Тридесятое царство (окончание)

чёрные, добрый старик?
  - Те, что были четыре десятка лет назад племенами Атроганов, низкорослы, в три локтя, короткошеи, кривоноги, бороды круглые… Теперь их три тысячи или меньше. Прежде были умелыми ратниками, дни не сходили с коней, могли долго не есть… пить лошадиную кровь, разрезав на шее, ели одно мясо…Теперь они нежные, прячутся за Примкнувших. Войско Аши-Баши всегда пополняется. Эти Южные дали всего лишь десяток ратников, но таких племён мало. Много Бродичей стали Отступниками?
  - Точного числа не ведаю, - ответил Куль. – Но ежели они своих жён, девушек, детей превратили в слуг Чёрных – а в войске Аши-Баши нет семей,

231
только ратники и их слуги, равные по положению животине – тогда воинство зла усилилось на одну-две тысячи ратников. Но не менее десятка тысяч мы побили до того, как ушли в Ирий… Так что в наших с Бродичами Землях Аша-Баша не усилился.
  - Думаю, всего их три десятка тысяч, - решил Заредар. –Да не в числе сила. Вы говорили: Криведь. В Криведи сила Аши-Баши. Я четыре десятка лет не умею одолеть ту Криведь.
  - Поведай же о себе, дедуня, - попросил Бадеслав. – Немного ты говорил нам, и братья Ярии пусть больше узнают об этих врагах. Не допусти боги, но может, и им выпадет на долю ратиться с Ашой-Башой. Что за человек он такой двухголовый? Не бог же?
  - В богах не сомневаются, друг… Я давно хотел видеть такой народ. Вы, Южные, вы, северные аркаиды, - с одним языком. Вы – один народ. Этот язык… он как мягкий неторопливый ветер… И вы такие.
  Старик улыбнулся и обвёл глазами семь десятков ратников и ратниц, молча оборотивших к нему слух. Верно, ему трудно было говорить на их языке, он часто останавливался, искал нужное слово. В простой запылённой одежде, босой, с каким-то маленьким медным знаком на шее – не солоником, с седыми, спутанными волосами, он обращал внимание только своими глазами: добрыми и мудрыми. Подобный взгляд дружинники Севера знали у Гостомысла, ныне ушедшего к Горе богов, но Заредар смотрел не синими, цвета Великого моря зрачками, а серыми. Потому, казалось, его мудрость, опыт жизни и пережитое  были больше, глубже. Оно будто покрылось слоем пыли от долгих скитаний, и теперь, умывшись в роднике Святилища, последний вещун неведомого племени очистил свои безмерные знания, и они готовы было политься в души юношей и девушек, дать им новое научение, расширить границы их мира, который до этих пор весь помещался вдоль восточного склона Пояса Рода. И если рассказам Кулеслава и других Куниц Дружина Яра внимала то с печалью, то с негодованием, то с изумлением необычной и быстрой победе Криведи, то старика выслушали в задумчивости, словно проживая с ним те четыре десятка лет со времени первой войны Аши-Баши. И Светислава, как и других, охватывала великая жалость- скорбь по погубленным Южным братьям. Но всего более он поражался мощи коварства нового врага, перед которым слабы казались даже ухищрения косматых асилков. И ещё вспоминалось ему всё, что предшествовало появлению этот тёмной силы: предчувствия Гостомысла, речь на Вещенье о том, что за южные Земли придётся ратиться со слугами зла, да о том ещё, что начинается последняя война Белых и чёрных богов и многие люди отступятся от веры предков, как отступили когда-то гмуры и асилки. «Тот тонкоголосый юноша-Куница, как и друзья его, тогда, в лесу, какую резкую отповедь дал гонцам-Бродичам, - думал Светь. – «Ктыри вы! – сказал он. – Мы пчёлы, работаем, а вы склоняете нас из других соки высасывать». Какой разум и какая сила веры в Праведь в такие юные годы!..
Где он теперь? Погиб в Великой битве Южных с Чёрными или уцелел и
                                                          232
обороняет теперь остатки своего племени? А ведь он и другие Куницы говорили тогда у костра, что сами с душевными изъянами, сами провинились в чём-то перед своими родами… Наверно, потому они и нашли крепкую опору в своих сердцах, что уже пережили зло, осознали его пагубность. Кто перестрадал людской укор, тот становится мудрее и чище. – Светь случайно глянул при этих мыслях на Радиславу. -…А у кого душа чиста, как Небо, тому никакой изъян не пристанет. Нельзя измазать грязью свет или воздух. Только что-то твёрдое…»
  И Яромир много своего думал, пока выслушивал Южных. Ведал он и до того, что подвергнутся они удару из Безлесья и что много будет погубленных. Потому и решил, что его народу лучше заселять эти Земли, укрепляясь в городьбах на возвышенностях. Гостомысл убедил его, что неподвластна ему, простому ратнику с Севера, судьба целого народа, да и не спас бы он Южных силой семи десятков дружинников, если бы и поворотил назад, к селениям Куниц, когда зверьё Безлесья, убегая за Пояс Рода, показало передвижение чёрного войска. Что они против трёх десятков тысяч?.. Удобно было обороняться у гор, да и асилки не сильно разумны, ближе к зверью, чем к людям. А здесь – открытые места. Окружили бы их Чёрные, как они гривастеней у болота, и побили бы, не сближаясь, из своих дальнобойных луков… Всё так: долю Южных племён ему было не изменить. Но бездействовать и стоять в стороне от Великого сражения Праведи и Криведи – тоже недостойно ратника Света.. А за Свет ли он? Любовь и к жене, и к Раде истощили его душу, затемнили её. Нет, конечно же, он не станет Отступником и не перейдёт на сторону Аши-Баши, но что-то близкое к этому выродку с двумя головами видел он в себе, пока внимал рассказам беглецов. Разлад в душе и его, Яра, раздваивает: одно в словах, а в мыслях другое. И таит он эти мысли уже более года… Да разве пятно на душе утаишь? Радислава давно всё приметила в его глазах, хотя старался он не смотреть на неё прямо. Гостомыслу и вовсе его душа, как охотнику следы в лесу. Верно, и Светь уже догадался обо всём, да со своей добротою жалеет дядю и друга. И Радя жалеет. Его, старшего берёжи, старшего Великого похода на Юг, жалеют, как дитя, что упало да накололось рукою!.. Но разве он не пытался лишить себя этот раздвоенности? Намеренно послал племянника в Триозёрье, угадав, что по сердцу придутся друг другу Светь и Радя. А ведь мог и сам наведываться в Каменное взгорье да отпугивать от Подземной дороги гмуров, пока не соберётся Вещенье… Намеренно же и не спускался к самоладу, чтобы Гостомысл забрал с собою внучку и не было Ради в походе среди дружинников. И вот опять собрался он отослать её вместе с любимым ею юношей назад, на Север, а самому спокойно строить Аркогор. Но теперь что же? Пробиваться всей Дружиною к своим племенам, готовиться к войне за южные Земли?.. Чем более он старался избегать Радиславы, тем больше она находится рядом с ним. Словно

233
богиня любви Лада замыслила испепелить его этим неправедным чувством, изничтожить за его недобрые мысли… Да, боги видят всё: и его две любви, и восхваления старшего в напевах Гремислава. Вот и Южные вздумали называть их Яриями, а не северными, и это название уже укоренилось. Только никто не замечает, как бьёт это слово ему по сердцу. Мудрый Гостомысл верно упрекал его тогда, на празднике Купалы и Костромы, за это слово. Никогда прежде не было, чтобы по человеку называли целый народ: Яр-Ярии. Даже у Аши-Баши такого нет… Опять Аша-Баша. Чёрный предводитель чёрного войска. Противник Белых богов. Назвавшийся богом, объявивший старых богов мёртвыми… А не то ли делал в своих новых повестях певун Гремь? Всё меньше пел он в походе о Роде и Свароге, всё меньше о Велесе, чей Лес они проходили. Даже о Перуне, друге всех ратников, тоже мало. А всё больше о Ярии, идущем впереди славной Дружины. О Ярии, одолевшем асилков, ящера, кики-мар… Так он становился богом… Самозваным богом, ибо попросил бы он Гремя не петь о нём, не делал бы того сладкоголосый Журавль. «И боги когда-то были людьми», - говорил он не раз. Даже мудрому и прозорливому Гостомыслу. Да, были. Но не потому они стали богами, что возомнили себя ими, как Аша-Баша, как он, Яромир. А потому, что шли светлой дорогою, не допускали никаких изъянов в души и чистой любовью, чистой, а не скрываемой глубоко в сердце, любили всех людей. Разве он такой?.. И что же теперь? Идти готовить к войне свой народ? Собирать с Кулеславом разрозненных Южных и скрытными набегами из Леса вытеснять отсюда Чёрных?.. И кто кого одолеет из двух самозваных богов?..
  Так думал Яр. Думал и слушал вещуна Заредара. А тот вернулся памятью в далёкое прошлое и неторопливо поведал дружинникам и Южным всю повесть о тёмной силе.
  Четыре десятка лет назад одному племени, заселявшему жаркие речные долины и невысокие горы, стали угрожать соседи. Небольшая приграничная дружина этого племени – Атроганов – была разбита. Погиб и её старший. Сумятица и боязнь разорения и гибели охватили людей. Тогда один из воинов промолвил на Вещенье слова, полные отваги и удали, и его послушались. Был этот человек двухголов, и причину такого уродства знали все: его мать, едва забеременевшую, до жути напугал у горного ручья медведь, от чего стала она не в уме и при родах умерла. Старший племени забрал дитя в свои палаты то ли из жалости, то ли для забавы. Там оно и росло. Находясь среди ратников, необычный малец сызмальства обучался ратному делу. Да только ходить почти что не мог. Однако на лошади, с двумя мечами в двух руках из четырёх, был весьма умел, хотя и вызывал смех у знатных воинов.
  И вот уродец, которому было уже два десятка лет и который сумел даже жениться на двух девушках, вышел перед народом и, испросивши позволения Правителя, родичей и вещунов, стал говорить. Высказывалась больше правая голова, левая же кивала и поддакивала. Да ещё озирала народ
                                                        234
вокруг, словно угадывая, верят ли им – двум братьям на одной паре ног.    Аша-Баша  предлагал на время передать правление от мудрецов к старшим ратникам, которые соберут отряды во всех селениях, дадут отпор врагам и защитят границы. Он рассказывал о том, что соседи, злобствуя, убивают пленных, сжигают жилища, не щадят даже детей. Уже к вечеру того дня Аша-Баша выходил из главного селения впереди тысяч ратников, и люди с надеждой провожали его. Прошли месяц, два… Воины оберегали порубежье, и соседи не покушались на Земли Атроганов. Как-то раз Правитель народа отправился туда, чтобы своими глазами увидеть отважное воинство. Аша-Баша устроил праздник, и во время ратных состязаний Правитель случайно погиб. А когда стали выбирать нового, все заговорили только об одном человеке, вернее, о двойном – Аше-Баше, хотя он не был родственником и нарушался древний обычай. Уже никто не смеялся над уродством старшего ратника, и в этом уродстве многим виделся знак богов, воля Неба. Аша-Баша стал Правителем. А через год объявил, что больше народ ни родичей, ни Правителя выбирать не будет. Многие возмутились. К тому же от соседей, с которыми ранее воевали, дошла весть, что приграничная рать была разбита ими по тайному сговору с Ашой-Башой, и за это, став над своим народом, он отблагодарил их многочисленными стадами овец. Вещуны-прорицатели встали во главе недовольных, и за стенами селения собралось Вещенье для избрания нового Правителя. Нарушение обычаев губит народ, - говорили мудрецы. – Аша-Баша уравнял день своего появления на свет с празднествами в честь богов, будто смерть матери для него радость.