Парень ты не бедный, разбогател, небось, на изменщиках, новую купишь.
– А я-то надеялся, что доблестная милиция за содействие хоть подержанную, с майорского плеча подарит. – Я глупо гогочу, хочется смеяться, дурачиться, как последнему несмышленышу. Потом спрашиваю: – Взяли его?
– Неувязочка вышла, – огорченно признается Акулыч. – Отстреливаться вздумал, олух царя небесного.
– Грохнули, что ли?
– Вроде того.
Подхожу к группе здоровых ребят в камуфляжной форме, окруживших лежащего на земле недомерка лет сорока пяти. Он уже без маски, и я вижу маленькую головенку с растрепанными сивыми волосами, открытые глазки, похожие на две окаменевшие чернички, съеженные закушенные губки, тоже синевато-черные. Сердечником был, что ли?
Странно, он не вызывает во мне ненависти, хотя, если бы не менты, лежать мне сейчас бездыханной чуркой. Но ведь и он ровным счетом ничего ко мне не испытывал. Работа у мужика была такая.
Потом его вычислят. Тачка наверняка угнанная, документов при себе никаких, но парня все равно опознают, отыщут родственников. Будет кому рыдать над его могилкой.
Невесть откуда взявшись, подваливают два охочих до кровавых зрелищ огольца, стреляя глазенками по сторонам, чтобы в случае чего дать деру.
– А ну, марш отсюда! – шугает их Акулыч. – Нашли, на что пялиться. – И уже мне: – Подарочек для тебя припас, мордашка. Сегодня обнаружили на окраине возле гаражей останки наркоманки… ишь ты, стихами зушаю, – произносит знакомый голос.
– Это Королек. У меня есть неопровержимые доказательства того, что Клыка пристрелил нанятый вами киллер, – говорю жестко и непримиримо. – Накопал я достаточно, солидную папочку. Могу отдать вам, а могу – ментам. Если выбираете первое, придется выложить пятьдесят тысяч зелененьких.
– Вы позвонили так неожиданно… Я не могу ответить сразу…
– А придется. Ждать я не намерен. Ну, как?
– А если я дам вам деньги…
– Тотчас исчезну из вашей жизни. Я – человек слова.
– Хорошо, – соглашается голос, в нем сквозят усталость и безразличие. – Назовите место встречи.
– Во дворе того двухэтажного домика, в котором содержится Виолетта. Я – человек сентиментальный и хотел бы получить причитающееся на фоне родного жилья. Только учтите, без тугриков являться бесполезно, разговора не будет. Завтра, в семнадцать ноль-ноль. Устроит?
– Да, – коротко отвечает голос.
И мы разъединяемся.
* * *
19 октября. Пятница. День будто балансирует на грани света и тьмы. Небо обложено низкими тучами, нависшими над головой, точно клубящийся потолок необозримого здания. Кажется, что они вот-вот медленно, тяжело, с железной неотвратимостью пресса опустятся на землю и раздавят все сущее, в том числе «жигуль» и меня, сидящего в нем и оцепенело чего-то ждущего.
Утром выпал липкий снег, забелив обнаженные деревья, редкие листья цвета старого золота и коричневую землю. Позже он стаял, но тучи по временам разрешались от бремени порциями снежинок, которые то бешено крутились на ветру, то опускались чинно и чуть жеманно. Пропархивают они и сейчас, с любопытством заглядывая внутрь «жигуля».
Съехав с асфальтовой дорожки, «жигуль» стоит возле двора моего детства. Слева от меня расшатавшийся зеленый штакетник. Справа – угрюмо насупившиеся дровяники.
Когда-то я заодно с пацанами бесстрашно носился по крышам сараев, даже не задумываясь о том, что имею все шансы стать калекой или попросту умереть. Наверное, считал, что буду вечно, как солнце, небо, земля. В домики провели центральное отопление, но дровяники по неизвестной причине не снесли, и теперь они напоминают декорации мрачного спектакля, в котором обязательно должно случиться смертоубийство, – покосившиеся, наполовину сгнившие, таящие неясную угрозу.
В глубине образованной дровяниками буквы П притулилась шоколадного цвета «газель», почти сливающаяся с унылым фоном.
Достаю мобильник и набираю номер.
– Слушаю, – раздается в трубке женский голос.
Отключаюсь.
Мои «командирские» показывают семнадцать ровно. Криво усмехнувшись над собой, вылезаю из «жигуля» и на ватных ногах пытаюсь совершить небольшой променад.
Завершается эта мини-прогулка через минуту-полторы, словно тот, кто должен был появиться на сцене, только и ждал за кулисами своего часа.
По безлюдному тротуару неторопливо приближается латаный-перелатаный «москвич». Захожу за бампер своего «жигуля». Поравнявшись со мной, «москвич» тормозит, водило поворачивает ко мне голову в черной маске – между нами всего-то метра два с небольшим. Дальнейшее происходит стремительно, лихо, как в голливудском боевике. «Черная маска» наводит на меня пистолет с завораживающе чернеющим зрачком. Резко хлопает выстрел. От удара в грудь отшатываюсь, медленно, согнув колени, падаю боком на грязную холодную землю, давя еще не растаявшие снежинки, и замираю, облегченно сомкнув веки. Слышу крики, стрельбу, короткий жалобный вскрик, топот ног, но остаюсь неподвижным, пока меня не начинают тормошить, как тряпичную куклу. Только тогда открываю глаза, одурело гляжу в участливое лицо Акулыча и поднимаюсь на ноги. Больно дышать, точно меня лягнула копытом невесть откуда взявшаяся лошадь.
– Эй, боец, еще живой? – заботливо спрашивает Акулыч. – Безгласное тело изображаешь натурально. Одно слово: виртуоз. Меня аж до печенок проняло, чуть было не прослезился. Скажи большое мерси нашему бронежилету, спас. Хлопчик уже из тачки вылез, чтобы последние мозги тебе вышибить… А курточку-то повредил.
Точно. На уровне груди чернеет отверстие.
– Тьфу ты, хорошую вещь испортил, – сокрушаюсь я.
– Не жалей, – осклабляется мент. – Парень ты не бедный, разбогател, небось, на изменщиках, новую купишь.
– А я-то надеялся, что доблестная милиция за содействие хоть подержанную, с майорского плеча подарит. – Я глупо гогочу, хочется смеяться, дурачиться, как последнему несмышленышу. Потом спрашиваю: – Взяли его?
– Неувязочка вышла, – огорченно признается Акулыч. – Отстреливаться вздумал, олух царя небесного.
– Грохнули, что ли?
– Вроде того.
Подхожу к группе здоровых ребят в камуфляжной форме, окруживших лежащего на земле недомерка лет сорока пяти. Он уже без маски, и я вижу маленькую головенку с растрепанными сивыми волосами, открытые глазки, похожие на две окаменевшие чернички, съеженные закушенные губки, тоже синевато-черные. Сердечником был, что ли?
Странно, он не вызывает во мне ненависти, хотя, если бы не менты, лежать мне сейчас бездыханной чуркой. Но ведь и он ровным счетом ничего ко мне не испытывал. Работа у мужика была такая.
Потом его вычислят. Тачка наверняка угнанная, документов при себе никаких, но парня все равно опознают, отыщут родственников. Будет кому рыдать над его могилкой.
Невесть откуда взявшись, подваливают два охочих до кровавых зрелищ огольца, стреляя глазенками по сторонам, чтобы в случае чего дать деру.
– А ну, марш отсюда! – шугает их Акулыч. – Нашли, на что пялиться. – И уже мне: – Подарочек для тебя припас, мордашка. Сегодня обнаружили на окраине возле гаражей останки наркоманки… ишь ты, стихами заговорил… Загнулась от передозы. Темненькая, среднего ростика, личико овальное. На правой щечке родинка, а в глазах любовь. Не твоя девочка часом?
Протягивает снимок. Вижу молодое застывшее мертвое лицо.
– Она самая, – выдавливаю хрипло.
– Мамаше еще не сообщили, так что первым передашь ей «приятное» известие, – беззаботно калякает Акулыч. – Симпатичную роль я тебе уготовил, а? Ну, валяй, птаха, действуй по плану.
Наскоро переодевшись в «жигуле» – на всякий случай прихватил с собой другую куртку – звоню Французу. Мяука-секретарша без долгой канители связывает меня с шефом.
– Есть результат? – сразу интересуется Француз.
– Да кое-чего нарыл, однако, – скромно признаюсь я. – Хоть сейчас могу показать душегуба в самом что ни на есть натуральном виде.
– Ты меня заинтриговал, сыч. Прямо сейчас?
– Именно. Давай так. Я по-быстрому подлетаю к тебе, и отправляемся.
– Значит, предстоит королевская охота, сыч? Жду.
– Игра началась, – докладываю Акулычу.
– Хлопцы, по коням, – командует он.
Один из ментов остается стеречь окоченевающее тело киллера до прибытия экспертов, остальные усаживаются в «газель». Влезаю в «жигуль», и мы отправляемся к Французу. Причем «газель» следует за мной на приличном расстоянии вроде почетного эскорта.
Я возбужден так, что постоянно осаживаю себя, чтобы на радостях не вляпаться в аварию. Если только останусь жив, высосу столько пива, сколько примет желудок, и отрублюсь со вздутым пузом и счастливой мордой. Когда подкатываю к гостинице «Губернская», где размещается офис «Одиссея энд Орфея», ощущение собственной неуязвимости достигает апогея.
Француз нетерпеливо околачивается у входа. С ним два охранника. Одного узнаю сразу – этот достался бандиту в наследство от Клыка. Второй мне незнаком – громила с вытянутым унылым рылом. На Французе длинное бледно-бежевое пальто. Если Клык откровенно предпочитал черное, то этот, похоже, изображает из себя светлого ангела.
– Наши ноги в ботфортах и уже в стременах. Едем? – визгливо спрашивает он.
– Давай за мной, – коротко бросаю я, возвращаясь к «жигулю».
Они залезают в немыслимых габаритов джип. Теперь меня, как вип-персону сопровождают две тачки с девятью гавриками. Мое самомнение взлетает до космических высот.
Въезжаю в уже знакомый двор, образованный недавно отгроханными элитными домами, такими трогательными, сказочными, что наворачиваются слезы умиления. Вскоре здесь разобьют цветники и организуют рай земной, пока же двор пуст и мрачен. Паркуюсь. Рядом останавливается колымага с Французом и его причиндалами. «Газель» где-то подзадержалась, чтобы не светиться.
– Куда ты завел нас, Сусанин вонючий? – грозно восклицает Француз, когда его ноги в черных, до блеска начищенных туфлях касаются грешной земли. – Шутки шутить вздумал?
– Все по честному. Или не хочешь увидеть убийцу Клыка?
– Гляди, если разыгрываешь, лучше признайся сразу. Вместе посмеемся.
Не ответив, направляюсь в сторону дома, слыша за спиной шаги своей немногочисленной свиты. Задержавшись на короткое время возле сурового охранника, поднимаемся на второй этаж. Нас уже ждут. Вваливаемся гуртом в просторную прихожую. Я – замыкающим, укрываясь за широкими спинами.
– По какому делу, господа? – игриво интересуется женский голос.
– Да вот привел нас… – отвечает за всех Француз. – Где же он?.. Эй, ты где? – оборачивается он ко мне.
Следом, свернув свои бычьи шеи, на меня уставляются морды охранников.
Вот он, мой звездный час! Выступаю на авансцену. От лучезарной улыбки трещат щеки.
– А вот и я! – заявляю радостно, как рыжий клоун.
Но моему появлению здесь не рады. Женщина в зеленоватой тунике и пикантно обтягивающих точеные ножки лосинах не сводит с меня оторопелого взгляда, точно видит выходца из могилы. У ее ног бульдожек Джерри – два печальных красных глаза, черный нос, обвислые щеки, короткое тельце и четыре кривоватые лапы.
– Как приятно, что хозяйка назвала нас господами, – продолжаю я придуряться, чувствуя себя на верху блаженства. – Не пригласите господ в комнату, Лариса?
– Раздевайтесь, проходите, – глухо произносит
