РЫЦАРИ СВОбОДЫ

настоящая барыня, как его бывшая помещица Нинель Петровна Сыроварова: в модном шелковом платье с буфами, с дорогой булавкой в русой косе.

Илья пришел к священнику после утренней службы, и тот пригласил его вместе со всеми к столу. Он специально сел рядом с Еленой. Ему понравилось, что девушка не кичилась своим происхождением, говорила с ним просто и заливалась звонким колокольчиком, когда он рассказывал ей что-нибудь смешное. На третий день их знакомства он поймал под столом ее руку и шепнул на ухо: «Выходите за меня замуж». Девушка залилась румянцем и выскочила в сени. Илья бросился за ней, схватил ее за плечи и поцеловал в губы. Елена оттолкнула его сильными руками:

– Я вас совсем не знаю!

– Так узнаете, – горячо зашептал Илья. – Вы не смотрите, что я подмастерье, я много работаю, скоро открою свою мастерскую, вы мне очень любы.

Через неделю гостьи уехали. Илья затосковал, и все время думал о ней. Спросил однажды у священника ее адрес, тот посмотрел на него своими подслеповатыми глазами и неожиданно больно обидел:

– Не по себе, парень, сук рубишь.

– Я люблю ее. Чем я хуже ее: грамоте обучен, работаю на совесть.

– Покумекай-ка головой: она – дворянских кровей, ей нужен жених знатный и при их нынешней бедности еще и богатый.

Пробовал Илья подступить к попадье, выведать у нее адрес Елены, но та делала вид, что не понимает о ком идет речь. Так и жил Илья со своей тоской и обидой, ни на что не надеясь.

Через два года попадья умерла, и Елена с тетушкой приехали на ее похороны. Девушка еще больше похорошела, стала серьезной и совсем не улыбалась, хотя этому могла соответствовать печальная обстановка в доме. Илья за эти два года успел вступить в долю с хозяином мастерской, жил уже не в коморке, а снимал комнату с кроватью, столом и двумя стульями. Чувствовал он себя в этом мире уверенно.

Елена тоже отметила про себя, что он очень изменился. Этот парень, сделавший ей однажды предложение, сейчас ей даже нравился. Он был очень пригож собой: высокий, статный, с красивыми голубыми глазами. Ее смущал его пристальный обжигающий взгляд, которым он повсюду ее преследовал. А он не знал, как к ней подступить. На девятый, поминальный день по попадье он сел рядом с девушкой за столом, взял ее руку и прошептал:

– Выходите за меня замуж. Я вас люблю и все для вас сделаю.

Она уже не зарделась, как в прошлый раз, и не выскочила из-за стола, тихо сказала:

– Вопрос о замужестве решает тетушка.

– А вы сами согласны?

– Согласна!

– Я все время о вас думал, – сказал он, сжимая под столом ее пальцы. – А вы обо мне вспоминали?

Она пожала плечами.

– Почему же вы тогда соглашаетесь выйти за меня замуж? Или вы играете мною?

– Потому что вы меня любите, для меня это очень важно.

На следующий день, надев свою самую лучшую розовую рубаху и начистив до блеска сапоги, он пришел к княгине просить руки ее воспитанницы.

– Да вы, сударь, кто такой, чтобы явиться ко мне с такой просьбой? – воскликнула та, закатывая от возмущения глаза.

– Сапожник, – ничуть не растерявшись, ответил Илья, – а вот Елена согласна.

– Тут я решаю, а не Елена. Подите прочь!

Илья сухо поклонился и вышел, кипя от злости. Однако слова «жениха» о согласии Елены выйти за него замуж заставили княгиню вновь задуматься об их бедственном положении. Годы шли, а подходящей партии для ее любимицы не находилось, а если кто и находился, был слишком стар или такой же нищий, как они сами. И Елене никто не нравился – тетушка, хоть и говорила, что ей решать вопрос о замужестве воспитанницы, не могла не считаться и с ее мнением.

Княгиня позвала Елену, выслушала ее рассказ о том, что сапожник уже делал ей предложение два года назад, он любит ее, и ей нравится.

– Это ты, душенька, говоришь от отчаянья. Нельзя бросаться на шею первому встречному, да еще простолюдину.

– Ну и что из того, что простолюдин, он порядочный человек и твердо стоит на ногах.

– А ты откуда знаешь?

– Батюшка сказывал, хвалил его.

Однако княгиня была неумолима. Илья решил опять обратиться за помощью к отцу Сергию. На сей раз тот встал на его сторону. За это время он полюбил Илью как сына, оценил его трудолюбие и целеустремленность в жизни. Парень не пил, не курил, тянулся к знаниям, был по его понятиям человеком «правильным». О чем уж они разговаривали с княгиней, не известно, но та, в конце концов, дала согласие на брак. Священник сам обвенчал молодых в своей церкви.

Очень быстро Илья понял, что между ним и Еленой лежит некая пропасть, которую ему никогда не преодолеть, как бы он ни старался. Наверное, это и имел в виду отец Сергий, когда говорил ему, что он не по себе рубит сук. Она по-особому говорила, по-особому сидела за столом, всегда была спокойной, уравновешенной, никогда не позволяла себе не только сказать грубого слова, но даже повысить голос. Но и ласковых слов он от нее никогда не слышал, даже в минуты близости, когда, лаская ее, просил сказать ему что-нибудь приятное.

Появление детей, которые пошли, как грибы, один за другим и тяготы семейной жизни ее не меняли – она оставалась все той же женщиной своего круга, и он всегда сознавал: она стоит наверху, а он – внизу. С годами он стал воспринимать эту разницу еще острее и под видом, что надо зарабатывать больше денег, уезжал работать в другие места и подолгу там жил, страдая без нее и мальчишек. Догадывалась ли об этом Елена? Во всяком случае, она всегда поддерживала у детей непререкаемый авторитет отца: он был главным в семье, и его слово для них являлось законом.

В роменский дом Илья Кузьмич вложил всю душу. Сам сделал перепланировку комнат, позаимствовав кое-что у своего бывшего помещика Сыроварова. Внизу находилась большая спальня с будуаром, гостиная, столовая и кухня. Второй этаж почти целиком принадлежал детям. Кроме трех комнат для мальчиков – Олеси тогда еще не было, здесь располагались учебный класс, комната для игр и кабинет Елены Ивановны, где царил ее особый мир.

Как и ее тетушка, старая княгиня Шаповалова, она по вечерам вела хозяйственные расчеты в амбарной книге и делала ежедневные записи в дневнике. Этих дневников со дня их женитьбы скопилось на чердаке великое множество. В молодости Илью Кузьмича иной раз мучило желание залезть на чердак, развязать какую-нибудь пачку, аккуратно завернутую в плотную бумагу и перевязанную бечевкой, и посмотреть, что она там пишет, но он всегда мужественно удерживал себя от такого искушения.

За домом шел большой фруктовой сад. Здесь Илья Кузьмич с самого начала ничего не менял, только время от времени вырубал старые деревья и сажал новые. Сад стал преображаться, когда подрос их пятый сын Григорий, решивший стать агрономом. Он посоветовал отцу посадить рядом с домом разные декоративные деревья, а весь сад по длине разделить аллеей виноградника.

Перед окнами с внутренней стороны двора появились шары самшита и клумба с солнечными цветами – для них Гриша специально ездил в Ялтинский ботанический сад покупать разные виды растений, раскрывающие лепестки в свой определенный час. В другом месте отец и сын разбили большой розарий, а недалеко от летней кухни вырубили старые вишни и соорудили беседку, увитую виноградом. В летнее время там обедали и пили чай, а в сентябре, не вставая со стульев, срывали налитые солнцем гроздья темно-синего кишмиша.

Гриша был неистощим на выдумки. Он уговорил отца устроить в бывшей угловой комнате для игр оранжерею. Илья Кузьмич сам этим загорелся, нанял рабочих, которые расширили помещение за счет коридора, аккуратно разобрали часть кирпичей на трех стенах и вставили вместо них широкие окна. Остальное было делом рук Гриши. Он развел в горшках и деревянных кадках пальмы, декоративные деревья типа лимонов и апельсинов, цветущие кактусы и множество цветов – такую красоту, что соседи толпами ходили к ним смотреть и брать отростки.

Другой сын, Илья, увлекся лошадьми, стал заниматься вошедшей в моду спортивной выездкой. Отцу ничего не оставалось делать, как прикупить к усадьбе еще одну десятину, построить небольшую конюшню и площадку для тренинга. На все это нужны были деньги. И Илья Кузьмич усиленно их зарабатывал. Бывало даже,  по ночам разгружал вагоны или в дополнение к своей основной работе нанимался куда-нибудь кладовщиком и ночным сторожем, о чем, конечно, никто в семье не знал, – все, чтобы только жене и детям было хорошо. В ответ он ловил в глазах Елены особый свет – чувства к нему, которые она не умела высказать вслух по своей дворянской гордости.

В Рождество обычно Даниленко собирались всей семьей. На этот раз из четверых старших детей приехал один Николай. Сергей переслал с кем-то из знакомых поздравительную открытку: жив, здоров и всех целует.


– Пропал человек, – вздыхал Илья Кузьмич, вертя за завтраком открытку в руках, – даже написать толком не может. Знает же, что мы с матерью волнуемся.

– Да все с ним в порядке, – поспешил успокоить его Николай, – я постоянно получаю известия от его друзей.

– Когда же кончится эта беготня, – сказала Елена Ивановна, – вся душа о нем изболелась.

- Кончится, мама, обязательно кончится.

Николай, решивший за эти дни постараться забыть Лизу, с радостью окунулся в предрождественскую суету. Мать с соседкой Марфой, постоянной помощницей Елены Ивановны по дому, пекли пироги, отец и младшие братья сооружали в гостиной большую елку. Он стал им помогать, залез на табуретку и, принимая снизу игрушки, развешивал на ветвях милых сердцу мишек, зайчиков и других зверюшек, которых они когда-то делали вместе с мамой и братьями из картона и материи.

Затем все вместе заворачивали в серебряную бумагу орехи, яблоки и конфеты и вешали наверх, так чтобы Олеся не могла до них дотянуться. У нее и так все лицо уже было перепачкано шоколадом. Под конец отец принес большие красные яблоки и кисти винограда, ставшие основным украшением елки.

После обеда Гриша повел его в оранжерею. Николай вошел туда и обомлел: за окном лежал снег, а здесь все цвело и благоухало. Гиацинты, подснежники, лилии всех цветов, фиалки, гибискусы, пассифлоры, лантыны, фрезии, глориозы (удивительно, что он помнил эти трудные названия!), тюльпаны, белые рождественские нарциссы с очень сильным запахом. Появилось и много новых растений. В кадках около окна стояли цветы, похожие на розы. С потолка свисали длинные плети, усыпанные пахучими красными цветами.

– Филодендрон! – с гордостью пояснил брат.

Он водил его по своему царству, сыпля на латыни научные названия.

– А это белые лилии, – Гриша подвел его к крупным белым цветам, от которых исходил нежный аромат. – Завтра поставлю их к маминой постели вместе с рождественскими нарциссами. Ее любимые цветы.

– А мне с собой можешь дать такие цветы? – машинально спросил он.

– Зачем? – подозрительно посмотрел на него брат. – Девушке?

– Сразу девушке, спросил просто так.

– Да мне не жалко, Миколка, – Грише стало неловко перед братом, – в такой мороз они сразу погибнут.

На следующий день к вечеру в доме стали собираться друзья младших братьев, чтобы идти колядовать. Гриша и Илья заранее вытащили с чердака старые тулупы и маски, достали серебряную звезду на палке, приладили к ней фонарь. Николай сказал,