эту икону Божьей матери, – все покупатели ее очень хвалили. Однако сам он своей работой был не доволен. Он никак не мог отразить в глазах Марии загадочное сияние, исходящее из глаз девушки с фотографии, которое, по его мнению, именно таким должно быть у матери Христа. Одна из икон была рабочей и стояла в стороне. Он подходил к ней по нескольку раз в день, делал осторожные мазки в разных частях глаз – нет, все выходило не так, как ему хотелось.
Филеры нервничали и злились, что им приходится зря торчать на сильном морозе. Как-то днем к Игорю приехали на повозке трое посланцев от отца Александра из села Степелевки, того самого, что весной предлагал ему расписывать предел в своем храме. Мужички привезли краски и доски для большого заказа от батюшки. Одеты они были в тулупы и заячьи треухи с опущенными задниками.
Агенты решили, что это кто-то из тех, кого они ждали, – анархисты. Набросились на них с револьверами, связали и бросили в их же повозку. Те с испугом смотрели на них, не понимая, что происходит.
Услышав шум, хозяин подошел в своем доме к окну и, крестясь от страха, наблюдал за тем, что творится во дворе. Ему хорошо было слышно, о чем говорили агенты.
– Что делать с художником? – спросил один из них в теплом пальто с бобровым воротником и меховой шапке.
– Сжечь это змеиное гнездо к черту.
Они вошли в мастерскую. Игорь только что проолифил несколько готовых работ, и в комнате стоял неприятный, резкий запах, особенно чувствительный с мороза. Агенты остановились у порога. Игорь, увидев их, удивленно встал. Он не слышал, что произошло во дворе.
– Смотри-ка, тут, действительно, мастерская и сколько икон. Как же все это жечь? – засомневался второй, одетый, в отличие от первого, в тонкое пальто и каракулевый пирожок, и до костей промерзший. Он стянул пирожок с головы, подошел к ближайшей иконе Николая Чудотворца, три раза перекрестился и низко поклонился. Товарищ его тоже снял шапку, перекрестился и теперь нерешительно топтался на месте.
– Это не мой дом, хозяина, – поспешил им сообщить Игорь. – Я у него арендую.
– Посмотри-ка внимательно за образами, – сказал в меховой шапке напарнику, – может быть, там что-нибудь найдешь.
– Ничего нет, – ответил тот, заглянув под лавку и за иконы, подошел к окну и с силой рванул зашпаклеванные на зиму створки. В комнату ворвался морозный воздух.
– Что вы делаете? Испортите иконы, – закричал Игорь и стал неистово креститься.
– Вот-вот, попроси у Бога помощи, в следующий раз будешь знать, как собирать у себя преступников.
Он взял в руки доску с девой Марией, отставленную Игорем в сторону для доработки.
– Вот это да, глаза какие, смотрят в самую душу, – он поежился и перекрестился. – Бери ее и двигай отсюда.
Игорь схватил с кровати простынь, завернул доску, засунул в карман фотографию Лизы и вышел из мастерской.
Хозяин, увидев, что Игорь направился по дороге в сторону села, выскочил из дома, бросился в кухню и стал совать агентам деньги. Лицо его выражало ужас, руки тряслись, над верхней губой выступили крупные капли пота.
Филеры обрадовались деньгам.
– Выпить дашь, а то мы тут совсем окоченели.
Хозяин засуетился, бросился в хату, принес большую бутыль самогона с двумя стаканами.
Такую бутыль да без закуски, – заулыбались оба. – Идем в дом, а то тут дышать нечем.
– А эти? – хозяин показал на связанных людей в повозке. – Это божьи люди из Степелевки, я их знаю, замерзнуть могут.
Хозяин не просто так хлопотал об арестованных. Божьи люди были посланы самим отцом Александром, и, зная суровый нрав батюшки, он боялся его не меньше, чем этих сыщиков: примчится сюда, разнесет весь дом.
– Ты сам-то, не бунтовщик?
– Да что вы, упаси боже, у меня девять душ детей, вот и сдавал летнюю кухню за небольшие деньги иконописцу. Кто бы мог подумать, что он связан с бандитами.
– А ты откуда знаешь, что он связан с бандитами? Ты их видел?
– Упаси боже! Так вы разве стали бы за ним следить, если бы он не был с ними связан.
– Ну и болтлив ты, корми нас обедом, да побыстрей, пока эти в телеге не окочурились. Доставим их в участок, а там разберутся, кто они: божьи люди или государственные преступники.
Хозяин перекрестился на иконы и повел сыщиков в хату, успев закрыть окно в мастерской и потушить лампу.
Игорь же шел в это время по дороге, крепко прижимая к груди спасенную доску с девой Марией. Дорога привела его к храму и дому отца Александра. Узнав о том, что иконописца выгнали из мастерской, а посланные к нему люди арестованы, отец Александр тут же побежал седлать лошадь, чтобы разобраться с нехристями. Его остановила матушка Ефросинья:
– Куда ты поедешь, их и след, небось, простыл. Иди лучше поговори с Игорем, он совсем не в себе.
Игорь вошел в столовую, положил на стол свою ношу.
– Вот только одну отдали, – он развернул простынь.
– Красота-то какая! – всплеснула руками попадья.
– Красота-то красотой, да не по уставу писана, – сурово заметил отец Александр, недовольный восторгом супруги, и обратился к Игорю. – Не икона это, а портрет. Слышал об итальянском художнике Леонардо да Винчи? Он рисовал мадонн с младенцами. Вот у тебя такая же мадонна, а, может быть, и лучше. Повесим ее пока в комнате для гостей, и ты там устраивайся. Придел расписывать будешь?
– Буду.
– Вот и хорошо. Там у меня двое из Киева работают, но мне они не нравятся. Будешь у них за старшего. Лица и фигуры пиши сам, а остальное – они. К лету чтоб управились.
ГЛАВА 3
Иннокентий считал себя ответственным за провалы в группе, и главные причины видел в отсутствии дисциплины и конспирации, необходимость которых так горячо доказывал на той далекой встрече в Киеве у Арона Могилевского Дима Богров. Он был полностью с ним согласен.
После отъезда Рогдаева в группе опять постепенно сложился надежный костяк. Товарищам, которых лично приводили Окунь, Зубарев, Войцеховский, Марголин и другие «старожилы», можно было полностью доверять. Они за них ручались головой. Но было достаточно и случайных людей. Только появившись, они требовали оружие, выражали недовольство, если их заставляли что-то делать, к чему у них не лежала душа, сами совершали где-то «эксы» и теракты, не ставя об этом в известность группу и Иннокентия.
В прошлый раз, когда на митинге арестовали 70 человек, поставленные в охрану новые товарищи решили, что они зря тут стоят, и пошли слушать выступающих. Пятеро из них оказались среди арестованных, остальные потом что-то беспомощно лепетали в свое оправдание. И наказать не накажешь. Сразу встают на дыбы: мы свободные люди, поступаем, как считаем нужным. Сами анархистские постулаты наносили ущерб движению.
Об этом недавно написал большую статью Кропоткин, посетовав, что из их рядов безвременно уходят сотни молодых людей, которые могли бы еще достойно послужить революции.
Во вред общему делу шло и размежевание в самой анархистской среде, создание групп со своими индивидуальными программами и манифестами, антагонизм между ними. Лидер синдикалистов Кирилл Новомирский, с которым познакомился в Одессе Андрей Окунь, призывал создавать свободные профессиональные объединения трудящихся. Из всех видов борьбы он признавал только непосредственную, прямую борьбу рабочих с капиталом, бойкоты, стачки, насилие над капиталистами и уничтожение их имущества. Он резко критиковал анархистов-коммунистов за их террористическую деятельность и нежелание заниматься образованием и развитием рабочих масс. Такое однобокое бунтарство, предупреждал он, может оказаться роковым для российского анархического движения, а сами анархисты станут слепым орудием в руках политических партий. Он даже советовал им перенимать у социал-демократов опыт в воспитании рабочего класса.
«Безначальцы» во главе со своим лидером Степаном Романовым, наоборот, категорически выступали против создания профсоюзов и массовых выступлений рабочих. В борьбе с современным обществом они признавали только «партизанскую войну» с широким применением грабежей и убийств. Это их статья с призывом к массовому террору, напечатанная в первом номере журнала «Листок группы «Безначалие», вызвала возмущение Кропоткина. Теперь они переехали из Парижа в
