банальная, бездарная, беззлобная, безобидная, беспечная, бесцере-монная, благопристойная, благочинная, веселая, возмутительная, вольная, вуль-гарная, глупая, громоздкая, грубая, грустная, двусмысленная, дежурная, дерзкая, дерзновенная, детская, дикая, добрая, добродушная, дружелюбная, дружеская, ду-рацкая, дьявольская, едкая, ефрейторская, ехидная, жгучая, жестокая, забавная, забористая , заезженная, зверская, злая, злорадная, злоречивая, игривая, идиот-ская, изящная, истасканная, исхлестанная, казарменная, кислая, колкая, легкая, легкокрылая, медвежья, милая, мудрая, мягкая, наглая, натянутая, небрежная, не-винная, недобрая, нежданная, незлая, незлостная, неловкая, немецкая, неприлич-ная, непристойная, неприятная, неуместная, обидная, озорная, оригинальная, ос-корбительная, острая, остроумная, плоская, плохая, площадная, пошлая, плоско-донная, приличная, пристойная, просоленная, простодушная, пустая, скверная, славная, смелая, смешная, солдатская, солдафонская, соленая, сочная, смачная, сухая, товарищеская, тонкая, тривиальная, тупая, тяжеловесная, удальская, ци-ничная, школьническая, школьничья, ядовитая, ядреная, язвительная… Я уверен, что любой, больше или меньше значимый эпитет тоже подойдёт сюда: шёлковая, бархатная, платяная, рогожная; железная, стальная, медная, оловянная; волчья, лисья, крокодилья, слоновья... - уверен, найдётся ещё куча красок, прилагатель-ных и определений, и метафор, чтоб показать шутку с её какой-то наиболее при-влекательной стороны, невидимой, как уже было сказано, невооружённому глазу.
Например, у нас шутка доктора-парадоксов-друга изменила жизнь нашей под-руге Софи в хорошую сторону (по крайней мере мне так кажется или мне так нужно). Упадёт такая шутка, как гром с ясного неба, или как снег на голову, или как обухом по голове, и не пропадёшь за понюшку табака, и не доведёт она тебя до помрачения ума, напротив, как вроде бы и в трубу протрубили, а хочешь - вы-ходи, а хочешь - и не выходи… строиться. Шутка свалилась на Софи, но не как с ясного неба, а как с неба уже неясного, потому что, как сказал бы… да любой об-разованный немец сказал бы, что den Grundstein dazu war schon lange gelegent, что значит, камень уже давно был положен во главу угла.
«Софи, - сказал доктор Жабинский, если ещё кто помнит, - Софи, займитесь куклами, - пошутил, повторюсь, пошутил доктор, после того, как Софи рассказала друзьям очередной свой кошмар, кошмарный сон про патолоанатома и его клиен-тов, прости меня, Господи, с лозунгами около метро.
Софи, как уже все поняли, это особый брильянтик, особый выверт в нашем ро-манчике. Из-за неё всё (прародительница у неё Ева, хотел сказать, но не скажу, потому что это уже было, если кто помнит: «…был весьма почтенного рода: имел своим предком Адама»). А раз так, Софи, пришло время (всякому фрукту своё, извини, Софи, время), и мы узнаем откуда, как скоро будет сказано, растут у тебя ноги. Mouvais ton! Одно дело: «Вот мы и узнаем откуда ноги растут», - и совсем другое: - «…узнаем откуда растут у тебя ноги».
Ещё раз: «Если в вашей семье родилась девочка: куклы, кукольные домики, ку-кольные замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, спальни, будуары, салоны, мадемуазели»… - дух, я вам скажу, не позволит таких длинных перечислений, ес-ли ни к чему…
Кукол девочка называла, как уже все поняли, всякими мадленами, помпадура-ми, мадемуазелями, кавалерами, принцами (благодаря своему образованному Papa), и был король, с завитым париком-пирамидкой и коротенькими ножками. Софи раскланивалась с ними, делала всякие, как она думала, светские па и кник-сены, играла с ними в вальсы и пьесы и выясняла, как это можно и интересно, на-верное, любить сразу трёх апельсинов? Текстологи и комментаторы ещё нанижут черепа и черепки и разберутся, откуда у нашей Софи, pardon, растут ноги (вот! не прошло и часу) или руки, как кому больше нравится, будут цитировать всяких именитых философов, филологов, психологов, физиологов, нейробиологов, сай-ентологов, филематологов, богословов и Фрейда, как это уже было где-то сказа-но… я же сообщаю, что notre cher papa… маму в семье называли соответственно notre chère maman, а маленькая Софи была notre petite nymphe…
Представьте себе: кабинет notre cher papa… На столе остатки уточки-мандаринки (вот оно, пришло время обещанного Überraschung… Überraschung, suprise, удивления, изумления, неожиданности и внезапности, но ещё два слова, да что там два слова, сообщаю прямо сейчас, что notre cher papa… notre cher papa был не только, в некоторой степени, знатоком эпохи короля с короткими ножками (ах! чего он только не был знатоком? – свойство присущее всем представителям этой трудной профессии), знатоком Монпансье и Вуатюра Венсана, но ещё и… notre cher papa рассказывал студентам, указывая на складки живота и разросший-ся до неприличных размеров покойниковский желудок (профессор его называл Panza, что значит брюхо, о чём скоро будет) про эту эпоху жадных до денег бур-жуа, неистовых реформаторов и неистовых папистов, эпоху, когда вдруг всем стало понятно, что если я мыслю, то я и существую («обязательно встаёт вопрос, - подчёркивал он, - а если не мыслю… то уже и?.. - конечно, встаёт ответ, - шутил шутник, - уже и!»), рассказывал про эпоху прециозных благородных поэтов и, на-против, поэтов, потерявших всякое фантазийное ощущение мира, всякое ощуще-ние карнавальной стихии и всякие благородные нравы (надо помнить, что ещё сколько-то, может, сто (тыщ) лет назад поэты должны были скрывать своё благо-родство (какое там у поэтов благородство? – говорили в свете), благородное про-исхождение и сочиняли стишки, под именем какого-нибудь, извините, Шекспира, Марло Кристофера, Гераклита, Гомера, а если хотите и Вергилия; notre cher papa был, в некоторой степени, знатоком, знатоком и любителем, ах, любителем, пото-му что без этого было никак не отвлечься от процарапанных на синих масляной краской выкрашенных стенах словечек, будто жизнь прожить не поле перейти, от этой - уже некрасоты лежащей на столе… был любителем этой эпохи короля с короткими ножками и его наставника Мишель-Ришара, и, снова же, де Лаланда, и Мадлен де Скюдери (девицы Скюдери), которая скрывалась за именем своего брата-поэта… да чего только папа не был любителем, как уже сказано, а ещё наш Papa… Приготовились! да вы уже и сами догадались, внимание! был, па-то-ло-го-а-на-то-мом, тем, да, да, как раз тем, который снился ей во главе депутации своих, снова же, клиентов, с жизненными, снова же, лозунгами у метро (папочка снился), и тем, который отпустил студента Жабинского и студентку Софи на свободу, ко-гда понял, что им не до малоберцовой кости, у которой есть передняя, а есть и задняя поверхность и не до пекинской уточки мандринки, черепушка которой, как все помнят, взывала к отчаянным мыслям о вечном, хотя питается-то в жизни, это знают даже школьники, уточка в жизни питается всего лишь углозубами, и, тем не менее, остаётся верной до самой смерти своему единственному мандариновому селезню)… выходим из длинных скобок: …у папы на столе (если не помните о чём мы, вернитесь в начало абзаца) лежал череп китайской уточки бывшей ман-даринкой, маленькая черепушка, которая любила и была когда-то до конца дней верна своему другу, и, при взгляде на которую, у Софиного папы глаза пучились, пялились и оказывались, как сказал Антон Павлович Чехов, на мокром месте, я бы сказал, мокрели. Почему? Может, Papa воображал Абеляра, Элоизу, Тристана, Изольду и Гамлета с Офелией или Ромео с Джульетой наконец… словом, всех, любовь которых подлым выстрелом в спину оборвала злодейка судьба… У papa были проблемы? Не знаю. Но не его проблемы у нас главные.
Семья в сборе. Домашние чтения. Папа читает про подвязки, реверансы и сало-ны…
«Карта сия лучшее место в «Клелии». Вот дорога, ведущая от Новой дружбы к Нежности. Вот Нежность-на-Любовной склонности, Нежность-на-Уважении, Нежность-на-Благодарности, как говорят Кумы на Ионическом море или Кумы на Тирренском море . А вот деревни Мужество, Великодушие, Исправность, Угож-дение, где надо пожить. И наконец Учтивая Записка и, наконец, Любовное Пись-мо!..»
- Нет, Ваше прекрасноходительство, графиня Кумская, - игралась в пьесы со своими куклами маленькая Софи, - Вы не можете так просто подавать знаки вни-мания безусому кавалеру Д.
- Но я же… - возражал кавалер.
- Не спорьте, - говорила Софи, - кавалер! Подите вот, поживите, сначала, в де-ревнях…
Все мадемуазели, мадлены и скюдери поднимали крик… кто был за кавалера, кто за мадемуазель Кумскую, а кто за Софи…
«Чудесно! Превосходно! - это уже папа продолжал читать, - восклицали в один голос ученые мужи и безусые поэты, и все, от Малерба, до Анжелики , - Госпо-ди! бедная девочка Софи, - и все под водительством мадам Рамбуйе, - ещё раз Pardon, - а Буало Никола-Депрео, - Господи, прости ещё раз меня грешного, - только Буало, - великий стилист, если кто не знает (Софи тогда не знала… сейчас может и знает), мирил всех:
Будь то в трагедии, в эклоге иль в балладе, - декламировал Буало, -
Но рифма не должна со смыслом жить в разладе.
Меж ними ссоры нет и не идет борьба:
Он — властелин ее, она — его раба, -
- И всё бы хорошо! если бы только поэты не водили так часто муз в публичный дом, - добавлял сатирик и поэтический законодатель…
- Правильнее было бы сказать, - перебивала его львица Анжелика: - если бы поэты не ходили туда к музам…
- Тогда и стишки не выходили бы у них на манер канкана! – добавлял ещё кто-то.
В этот день Христос пришел,
Чтоб спасти наш мир от зол, -
или:
Слава вечная Ему,
Побеждающему тьму…
Естественно, эти его положительные мысли общество уже тогда брало в кавыч-ки, а принцесса Монпансье на эти его «мысли» смотрела, как… Ах, как могла смотреть на мысли принцесса Монпансье!..
…а как могла смотреть на всё это наша юная Софи?
Меж тем notre cher papa, подхватив на ладошку известный череп уточки-мандаринки, плавал меж изумлённой petite nymphe и восхищённой notre petite maman, и рассказывал о вечном противостоянии бытописателей и художников, как он их называл, как он говорил, об этом вечном прении брюха и духа, о том, что красоте трудно оставаться красотой, когда она уже… на столе.
о брюхе и духе (о прении брюха и духа)
Встретились как-то брюхо с духом.
- Ты, - говорит брюхо духу, - скучнейшее существо на свете.
По-испански брюхо – Panza; правильнее - la Panza, оно у них женского рода. И тут представляем себе… я бы, конечно, представил себе такую классную девоч-ку… «Моя бабушка курит трубку…», чтоб всеми эпитететами, которые есть са-мые лучшие на земле, можно было её обозвать, чтобы сама красота, например, Афродита захлебнулась от зависти… «А моя бабушка курит трубку, Чёрный-пречёрный табак. - Ты, - говорит Panza духу, - скучнейшее существо на свете.
Явилась, здрасте (это о Panza), не запылилась!..
Ах, сколько в мире пословиц, поговорок, крылатых слов, крылатых фраз, ус-тойчивых словосочетаний, фразеологизмов, риторических фигур, оборотов речи, шуток, прибауток, чтоб описать эту скучную жизнь… а сколько, чтоб нескучную?
Пищалки, свистелки, жалейки, сопелки, ковёрные кувыркаются, клоуны обхо-хатываются, жиряки… летку-енку танцуют – «прыг-скок», обольстительницы – прыг-скок… ловеласы всякие… «Он любил ужасно мух,/У которых жирный зад», И сама! и жнец, и швец, и на дуде игрец.
- Ты, - ещё раз говорит духу брюхо - скучнейшее
ужасно работой завалена, буду по частям...