чмокнула в щеку, - спасибо, Рома, иди, отдыхай.
В ту ночь «рыцарь» долго не мог уснуть: «Я для нее стану чемпионом Молдавии, потом страны, а затем
и мира! Она поймет, как сильно я люблю ее, и она станет моей женой. – На полном серьезе рассуждал
пацан шестиклассник. - Но это будет потом, а теперь тренироваться и еще раз тренироваться»!
И он продолжал тренироваться исступленно, самозабвенно, но стать чемпионом даже Молдавии по
фехтованию не смог, вернее не успел - Елена Федоровна, через некоторое время, вышла замуж за офицера.
Мужа, очень скоро куда-то перевели, и они уехали из города. Тренировать и возить мальчишек и девчонок, занимающихся фехтованием, на соревнования стало некому, оружие было сдано на склад спортивной
школы, и несмотря на настоятельные просьбы детей к директору, - «… мы будем тренироваться сами!», -
ребятам его так и не выдали.
Потосковав без тренера, тренировок по фехтованию, походов в кино, на концерты заезжих артистов, в кафе, где Елена Федоровна учила их пользоваться ножом, вилкой, хорошим манерам вообще, Ромка переключился на
гимнастику. Самые сложные элементы этого вида спорта, на удивление тренера, да и его самого, давались
ему довольно легко. Очень быстро он догнал ребят, занимающихся два-три года и вошел в сборную
города, правда, пока юношескую, хотя, как он считал, был, может быть, он ошибался, готов выступать и
за взрослую.
И вот опять - то же знакомое чувство, но теперь к простой сельской девушке. Он удивился своей
способности так быстро и отчаянно влюбляться. В общем-то, прошло уже достаточно много времени
(минуло полтора года с отъезда Элен, как втайне от всех других звал ее подросток в своих грезах), но ему,
отчего-то, все равно стало стыдно своего «предательства; «…хотя, - поразмыслив, решил он, - это же она
вышла замуж, это она уехала от меня! - оправдывал себя Ромка. - Это, же она, она первая предала меня!
И я имею полное право найти себе другую даму сердца. Вот и нашел! Роман и Джета, почти - Ромео и
Джульета! А что, звучит здорово - как стих! Нет, - подумав, решительно отверг он этот вариант, -
Д’Артаньян и госпожа Бонасье! Вот! Бонасье - гораздо лучше - вспомнил он возлюбленную своего героя!»
- так как «скромно» присвоил себе именно это прозвище.
Он был верен, фехтованию, своему первому виду спорта, которым в полной мере владели горячо
любимые им мушкетеры, и, через псевдоним, данный им Джете, выражал эту свою верность любимому
виду спорта и, если бы была возможность снова заняться фехтованием – он не задумываясь, вернулся бы
к нему.
Итак, Джета представлялась ему госпожой Бонасье. Себе он, как уже известно, отвел роль храброго и
ловкого Д'Артаньяна. Но в отличие от капитана мушкетеров Дюма, он не даст в обиду, а тем более отравить, свою возлюбленную никому!
Роман тут же вообразил, что бригадир, который действительно оказывал знаки внимания Джете, и есть ее, а значит и его главный враг. От этой, мысленно нарисованной, картины он почувствовал гордость и удовлетворение
от своего поступка на пастбище, когда сумел защитить
своего товарища. Правда, действия этого товарища, мягко выражаясь, были не совсем благородны, а даже
наоборот, но это уже, как говорят в Одессе - седьмой вопрос. «В самом деле, - вспомнил он все происшед-
шее на пастбище, - бригадир замахивается кнутом, а я в прыжке…, нет, черт побери, получилось, таки,
довольно лихо и вполне по-мушкетерски!».
Зажегшись еще большей любовью к доярочке, мысленно пожелав ей спокойной ночи, Ромка, наконец,
облегченно вздохнул и закрыл глаза….
На следующее утро «госпожи Бонасье» на дойке не оказалось.
Чрезвычайно расстроенный этим обстоятельством, «капитан мушкетеров» уныло брел в густых клубах
пыли, подгоняя коров хворостиной, сопровождая их на пастбище.
На берегу плавней пацаны, опять собрались в кучку, не забывая поглядывать на коров. Кому-то из них
пришла в голову мысль попросить Ромку показать вольные упражнения, с которыми тот выступал на
соревнованиях.
- …ну чё ты, Ром?! Нарисуй вольные! Земля мягкая, ноги не осушишь…
Ромка попытался отказаться, но мальчишки были настойчивы и он нехотя согласился. Слегка размявшись,
он выполнил комбинацию, усложнив её элементами из первого взрослого разряда. Закончив упражнение,
поклонился хлопающим в ладоши пацанам, огляделся вокруг и увидел, что несколько коров забрели в воду.
- Пацаны, атас! «Чувихи» за бортом! Разбредутся по камышам – ни в жизнь потом не соберем! – прокри-
чал он и бросился в воду выгонять коров из плавней. Часть пацанов кинулась за ним. С трудом, дно было
илистым, вязким и кочковатым, выгнали коров на берег.
А там уже гарцевал на лошадке бригадир.
Ну, сейчас начнется! – подумал Ромка.
На удивление бригадир не стал ругаться: - Что, забежался в воды? – довольно добродушно спросил он,
- Бывается и с такое, главный, что вы вовремя заметился с нево. Ну, кто хотеть прокатиться на этово Степку? – неожиданно спросил молдавский «кавбой», похлопывая лошадь по шее.
Прокатиться захотели все, но признались, что до сегодняшнего дня, ни разу даже не сидели, на лошади.
Бригадир спешился, показал, как надо садиться и ездить верхом без седла; объяснил, как держаться на ее спине, без узды, удил и стремян, и парни, один за другим, минут по десять, покатались на лошади, которую бригадир,
почему-то назвал Степкой.
Непрокатившимся остался один Ромка. Он, памятуя свою стычку с бригадиром, и его недвусмысленные
взгляды на «госпожу Бонасье», не хотел просить его ни о чем. Сидя на коряге, «капитан мушкетеров» делал
вид, что внимательно наблюдает за коровами.
- А ты что, не хотеть прокатиться? – обратился к нему бригадир.
Ромка, повернувшись к нему, отрицательно помотал головой.
- Что, боишься прокататься даже на такую смирненькую лошадку? – презрительно усмехнулся бригадир
пастухов.
- Кто боится? Я…- боюсь?! – вспыхнул «мушкетер».
- Ты, ты бояться, - заверил Ромку бригадир, понявший, что обвинение в трусости, самое больное место
мальчишки.
Ромка встал, подошел к лошади, взялся за ее холку, как объяснял бригадир и легко запрыгнул ей на спину.
- Но-о, - сказал он лошади, слегка тронув ее бока каблуками. Лошадь пошла.
Неожиданно бригадир размахнулся и сильно ударил Степку кнутовищем по крупу. Тот подпрыгнул от
боли и бросился вперед. Ромка едва успел обхватить его бока коленями. В ушах засвистел ветер;
перехватило дыхание. От страха хотелось кричать во весь голос, что он не хочет кататься; он хочет, чтобы
Степку немедленно остановили; он требует снять его с этой лошади; потому, что по международной конвен-
ции запрещено катать на лошади непоготовленных к езде на Степках детей и подростков! Но, уцепившись
руками в холку, а коленями в бока, Ромка сжал зубы и терпел. - «Черт тебя побери! – ругался он на себя. –
Какая, к дьяволу, конвенция? Ты же – мушкетер! Капитан мушкетеров! И езда на лошади – это твое
обычное ежедневное времяпровождение! Держись, или грош тебе цена, Д’Артаньян хренов!..
Наконец, Степка выдохся и перешел на шаг.
- Степа, Степушка, - гладя лошадь дрожащей от пережитого страха рукой, оправдывался Ромка перед
животным, - это не я ударил тебя, честное слово не я.
Степка обиженно мотал головой, а Ромка, прижавшись к его мокрой от пота шее, продолжал поглаживать
его и шептать: - Степушка, хороший мой, это не я. Наконец, «помирившись», как показалось ему, - он,
похлопав лошадь по правой стороне шеи, забыв про международную конвенцию (откуда она, только взя
лась?), развернул ее кругом и не спеша поехал к стаду...
- Ты жестокий человек, - сказал он бригадиру, вплотную подъехав к нему, спрыгнул с лошади и пошел
грудью на бригадира.
- Че ай спус? Что ты сказать? – не понял тот, невольно отступая назад.
- Ту ешть…, - замялся Колька, подбирая слова, - Омуле, ту ешть таре рэу, ты очень злой человек, - повто-
рил он на русском. – И злой ты на меня, а больно сдела - лошади. Причем здесь Степка?
Бригадир, почувствовав свою вину, молча, смотрел куда-то в сторону.
Ромка пошел к сумке, в которой были остатки обеда, нашел кусок хлеба, посыпал его солью, он где-то
читал, что лошади любят хлеб с солью и подошел к Степке - тот испуганно шарахнулся в сторону.
- Степушка, Степа, - ласково шептал Ромка, протягивая коню горбушку, - возьми, пожалуйста.
Степка, почувствовав запах хлеба, боязливо косясь на Ромку, принюхивась зашевелил ноздрями.
- Бери, Степа, бери, - продолжал уговаривать паренек лошадь, протягивая ей лакомство.
Наконец, лошадь потянулась головой и мягкими, теплыми губами вперед за хлебом; осторожно взяв его с
руки подростка, стала жевать. Ромка протянул руку, а Степка, фыркнув, вновь отпрянул назад.
- Степушка, хороший, не бойся, - продолжал уговаривать его парень, - не бойся, - осторожно положил
руку на шею коню; тот напрягся, но остался стоять на месте. Погладив его, Ромка отломил ему еще кусок
хлеба: - Хороший мой, ударили тебя? Бригадир больше не будет, - ласково убеждал он Степку, зло погляды-
вая на мужчину, - Я с ним поговорю, и он больше не будет тебя бить никогда! Слышишь, Степа, никогда!
Степка, косясь на Ромку фиолетовым глазом, может быть, поверив, что тот, таки, ни в чем не виноват
перед ним, кажется, тоже решил помириться, и сам потерся шеей о его руку.
- Так же нельзя, - сурово и с вызовом сказал парень бригадиру, - лошадь-то ни в чем не виновата.
- Скузаць, извени, - ответил тот Ромке, - скузаць, - повторил он, и протянул ему руку.
Ромка с удивлением посмотрел на него, на его руку – пришлось протянуть в ответ свою. Рукопожатие
было одинаково крепким. Бригадир, на много старше Ромки, не ожидавший такого, с уважением посмотрел
на парня: - Ничего себе - силный, - уважительно сказал он….
На пятый день, рано утром, сразу же после дойки, коров погнали на станцию. В полдень стадо проходило через Кагул, по одной из центральных его улиц.
Парни, стыдившиеся, своей роли пастухов и своего затрапезного вида, нахлобучили, серые от пыли, ша-
почки-панамы на глаза, пряча их от взоров горожан и пацанов, которые увидев их в столь неприглядном
виде, могли запросто начать высмеивать их. К их счастью, знакомых парней, во всяком случае, в поле зре-
ния, не оказалось, очевидно, все были на пляже, чему они чрезвычайно и порадовались, и позавидовали.
К вечеру прошли село Лебеденко, за которым раскинулось довольно широкое поле, на него и загнали рога-
тое воинство для ночевки.
Доярки, проведя вечернюю дойку, принялись за приготовление ужина, и через час с небольшим, позвали
мужской состав сопровождения «фрейлин двора» к импровизированному, «по-королевски» сервированно
му столу. Ужинали при свете костра. После ужина, утомленные длительным переходом, пацаны и парни, распределились парами вокруг стада.
Ромку подозвал к себе Петроае: - Иди со мной – есть адин небалшой разговор, - сказал он подростку и
пошел в темноту.
Ромка, несколько удивленный приглашением, кивнул головой и пошел за Николаем.
Петроае, расстелил на земле толстое ватное одеяло, жестом пригласил Ромку сесть на него: - Подожди пару
минут, - бросил он парню, повернулся и скрылся, будто растаял в беспроглядной темени южной,
