Пять лет под буквой "К"

формировании рот командиры отбирали себе талантливых ребят. И вот смотр художественной самодеятельности. Солистов отобрали, танцоров тоже, а вот с хором вышли проблемы. Помогали в смотре нам девушки из музыкального училища. Им эта помощь потом зачитывалась за практику. Практикантки требовали, чтобы состав хора был постоянный. Они знать не хотели про наряды, дежурства, уборки территории и прочие армейские радости. В итоге на самом смотре примерно треть состава хора была новой. Благо песни были всем известные – военно-патриотические. Перед самим концертом девушки успели прослушать новоявленных певцов и посоветовали некоторым из них просто открывать рот. Но в художественной самодеятельности, как в фигурном катании, была обязательная и произвольная программы. Обязательная состояла в исполнении патриотических песен, а во время произвольной мы отрывались, как могли. Танцы, современные песни, мини-сцены, вообщем, алло, мы ищем таланты.
  Один из ребят привёл своего друга по школе. Друг хорошо играл на гитаре и пел, но имел один небольшой недостаток. Он не был курсантом нашего училища, даже военным не был. Своей причёской он напоминал Джона Леннона в период брака с Йоко Оно. Если кому-то это ни о чём не говорит, то вспомните фильм «Мэри Поппинс, до свидания». Там был такой музыкант, постоянно протестующий против чего-то. Примерно, так выглядел этот друг. Помните, чему нас учил Замаров перед караулом: если врёте, то врите уверенно. Комиссия, оценивающая наши художественные способности, не знала всех курсантов училища в лицо, а тем более первый курс. Парню нашли форму по размеру, а причёску… «Искусство, Кончита, требует жертв!» - Сказала героиня Александры Яковлевой своей служанке в фильме «Человек с бульвара Капуцинов», отрезая гриву у коня и локоны у себя, чтобы соткать экран для кинопросмотра. То же самое подумали и мы, и Джон Леннон превратился в Брюса Уиллиса (или Гошу Куценко), кому что ближе. Ну не нашли мы ножницы, а только машинку для стрижки волос без насадки. Прокатило.
  А вскоре после художественной самодеятельности начался период спортивных соревнований. От каждой роты выставлялись команды по лёгкой атлетике, различным единоборствам, гиревому спорту и прочее. Характерный случай произошёл на соревнованиях по боксу. Как известно, боксёры разделяются по весовым категориям. В нашей роте служил курсант Петров, здоровый увалень, который из всех видов спорта признавал только марафонский сон. Но вес парня колебался около отметки в центнер, и командир роты выставил его в соответствующей весовой категории. Во время боя его противник успел нанести только один удар, после чего секундант Петрова выкинул полотенце. В данном случае победа была не важна, а главное участие. В протоколах было зафиксировано, что рота выставила столько-то спортсменов в таких-то весовых категориях.
  Время неумолимо приближалось к Новому Году. А так же к своеобразному ремейку фильма «Вспомнить всё». Для начала из злостных нарушителей воинской дисциплины был составлен наряд по роте. Затем остальным менее злостным было сказано, что в увольнение с 31 декабря на 1 января они не пойдут. Но утром 31 декабря был объявлен приказ начальника училища о том, что необходимо отпустить максимальное количество курсантов вне зависимости от учёбы и нарушений. Мы ликовали, но оказалось, что рано. В богатых арсеналах командирской практики имелось средство и на этот случай.
  31 декабря училище жило по особому графику. После обеда уборка территории, затем ранний ужин и новогодняя дискотека. Для разных курсов дискотеки устраивались в клубе, столовой и спортзале. Каждую дискотеку по традиции обходил начальник училища и поздравлял с Новым Годом. После этого можно было бежать в казарму и готовиться к увольнению. Вот тут и ожидал «залётчиков» главный сюрприз. Дело в том, что командир роты жил буквально в пяти минутах ходьбы от училища и вполне успевал отметить Новый Год в семейном кругу. Я узнал уже утром 1 января, что после того, как были отпущено большинство курсантов, началась работа с неблагонадёжными. Им вспомнили оценки и грехи, после чего отпустили в увольнение. Часы в это время показывали 23 часа 40 минут. А, к слову сказать, училище находилось не в центре города, и ходил к нему только один автобусный маршрут. Маршрутных такси в то время не было и в помине. Но командир роты приказ начальства выполнил: личный состав был отпущен по максимуму.
  Новый Год вскрыл ещё нарыв, о котором все знали, но старались не вспоминать. Блатные! Я уже писал, что сам поступил в училище, благодаря связям отца, но на то, что творилось перед праздником, смотреть было дико.
  Начиная с 25 декабря, начальнику училища начались звонки из московских штабов всех уровней. Дело в том, что на длительные праздники по решению командования института часть курсантов могла быть отпущена в краткосрочный отпуск. Для этого надо было учиться лучше, чем удовлетворительно и не иметь замечаний по дисциплине. Но московских родственников с большими звёздами это не интересовало. В итоге получалось иногда, что двоечники уезжали в поощрительный отпуск, а курсант, который хорошо учился весь период, оставался в казарме, так как лимит отпускников был исчерпан. Одному курсанту отпускной билет был порван из-за того, что он, находясь в строю отпускников, не держал голову высоко и прямо, как того требовал Устав.
  Я не виню в этом командование училища. Они носили погоны, а над ними стояли погоны больше. Затрудняюсь сказать, кто виноват. Да наверняка в гражданских организациях тоже твориться нечто подобное. Значит, это не армейская болезнь, а общественная.
У  тром 1 января я зашёл в канцелярию командира роты и доложил о прибытии из увольнения. В канцелярии витал лёгкий запах алкоголя, оставленный предыдущими курсантами, но Георгиев предпочёл этого не замечать. Всё они понимали, наши офицеры, но наказывать почти всю роту глупо. Если наказать, то придётся объяснять причину, по которой весь личный состав не ушёл в увольнение в первых числах января. А после объяснения причины весёлая жизнь началась бы не только у нас, но и у офицеров. Это как же они нас воспитывали, что мы начали употреблять спиртные напитки. А вы разве не знаете? В армию молодой человек приходит хорошим, крылышками в дверном проёме застревает. А вот воспитание происходит в армии, значит, во всех нарушениях курсанта косвенно виноваты его командиры. Такая логика.
  А потом была сессия. Главным её девизом было: поработайте на зачётную книжку два года, а потом она начнёт работать на вас. И действительно, на старших курсах преподаватель, недовольный ответом курсанта, листал зачётную книжку, и, бывало, что хорошая учёба раньше склоняла чашу весов в пользу экзаменуемого. Первую сессию я сдал без особых проблем. Разве что физическая подготовка подкачала. Этот предмет никогда не был моим коньком. Слабая тройка, в лучшем случае. Но, как мы утешали себя: «нам не нужен лишний балл, лишь бы отпуск не пропал». Да, несдавшие сессию в отпуск не уезжали. Это называлось ПЗО и ПЛО. Пипец зимнему (летнему) отпуску. Не пипец, а… Ну не будем ругаться матом. В последний день учёбы мы сдавали экзамен по высшей математике. Я всегда старался зайти в аудиторию одним из первых. Ну, раньше сядешь, раньше выйдешь. И потом, в случае неудовлетворительного результата был шанс зайти с последней партией сдающих и попытаться пересдать.
  Но «вышку» я сдал на твёрдую четвёрку и отправился в казарму. Впереди намечалась уборка в казарме и на территории. Зашёл в туалетную комнату, достал сигарету, сладко затянулся и…
  - Я не понял, Шураев! С каких это пор здесь место для курения! – Голос Георгиева предвещал ПЗО. – Ну-ка схватил скребок и на плац!
  В принципе, я туда и так собирался пойти, но пришлось промолчать и задуматься, как повлияет мой проступок на отпуск. Но ничего особенно страшного не случилось. Доложил перед убытием правила поведения, которые прописывали и запрет на курение в неотведённых для этого местах и полетел, как лебедь.
  Отпуск ничем особенным не запомнился. Ну, напился в первый день, ну пришёл домой под утро. Да и остальные дни не были чем-то выдающимся. Гулял, пару раз сходил на дискотеки. Запомнились разве что первые два утра дома.  Во сколько бы я не ложился спать, вставал в шесть часов тридцать минут. Привычка!
  Зимний отпуск длился четырнадцать суток. По возвращении всё продолжилось: занятия, наряды и работы. В феврале один за другим курсанты нашей и не только нашей роты начали обращаться в санчасть. Вскоре училище столкнулось с новой напастью. Началась эпидемия дизентерии. Служебное расследование установило, что инфекцию занесла одна из женщин, которая работала в столовой. Я избежал участи многих, но на здоровых навалились все заботы. Как в песне «за себя и за того парня». Даже вылечившихся после дизентерии нельзя было ставить в наряды по столовой и караул. Начальник училища на общем разводе, который проводился по понедельникам, высказался кратко:
  - Понос продолжается! Срём дальше, чем видим!
  Что к этому добавить? Да ничего, кроме того, что на разводе присутствовали военнослужащие-женщины. И голос начальника училища, усиливаемый микрофонами, разносился далеко за пределами альма матер и терялся где-то  среди жилых домов.
Наряд по столовой – это тема, требующая отдельного описания. После наряда по столовой есть не хочется дня два. Но там хотя бы можно наесться. Основным блюдом в зимний период являлся вареный картофель с капустой. Называлось это блюдо бигос (бигус), но к настоящему кушанью с таким названием никакого отношения не имело. Картофель чистился с помощью машины, но бывало она ломалась и… Весь наряд по столовой садился с ножами, и начинался мазохизм. Сначала картошка кое-как чистилась, но после трёх часов работы мы просто обрубали ножами клубни, от чего они становились кубическими. А картошки привозилось 40-50 мешков. Единственное утешение состояло в том, что её можно было пожарить с тушёнкой. Я не являюсь гурманом, но многие мои сослуживцы не могли есть суп, который готовили в столовой. Поэтому гастрит, а иногда и язву, можно считать профессиональными болезнями.
  Время незаметно подошло к апрелю. В мае намечалось празднование Дня Победы. Но не надо забывать, что для военного праздник, как для лошади свадьба: голова в цветах, а задница в мыле. И мы начали мылиться. Процесс протекал также, как и подготовка к присяге. Марширование перед занятиями, после занятий, перед ужином и после, а также в выходные.
На одно из воскресений заместитель начальника училища назначил смотр строевой песни. Смотр проходил по олимпийской системе – на выбывание. Но в отличие от Олимпиады мы мечтали выбыть. Ведь выбывание означало возвращение в казарму и убытие в увольнение. Ну, или, по крайней мере, свободное время. Роты проходили круг за кругом, и редкие счастливчики отправлялись в расположение. На шестом кругу, когда наша рота до хрипоты пела, а может уже и орала «Катюшу», полковник выдал потрясающее изречение:
  - Всё хорошо! Но чего-то не хватает!
  И снова штрафной круг. И оказалось, что строевая отлично развивает вокальные данные. Какая там «Фабрика