Глава седьмая. Встреча с секретной службой
В тот же день ко мне наведались без приглашения Шанти вместе с Пьером и Вега с Тимом. Они были уже навеселе и я не стала на них сердиться, хотя еще не отошла от своей совмещенности с Зиной. Я испытывала некоторый дискомфорт, как будто это не я, а кто-то другой во мне находится. Затем у меня появлялось обратное чувство того, что я нахожусь в ком-то, ином чем я, но мне самом близком существе. Я так и не могла сказать самой себе, кто теперь я. А тут еще они со своими собственными проблемами. Пьер стал говорить, что я заинтересовалась его отцом и рылась в его бумагах, но говорит, так ничего и не нашла. Шанти спросила, кем был отец Пьера? Пьер адресовал вопрос ко мне.
- Отец был лингвистом и я интересовалась его познаниями в области египтологии.
- Чей отец Пьера или твой? - спросила неожиданно Вега и посмотрела на меня своими пьяными глазами, как бы не совсем понимая о чем идет речь.
Я покачала головой. Пока я качала головой, я разбиралась в тех чувствах, которые меня переполняли, естественно часть из них была не моей, а Зины. Только теперь я поняла, что Вега переигрывает свое опьянение. Как будто поняв то, что я это поняла, Тим воскликнул: «Так вы брат и сестра?», обратившись к Пьеру.
- С чего ты это взял? – ответил удивленно Пьер.
- Да, вы друг на друга похожи, - сделала свое заключение Шанти, ухватившись за негаданную возможность полностью присвоить себе Пьера.
- Разве, - сказала я машинально, наконец, поняв, что передо мной сейчас разыгрывался спектакль.
- Лина, извини, но нас уже породнили. Может быть здесь еще есть наши родственники? – спросил шутливо Пьер, но глаза его выдали, - они не шутили, а были затравлены. У меня создалось такое впечатление, что ему навязали игру, в которую он играет без всякого желания, может быть даже, наоборот, с неудовольствием.
- Здесь никого, кроме нас нет. Впрочем вы можете сами проверить, - ответила я, пойдя на «вы».
Моим мнимым друзьям не оставалось ничего другого, как извиниться.
- Лина, ты что на нас обиделась? – спросила меня Вега.
- Конечно, ведь вам известно, что я сирота.
- Мы не хотели тебя обидеть, - сказала лицемерно Шанти. Или мне так показалось?
- Я уже не обижаюсь, я быстро отхожу от обиды, - нашла я, что ответить.
- Лина, пойдем на улицу танцевать, - предложил Тим.
- Нет. Я устала. И потом я буду пятой лишней, - добавила я со смехом. Теперь им можно было уходить и, как Тим сказал, танцевать на улице.
Мы попрощались и договорились встретиться на помолвке Пьера и Шанти через два дня. Закрыв за ними дверь, я подошла к дивану и упала на него от усталости, которая вдруг на меня прямо навалилась за последние тяжелые и нервные месяцы. Ясно было, что эта четверка – ячейка сотрудников тайной организации. Значит, они «ведут» меня все эти годы полетов в космос. Не оставляют своим вниманием и здесь на Земле. Понятное дело, моя квартира на прослушке. А где есть прослушка, там может быть и видеосъемка. Хотя Зина просмотрела все, что только можно в моей квартире, и нашла только жучки прослушки. Знают ли они о пирамиде? Я думаю, они заметили, что я что-то нашла у своего отца. Но что именно, не догадываются. Ключ к этому я уже уничтожила, взяв текст рукописи с собой. По дороге я его разорвала и сожгла, «пустив пепел по ветру». Он касался только нас и больше никого. Поэтому я могла им распоряжаться, как мне вздумается в зависимости от соображений безопасности. Ни пирамида, ни Зина теперь не в их власти. Да, и о существовании Зины они вряд ли догадываются, забыв ее или думая что она в глубокой заморозке. Вот, что касается отца Пьера, то они знают, что это и мой отец тоже.
Итак, спецслужбе известно, что я обладаю даром вызывать мощную энергию, которая может быть использована как в интересах людей, так и против их интересов. Еще ей известно то что я ищу контактов с мне подобными и это самое слабое звено в их хитроумно сети, в которую я попала еще будучи ребенком. Спецслужбы на меня как на живца пытаются поймать тех, кто для них представляет угрозу. Вот почему они меня терпят, держа постоянно под наблюдением. Отца они убрали, чтобы он не мешал им управлять ситуацией. Окружили меня стаей своих ищеек, которые все вынюхивают, чтобы поймать меня на враках или фактах. Но я не должна показывать, что в курсе всего того, что меня связывает с пришельцами, иначе они просто меня уберут.
Было бы, конечно, интересно встретится с тем, кто все это затеял с глазу на глаз. Но такие встречи бывают только в старомодных плохих детективах и шпионских триллерах. Мои же встречи ограничиваются моими «друзьями», у которых есть все поводы для коварства и предательства. Вместе с тем все эти подсматривающие, подглядывающие и подслушивающие, одним словом, соглядатаи, доносчики, известно, что за народ. И занимаются они своими подлыми делами не за идею или для блага народа, а за свою собственную шкуру, попав в затрудненные обстоятельства, которые создали или воспользовались им же подобные деятели. Эта человеческая подлость и ложь прикрывается благородными словами, вроде «разведчик», «безопасность народа», а на самом деле есть то, что она есть и ничего больше.
Трудно противостоять системе, особенно если таких, как ты, единицы. Взять хотя бы меня. Я спасла многих и наказала только виновных. Но именно поэтому меня выслеживают как зверя, чтобы затем при удобном случае «завалить и пустить кровь». Мотивом такого отношения является страх людей, который служит стимулом их подозрительности. Ведь я для них опасна. .Я не такая, как они, но прикидываюсь такой же, как они.
Если встать на их точку зрения и смотреть на меня сквозь очки подозрительности, то против меня оправданы любые средства, так как подозрительность кормит не то, что есть, а то, что может быть. А может быть все, что угодно, если исходить из подозрительности априори. Так появляется демон подозрительности и возникает такой феномен как шпиономания.
И все же я была женщиной. И когда Пьер в следующий раз пришел ко мне, то я решила его «вывести на чистую воду». Попросив Пьера составить мне компанию на природе, я все ему там высказала.
- Пьер, почему ты, зная, что я твоя родная сестра, за мной шпионишь? Или ты думаешь, что я инопланетная гадина, которая прикинулась человеком, и только и жду, чтобы вас уничтожить? – выпалила я в его из всех орудий. От такого натиска он опешил и не знал, что сказать.
- Какая еще сестра?
- Родная, Роже Филидор мой отец.
- Ну, ты даешь, сестричка. Откуда ты взяла, что я шпион?
- А почему ты за мной шпионишь со своей распрекрасной Шанти?
- С чего ты это взяла? У тебя, что крыша поехала что ли от подозрительности?
- До какой степени тебя запугали, трус ты несчастный, что тебе наплевать на то, что я твоя родная сестра. Они твоего отца убили, мать посадили в психушку. А тебе все равно? Переживаешь за свое драгоценную шкуру?
- Подумай сама, Лина, разве такое сейчас возможно или ты начиталась шпионских детективов из XX в.?
- Неужели я дура и вот так дала провести себя, понадеявшись на то, что в тебе еще что-то осталось от человека. Да, какие вы после этого люди, зомби проклятые.
- Лина, ты принимаешь меня не за того, кого имеешь в виду. Я не шпион, не сотрудник спецслужб. А Шанти ничего против тебя не имеет, за исключеним того, что боится, как бы я не ушел снова к тебе. То, что ты моя родная сестра по отцу для меня новость, еще какая новость. Теперь я понимаю, почему мне ты так дорога. Спасибо, что ты мне объяснила природу моей привязанности к тебе. Ты моя родная сестра. Что же касается отца, то он умер от сердечного приступа, что бывает не редко в его возрасте. А мать сидит на психологической диете, - у нее очень слабые нервы.
- Как складно ты все объясняешь. А потом побежишь к своей Шанти и все ей разболтаешь. А она доложит Веге. А Вега «стукнет» куда следует. И ты меня больше не увидишь. И я никого и ничего больше не увижу.
- Ну, и семейка. Мать в лечебнице. Появилась сестра. По ней тоже плачет лечебница. И почему вы, женщины, такие дуры подозрительные? Вот и Шанти мне все мозги выела своей подозрительной ревностью.
- Неужели я заблуждаюсь? - спросила я не столько Пьера, сколько саму себя.
- Конечно, заблуждаешься.
- Ладно. Поехали домой. Я очень устала.
Мне так и не удалось выснить то, кто именно является в моем окружении шпионом. Единственно, что я добилась, так это призналась своему брату в том, что он мне родной человек, Мне стало понятно, что Шанти действительно любит Пьера. Дальше был сплошной лес возможностей одного и прямо ему противоположного. Скорее всего, Вега действительно была информатором службы земной безопасности. Не зря же она была болтушкой, а как было известно в XX в. болтун – находка для шпиона. Теперь мне все стало ясно. Я нахожусь на поводке. Если я зарвусь, то меня живо поставят на место. Искать встречи с моими мучителями было бесполезно. Важны были не они конкретно. Среди них могли быть такие же люди, как и везде. Только никогда не надо забывать, что рядом с ними были и те, кого новая жизнь еще не исправила. Вот поэтому они и затаились и обрели в своей тайне оплот подозрительности, который изнутри мешает новой жизни развиваться, тянет ее назад, превращаясь из кокретных страхов негодяев за свою шкуру эгоистов и собственников в систему шпионажа за людьми и манипулирования их сознанием, мыслями и чувствами. Я всегда помнила о том, что не пришло еще время полного доверия. А если нет доверия, то появляется подозрительность, ложь, страх, ненависть, злоба и их преступные последствия.
Что если я сама и Зина стали жертвами собственной подозрительности? И наша подозрительность стала питательной средой для подозрительности против нас? И тут у меня появилась мысль о том, что моя подозрительность является плодом работы паразитов сознания, которые все истолковывают так, как им выгодно, питаясь нашими страхами и плохими мыслями. А может быть и нет ни Зины, ни того, что я себе нафантазировла, истолковав события, свидетелем которых я была в нужном моему заболеванию под именем «паразиты сознания» смысле? Все может быть, например, шизофрениеское раздвоение личности, если такие нездоровые мысли приходят ко мне в голову. Как говорят: «Утро вечера мудреней». С этими словами я легла спать, понадеявшись на завтрашнее утро.
Глава восьмая. Новая жизнь
Проснувшись, я на свежую голову решила начать новую жизнь. Та служба безопасности, с которой я в уме боролась, были мои неизжитые детские страхи. Я мечтательница и мои фантазии бывали так ярки и мне самой интересны, что я начинала их принимать за саму реальность. Но во мне развита не только фантазия, а и раузм, который с трудом переносит прямую, дикую мечту, так что ей со временем приходится к нему приноравливаться, чтобы получить право, прописку на законное существование.
Во мне
