тобой в итоге приключилось, к чему подведен с твоими физическими и умственными усилиями и абсолютно без них и едва отмечаешь в себе, как и все нескладное складно, и все неуместное уместно, что все заполняет все жизненные ниши и, бездействуя, ты вечно в движении.
Дается мысль, которую принимаешь за себя, дается идея, которую ты принимаешь за себя, дается желание, цель, причины, обозримые следствия, но и не только изнутри. Бог побуждает и извне абсолютно всеми обстоятельствами, поступками, желаниями других, чужой мыслью, чужим вдохновением, чужой неприязнью, чужим поощрением, всей внешней природой, которую никак не желаешь брать в счет. Все работает и на себя и на тебя. Все как один слаженный механизм. А если хоть немного поднапрячься, то можно увидеть эту слаженность, работу, как единой целое, у целых наций, народов, в историях, в событиях всех уровней, где ты со своим полем деятельности, со своим коридором движения есть лишь необходимый винтик, связанный с другими такими же, и все вместе – творят в унисон, приходят и уходят и снова приходят и уходят, создавая единое движение. Увидеть эту великую колею Жизни очень непросто, тем более в движении, в развитии, где все предусмотрено, где не может ни одно событие в сути своей не быть ради жизни, как бы ни казалось, не быть ради развития и подъема по лестнице уникальной, Божественной, ведущей только вверх все зримое и незримое, движущиеся и неподвижное.
Не объять умом, не вникнуть рассудком, тем более не знающему за всем Бога, но видящего только себя и свои иллюзорные усилия, впадающему порою в отчаяние, что ведом… но куда… кем… какими силами… и насколько они благоприятны…
Нет ответов не знающему, нет направления определенного здесь невежественному, не было понимания и у меня, оказавшейся в свое время в своем месте, куда ни рвалась, о чем ни пеклась, в чьи ворота и мыслью не смотрела.
Но и стоит ли все знать? Кому-то да, а кому-то еще и не время. Ибо, ну как двигаться вперед, как проявлять инициативу, как входить в представленную Богом мысль и принимать ее за свою, когда, если смотреть с высоты подобных знаний, может увидеться свое направление мелким, едва заметным, а то и никому не нужным в колоссально большом движении жизни.
Не так. Бог не даст ни малому, ни великому такого понимания (только религиозному и то на своей ступени и то для его блага); а все остальные мелкости, в которые готов устремить себя философский и начинающие мыслить всеохватно ум, Бог той же иллюзорной энергией возведет в ранг высочайшего уровня и одну жизнь представит, как значение неизмеримой важности, ибо с позиции Бога и без мельчайшего колесика жизни каждого в забвение придут многие другие, а те в свою очередь не выполнят и свое… Все важны. Каждая жизнь, каждый опыт, каждое существование, каждое слово, каждый поступок, каждое понимание, каждый характер, каждое желание, каждая цель, каждая праведность и каждый грех. Все, все, все… И только религиозный человек из такого понимания, зная, что всем Управляет неизменно Бог, не впадет в отчаяние, но принизит свое эго, никого не обвинит в своем движении, выйдет на прямую связь с Богом, видя везде только Его Волю, всех назовет братьями и сестрами, никого не упрекнет в невежестве, ибо нет ни одной ступени, где бы и сам не побывал, и где бы не извлек свой опыт; только религиозный человек извлечет из этих знаний, что следует предаться Богу, что все в его жизни от Творца, что нет ни одного движения личного, но от Ведущего.
И, так понимая, обретет мир в себе, не привязанность, смирение высочайшее, терпение и любой свой труд посвятит Тому, Кому он и изначально принадлежит. А потому плоды труда его будут лучшие, во благо другим. Воистину.
Но, будучи в невежестве, возводя свою жизнь в ранг высочайшей цели и непременно реально чувствуя эту цель в себе энергетически и постоянно, как некий гимн моего особого предназначения, и тем живя и в этом Волею Бога черпая силы, чтобы не очень сопротивляться движению, я оказалась в новой для себя почти непредвиденной ситуации, которая завихрила мои непроходящие представления о моем предназначении и предложила мне весьма скромное место в жизни, обычное, непростое, место матери и жены и приковало меня всеми обстоятельствами к нему основательно и навсегда, создав ту среду обитания, тот настрой, которые должны были фактически благоприятствовать отведенному на меня Плану Бога, где, оказывается, Волею Бога должно было быть место всему, как и окруженной старости, как и непрекращающимся заботам ни при каких обстоятельствах, которые, однако, только давали качества и тонус движению, где, оказывается, можно было и черпать среди материального бытия мудрость духовную, как и находить подтверждения знаниям Совершенным и Слову Бога.
Однако, Бог ничего не дает без страданий, особенно бытовых. Потрясениями Бог бьет в самые уязвимые, слабые места живых существ, где качества неразвиты и ущербны, где готов мыслить предвзято, себе в защиту, где еще не может проникаться другим опытом и страдания других не видит глубже, чем на уровне ума, где человек недооценивает труд других, вклад других, опыт других… не счесть.
Но, воспитывая, Бог не исходит из качеств, которые не были проявленными, но из тех, где человек проявил себя в прошлых или этом рождении и которые возвращаются кармическими реакциями.
В прошлом рождении, будучи революционеркой, я пренебрегала семьей, принижала в себе роль семьи и жены, как и матери, отчего все окружающие меня мои родные и страдали. Потому в этой жизни я должна была насильственным путем в этом вопросе выпрямиться, принять то, что правильно и от Бога, придать ему значение, развить соответствующие качества, возвести такое понимание в ранг истинных знаний и Воли Бога, ибо я с иным пониманием никак не смогла бы справиться с задачами, возложенными на меня Богом в этом мире и связанными с написанием Святых Писаний, Великого труда, который бы никак не входил с пониманием людей в противоречие в основном, дабы они могли принять и следовать. Но, а пока, ограниченная особым движением в своей цели, я должна была входить в состояние семьи, через кнут и пряник, через необходимость и через все закрытые другие врата.
Переезд в новую квартиру было значительным событием в жизни нашей маленькой семьи, однако, было событием более стремительным, нежели долгожданным. Судьба не дала нам долго мытариться по квартирам, не задержала нас в семейном общежитии и сделала подарок сдержанный и щедрый одновременно, дабы в другую сторону направить наши усилия, да и чтобы иметь основание преподать нам уроки другого порядка и, мне кажется, почему-то в основном только мне и надолго, ибо, видимо я в этом более всех нуждалась, уготавливая себя Планом Бога к некоей миссии, будучи круглым невежеством в вопросах бытия и многих нравственных началах, однако, не человеческих, но Бога.
И все же квартира была, оказалась маленьким раем и достаточно весомым событием в моей жизни, а если точнее, то и роскошью, не смотря на то, что была малогабаритной, но из двух отдельных комнат 18 и 9 квадратных метров и приличной кухонькой в 7 квадратных метров, с удобствами и лоджией. Однако, на тот период больше за меня радовались мои родители, нежели я сама за себя, ибо, как отец ни трудился и ни изощрялся силуэтами, жили родители простенько и помочь мне не могли никак, да и я была в этом плане малоподвижна, ибо идеи шли впереди меня, устраняя материальное, и все земное не было предметом моей борьбы, мысли и желаний. Видимо, так и должно было быть согласно моей сути, и все необходимое вмеру Бог давал через тех, кому по карме предназначалось.
Там, где я была не борец, где полностью полагалась на судьбу, а то и вообще не смотрела в эту сторону и себе особо не желала, то давалось, вручалось, да так, что я по полученному едва скользила мыслью и направлялась в свою воистину не дремлющую суть, почти автоматически, хоть и прилежно выполняя все остальное, отнюдь не разбираясь, истина это во мне или иллюзии, мое это или нет, а в другом – повезло мне или нет.
Идея приукрасить квартиру, как-то приспособить к себе, сделать ее уютнее была начальной и конечной идеей Саши за все время пребывания в ней. А потому вся семейная утварь, перевезенная из общежития, кроме кухонных столов и диванов, долгое время аккуратно и не разобрано по местам лежала в углу залы эдакой немалой кучей, дожидаясь, когда Саша соберется реализовывать свои планы по благоустройству квартиры.
А планы у него были великие, и он постепенно стаскивал отовсюду все вспомогательные для этого материалы, не исключая мусорные баки, и все дожидалось своего часу на лоджии, так, что уж и мои родители начинали высказывать беспокойство, а в порядке ли у него с пониманием. Но было все в порядке, но диктовать Саше, напоминать, тем более требовать было невозможно, он это не терпел и руководствовался своими планами, в которые никого не считал нужным посвящать, отговаривался или начинал гневаться, когда одним вопросом не заканчивалось, а тем более, если ему советовали.
Меня беспорядок коробил не потому, что был беспорядок, но как-то мешал мне сосредоточиться и начать писать дальше. Пока я не писала свой роман, все во мне ныло, металось, погружалось почти в болезненное состояние. Я жаждала нормальную вокруг себя обстановку и не находила себе места от бессилия. Мне нужно было раздвинуть стол, обставить свое рабочее местечко, мне необходим был хоть слабый, но уют и порядок. От меня он отмахивался как от назойливой мухи, но постепенно все начинало вырисовываться.
Старыми рамами, подобранными у мусорных свалок он, наконец, застеклил лоджию, подгоняя долго фрагменты рам друг под друга, да так, чтобы окна удобно открывались, чтобы здесь была и своя форточка, долго ладил оконные шпингалеты, крепил сетку, мысля о подрастающей Светлане, далее снял с петель дверь в залу и сделал ее на колесиках, сделал в прихожей шкаф за счет небольшой части детской комнаты и постелил везде двп, дав мне задание разрисовать его под паркет, сделав внушительных размеров образец, чем я и занялась, и в итоге, комнаты приняли достаточно жилой вид, а полы, разрисованные и покрытые лаком, трудно было отличить от истинного паркета и тем вводили многих в приятное для нас заблуждение.
Участие в этом было для меня тяжкой необходимостью, ибо была на все согласна, лишь бы меня особо не трогали, а я писала. Но и свинарник меня не устраивал, но начальное состояние квартиры вполне. Семья же требовала рук во всех планах и постоянно, и это было обременительно, не по-тарадановски, ибо и я готова была встать под флаг – «нам татарам все равно».
Но одержимый великой и не проходящей идеей, человек, тем более тянущейся из детства, идеей не умирающей, поддерживаемой постоянным чувством важности этой идеи, не может пересилить себя, не может нормально посмотреть на быт, отрывающий от этой идеи, но, разве что, если путем насильственным, ибо идея и постоянный уход в себя и бытие материальное – вещи почти несовместимые, а совмещающий их, ломает себя на каждом шагу, что очень болезненно, требует сил и великой себе всеоправдывающей
