вниз по насыпи.
Друзья бросились к нему. Он был без сознания. Вся левая нога внизу у него была разворочена, из разорванных брюк торчали обломки костей и мясо, сапог набух от крови. Зубарев взвалил его на плечи, раненый от резкого движения пришел в себя и громко застонал.
– Куда его? – посмотрел на друзей Федосей. – Кажется, дело дрянь.
– В больницу, – неуверенно предложил Трубицын, – иначе умрет.
– В больнице сразу сообщат в полицию и арестуют.
– Мы его оттуда вытащим. Опять замолк, не умер?
Андрей потрогал лоб Павла.
– Весь горит. И кровь все течет.
Он снял с себя ремень и перетянул ногу Павла выше колена.
Они вышли на пустое шоссе и двинулись в сторону поселка. Вскоре их догнал извозчик. Друзья остановили его. Увидев человека в крови, здоровый придурковатый детина в рваном армяке наотрез отказался их сажать. Зубарев вытащил браунинг, помахал им перед лицом извозчика:
– Это ты видел?
– Куда везти-то? – сказал тот угрюмо.
– В городскую больницу, там врачи хорошие.
– Так это далеко, ваш товарищ помрет.
– Делай, что говорят.
Наум, Андрей и Федосей сели рядом с Павлом. Семен взгромоздился на козлы рядом с извозчиком и всю дорогу усиленно подгонял его, не вынимая руки из кармана.
В больнице они сдали Павла дежурному врачу, вышли на улицу и, прячась за толстый ствол дуба на противоположной стороне, стали ждать, что последует дальше. Прошло два часа – все было тихо. К больнице уже стягивались люди: врачи, медсестры, посетители. Несколько раз подъезжали кареты скорой помощи.
Ровно в девять показалась полицейская пролетка. Из нее вышел офицер в сопровождении двух жандармов. Офицер внимательно посмотрел по сторонам, как бы почувствовав, что кто-то из сообщников должен быть тут рядом и, не обнаружив ничего примечательного, направился к зданию.
Друзья продолжали ждать. Обратно вернулся один офицер, жандармы остались охранять Павла.
Неудача с поездом друзей не остановила. Наоборот, им хотелось быстрей реабилитировать себя в глазах группы. Через три дня, теперь уже вчетвером, захватив оставшиеся в мастерской иконописца бомбы, они отправились на Амур бомбить казачьи казармы. Расчет был простой: они бросают в казармы бомбу в 8 килограммов, испуганные казаки выскакивают во двор, и они их тут же накрывают второй бомбой.
Однако первая бомба до здания не долетела: попала в забор, а казаки, услышав взрыв, наоборот, попрятались в казармах. Обескураженные таким поворотом дела, друзья вынуждены были поспешно скрыться, так как к месту происшествия уже летели конные городовые.
В начале февраля Зубарев прямо на улице напал на мастера завода Эзау Филипенко и тяжело ранил его. Через несколько дней он и Олек Чернецкий бросили в Каменке две бомбы в полицейский участок. Раненых не было, но среди полицейских поднялась паника. Вскоре Олек в той же Каменке один напал на трех городовых: одного убил, остальных тяжело ранил. Через день его выследили на квартире, где он прятался у своей знакомой, и ночью пришли с обыском. Олек выскочил в окно и, отстреливаясь, тяжело ранил помощника пристава и казачьего сотника.
В Нижнеднепровске наконец удалось расквитаться с начальником тяги железной дороги Федоровым, отличившимся особой жестокостью во время октябрьских событий прошлого года. Он тогда нагло заявил рабочим, что «мясо стачечников будет валяться по всем улицам». На дело пошли Трубицын, Войцеховский и Макар Коханенко.
Подкараулив Федорова на улице, убили не сразу, а разыграли целое представление. Трубицын кинулся к нему в ноги и стал плакать, что его семья голодает, прося дать ему «не денег, нет – разве можно, а хоть какую-нибудь работу». Федоров пхнул его ногой в грудь и обозвал «грязной свиньей». Семен отполз назад. К Федорову тут же подскочили Сергей и Макар и в упор расстреляли его.
Володя Кныш безуспешно охотился за директором завода Эзау Пинслиным, который теперь везде появлялся в сопровождении усиленной охраны. Но неожиданно в этом повезло Окуню. Проходя как-то днем по многолюдной Озерной улице, он увидел в пролетке Пинслина. Рядом с ним находилась только его жена. Андрей тут же выхватил браунинг и выстрелил в него, но не убил, а ранил в плечо. Пинслин закричал диким голосом и стал звать на помощь.
Андрей подскочил к нему, чтобы выстрелить еще раз, но тут жена директора заслонила его собой и умоляюще вытянула вперед руку. На секунду Андрею показалось, что перед ним Ванда Козловская – такая же маленькая и хрупкая. Он сплюнул от досады и быстро растворился в толпе, растерянно взиравшей на эту сцену.
* * *
Их анархистской группе пока относительно везло. После декабрьской стачки во всех екатеринославских партиях прошли массовые аресты. У эсдеков почти полностью были арестованы их большевистский комитет и Совет депутатов. Эсеры и бундовцы также сильно пострадали. Заседавшие день и ночь суды чуть ли не каждый день отправляли в Сибирь по 30 – 50 человек. А их анархистская группа теряла людей в основном на «эксах».
И вдруг в начале февраля у себя на квартирах были арестованы сразу десять человек. У каждого что-то было обнаружено – запрещенная литература, корзины с листовками и прокламациями, инструкции и схемы для приготовления бомб. В их число попали Макар Коханенко, Савва Шерстюк, Гаврила Голубь, Веня Равич, связные Эсфирь Лившиц, Ирина Звонова и Тая Чумак, Богдан Ступка, взявшийся, как и Зубарев, самостоятельно собирать бомбы, братья Ефим и Феликс Виннер.
Через неделю забрали еще восемь человек. По странному совпадению все это произошло сразу после того, как из Женевы пришел большой багаж с литературой, и людям были розданы листовки, брошюры, а некоторым – чертежи с полным описанием изготовления бомб. Они не успели их еще надежно спрятать, и были найдены при обысках. Не было сомнений: в их рядах завелся провокатор.
В середине февраля в Аптекарской балке удалось собрать большой митинг всей городской группы (без анархистов из поселков). Пришло также много сочувствующих или желающих послушать, о чем будут говорить анархисты. Заранее, по опыту эсдеков (у них тоже было чему поучиться), были намечены темы выступлений: о положении рабочих на заводах, взглядах анархистов на аграрный вопрос, отношении к другим партиям, связях с крестьянами и солдатами.
Иннокентий, выступавший по первому вопросу, побывал перед этим на всех крупных заводах: Брянке, Эзау, Гантке, Трубном и скрупулезно собрал сведения о всех несчастных случаях на рабочих местах, смерти по инвалидности, издевательствах мастеров и других случаях, от которых у него самого волосы встали дыбом. На Брянке рабочих, простоявших 12 часов около печи, мастера заставляли еще два часа очищать траншеи от шлаков, а в одном цехе начальник приставал к молодым работницам и принуждал сожительствовать с ним.
Кроме Иннокентия, подготовились Эрик, Софья Пизова, Семен Трубицын. Специально для освещения крестьянского вопроса Иннокентий пригласил знакомого лектора из научного общества Георгия Ивановича Брагина, бывшего народника, а ныне, кажется, кадета, попросив его всесторонне осветить этот вопрос без всяких личных оценок и партийных пристрастий.
Но до Брагина дело не дошло. Во время выступления третьего оратора, Семена Трубицына, со стороны самой заросшей и непроходимой части оврага появились драгуны и стали окружать растерявшуюся толпу.
Иннокентий и несколько активистов, стоявших около трибуны лицом к оврагу, их увидели первыми и успели скрыться. Значительная же часть людей – 70 человек были арестованы и отвезены в казармы Феодосийского полка, так как городская тюрьма после декабрьских событий была переполнена.
Зубарев заподозрил в предательстве Яшу Маляра – бывшего эсера, примкнувшего к ним в декабре прошлого года. В качестве аргументов Федосей выдвинул его внешний вид «вынюхивающей крысы» и то, что на митинге самого Маляра не было.
В ту же ночь Иннокентий, Федосей и Наум навестили Яшу. Яша неистово бил себя кулаком в грудь, клянясь, что он не мог совершить такое кощунство. «Я готов доказать это любым способом, – чуть не плакал он. –
Хотите, достану у эсеров бомбы и оружие, у меня остались старые связи, приходите за ними в воскресенье в два часа дня».
– Что-то уж больно подозрительно он назвал для встречи конкретный день и час, – сказал Федосей, когда они вышли на улицу.
– Даже очень подозрительно, так ему эсеры и дали бомбы и оружие, что-то он раньше нам их не предлагал.
– Он – провокатор, точно он, чует мое сердце, – не унимался Зубарев. – Придем в воскресенье пораньше, спрячемся где-нибудь в подъезде и посмотрим, что он нам приготовит.
На встречу пошли Федосей, Андрей и Иван Ломака, новый товарищ из железнодорожных мастерских, теперь часто появлявшийся с Андреем. Они спрятались в подъезде углового дома, откуда с третьего этажа хорошо просматривалась вся улица. В назначенное Яшей время на ней появились городовые, перегородили ее со всех сторон и стали хватать подозрительных прохожих. Зубарев насчитал 20 человек, которых затолкали в полицейские пролетки. Через час городовые ушли, оставив недалеко от Яшиного дома двух филеров.
– Оставили своих ищеек, боятся, что мы Яшку прикончим.
– Надо подождать, когда Маляр выйдет, не будет же он все время сидеть взаперти?
– А что, если он уже сбежал?
– Может быть, и сбежал, – согласился Федосей. – Придется здесь подежурить. Ваня, иди-ка ты домой, а к ночи приходи сюда с Войцеховским и Марголиным. И оружие захватите. Посмотрим, как филеры себя поведут.
Иван ушел. Андрей и Федосей оставались некоторое время в подъезде, пока их не заметил кто-то из жильцов и не пригрозил позвать дворника. Друзья перешли в трактир на этой же стороне улицы.
Ночью пришлось прятаться за деревьями. В 12 часов их сменили Иван, Сергей и Наум. Такая же смена караула произошла у филеров. Марголин, бывший у Маляра дома, высчитал, где находится окно его квартиры. Если расчеты оказались верными, то в квартире кто-то был: горел свет, и по занавеске двигалась тень. Временами свет гас, и снова зажигался – из комнаты наблюдали за улицей.
– Надо отвлечь филеров и подняться в квартиру, – предложил Наум.
– Может быть, подождать до завтра, что скажет Кеша, – неуверенно протянул Сергей.
– Нет, надо действовать сейчас. Маляр может в любую минуту выйти на улицу и под прикрытием этих филеров сбежать. Давай-ка, Ваня, отвлеки их внимание, а мы с Серегой наведаемся к Яше в гости.
Ломака прикинулся пьяным, вытащил пачку папирос и направился к филерам прикуривать. Те начали его прогонять. Иван полез к ним обниматься. Улица огласилась криком и матерными словами. Сергей и Наум проскользнули в подъезд и стали медленно подниматься по лестнице – там тоже могли быть агенты. Все было тихо.
– Звонить не будем, – сказал Наум. – Я так открою.
Он вытащил из сапога заточку и вставил ее в замок. Внутри его тихо щелкнуло.
Свет в квартире был погашен.
– Оставайся в дверях, – шепнул Наум Сергею, – а я пойду в комнату.
Он вытащил браунинг и, выставив его вперед, стал осторожно продвигаться по стене.
Яша не слышал щелчка в двери. Он стоял у окна и с интересом наблюдал за разыгравшейся внизу сценой.
Наум взял с
