Подобное лечат подобным. Но я в это не верю. Деньги они так из людей вытягивают. А потом, когда время для настоящего лечения потеряно, разводят руками, мол случай неизлечимый. Шарлатаны, одним словом. Я, скорее, сестра-хозяйка. Слово мне это нравится. Одновременно сестра, и тут же еще и хозяйка. Ну как вам, полегче немного?
- Да, значительно.
- Вот видите, какая я умница. Если хотите, то можете поспать тут, а я подежурю. А подружка ваша сегодня придет?
- Нет, Милана сегодня на работе.
- Владимир Андреевич, как же вы разрешаете ей по ночам работать?
- Понимаешь, Ирочка, жизнь часто не спрашивает твоего разрешения. Слушай, а кто-то обещал рядом быть?
- Так я и так же рядом.
- Нет, я так расслабиться не могу, когда кто-то возле кровати сидит. Можно тебя попросить, чтобы ты рядом легла?
- Вообще-то я замужем.
- Ты чего-то спросить хотела. Лежа - удобнее.
- Но у меня серьезный вопрос.
- Тогда тем более. Ложись с боку. И я хоть так напрягаться не буду. Мы же не в морге. Такое ощущение, что ты на опознание пришла. Ложись, и рассказывай. Я же разрешил себя раздеть, не сопротивлялся.
- Ну ладно. Только вы смирно лежите. Без рук.
- Ириша, я ведь сейчас усну, и вообще никаких дел будет не решить.
- Я с краешку тогда лягу.
- Вот, давай. А то уже вторую смену работаешь подряд.
- Не вторую, а третью. Я еще в больнице, между этими двумя, целую смену отпахала. Там не то что прилечь, сидеть-то не разрешается. Раз пришла на работу, будь добра, не переставая белье перебирать, другие всякие дела делать. Чтобы начальство постоянно видело, что Ира, как пчелка туда-сюда летает.
С этими словами она скинула свои тапочки, и осторожно прилегла неподалеку.
- Господи, хорошо то как! Умотали Ироньку сегодня. Не заснуть бы только.
- Так у нас спать не воспрещается. Закрывай глаза и спи.
- Боюсь, что отключусь так, что могу все на свете проспать.
- Я подежурю.
- Да вы сами вон еле-еле на ногах держались. Изматываете вы себя до последней капельки.
- Ира, ну что ты с краю? Неудобно ведь. Давай придвигайся поближе.
- О-о, мне сейчас всяко удобно. Лишь бы в горизонтальном положении.
- Двигайся, двигайся. Ну хочешь, я на другой край лягу. Так и будем по краям лежать.
- Владимир Андреевич, только руками ничего не делать.
- Ира, я тебя умоляю!
- Ладно. Я вот так возле вас чуточку пристроюсь. – Придвинулась она к моему боку. – Как от вас приятно пахнет.
- От тебя тоже приятно пахнет.
- От меня-то? Да я же ничем давно уже не душилась. В больнице, надушенной нельзя, здесь, с маленьким ребенком – тоже. А у вас какой-то очень дорогой и редкий парфюм. Я такого запаха даже еще никогда и не встречала. Очень хороший букет ароматов. Не то, что некоторые мужики чем-то вонючим набрызгаются, за километр хочется обходить, и воображают себе, что они неотразимые мачо. Слушайте, я от вас сейчас этим парфюмом пропитаюсь, а потом меня муж ведь всю обнюхивает, и осматривает. Не пахнет-ли от меня, ни чем чужим, и не появились ли на теле какие-то синяки. Знаете, какой он ревнивый.
- Так у тебя же здесь душ, по-моему, есть?
- Душ? Есть здесь душ. Только я им еще не разу не пользовалась.
- Ну вот, помылась после смены, и порядок. Так чего ты там хотела спросить?
- Владимир Андреевич, завтра день рождения у сына.
- Ну-у, поздравляю.
- Спасибо. Он попросил купить ему ролики на ботинках. А мой опять ни копейки зарплаты не принес.
- Дорогие ролики-то?
- Две с половиной тысячи. Но я бы хотела еще тортик купить, салатик праздничный сделать, детское шампанское еще.
- Вполне нормальные желания. А моя-то роль здесь какая?
- Владимир Андреевич, нельзя у вас попросить в долг, до зарплаты, пять тысяч? А зарплату мне когда выдавать будут, я сразу же отдам.
- Пять тысяч, серьезные деньги.
- Я знаю, Владимир Андреевич, так я же отдам.
- За пять тысяч, Ирочка, надо чтобы ты не сверху на одеяло, а под одеяло ко мне легла.
- Но вы же обещали: без рук.
- Ирочка, какие руки? Я тебе под одеяло просто предлагаю за пять тысяч лечь. Никаких тут рук.
- Честно, без рук?
- Слушай, я может лучше тогда уйду?
- Хорошо, я лягу. Сейчас тут осторожненько. – Приоткрыла она самый краешек одеяла, и забралась под одеяло.
- Ближе-то подвинься. Что, как не родная.
Ира чуть придвинулась.
- Слушай, Ирочка, ты меня полностью раздела, а сама во всем обмундировании. Зимней одежды еще не хватает. Давай снимай там с себя все.
- Но, Владимир Андреевич.
- Я смотреть не буду, и под одеялом не видно. Или давай я помогу?
- Нет, нет, я сама. – Тут же согласилась она, и стала копошиться под одеялом. Что-то там делала, переделывала, снова какие-то загадочные операции со своей одеждой выполняла, но воз и ныне был там, никакого продвижения и результата не предвиделось.
- Ирочка, ты что там, ноги отстегиваешь?
- Да нет, узелок тут крепко завязался, развязать никак не могла.
- Может я посмотрю?
- Да все уже, все. – Сразу заторопилась она, и под одеялом стали происходить действительно уже значимые события. Что-то она спустила и сняла через низ, что-то собрала кверху, и разоблачилась через голову. И все это под покровом своей части одеяла. И все, что она снимала, сразу высовывала сбоку из-под одеяла, и отпускала возле кровати на пол. Я терпеливо дожидался, ничего не говоря, испытывая волнение ожидания, предвкушения, боясь спугнуть удачу, и интересный момент. Вот когда, скажем, в развлекательном клубе девушка, не думая и не переживая, запросто сдергивает с себя футболку, а за ней и бюстгальтер, то никакой душевной вибрации не зарождается, не происходит, и не передается. И ей просто, и тебе просто, а эмоциональная электризация и отдача нулевая. И совсем другое, когда девушка трепещет. Этот женский мандраж тут же воспринимается на эмпатическом, волновом уровне, чувствуется, декодируется мужчиной, и вызывает взаимные, не менее сильные переживательные волнующие эмоции. Оба превращаются в один живой комок нервов. Оба становятся наподобие сухого агрессивного пороха: одна единственная искра – и все взорвется. Меня же останавливало от взрыва лишь только то, что за сегодня у меня уже были две женщины. Поэтому нижняя часть организма, а также мозг реагировали пока заторможено, лениво и вяло, позволяя вволю получить удовольствие самой душе. Наконец Ира затихла под одеялом.
- Все? – Поинтересовался я. Она, словно едва вздрогнув головой, согласно кивнула. – Вот теперь действительно можно расслабиться. – Облегченно выдохнул я, с удовольствием закрывая глаза. Честно говоря, я бы в этот момент мог уснуть. Но тут моя дочка в кроватке забеспокоилась, зашевелилась. Я взглянул на Иру. Ира растерянно посмотрела на меня.
- Я отвернусь, не буду смотреть. – Успокоил я ее. – Сходи, успокой малышку.
- Закройте глаза, - приказала она, - и не открывайте. А лучше в ту сторону повернитесь.
Я нехотя стал поворачиваться на бок, лицом от детской кроватки, и почувствовал, как Ира быстро слезла с постели. Я оглянулся. Ира, полностью без одежды, стояла склонившись над детской кроваткой. Что-то там поправляла одной рукой. Она была занята и сосредоточена на своих действиях, поэтому не замечала, что я ее разглядываю. На первый оценивающий взгляд можно было сказать, что у Иры тело, как тело. Ноги на месте, только отмечены худобой, руки тоже на месте, но и на них была заметна тень истощенности организма. Довольно худенькая сама. Причем, сверху и до самой поясницы через кожу виден был, и чуть выступал позвоночник, почти во всех своих ребристых очертаниях. Попка с ямочками по бокам, тоже результат всеобщей худобы, быть может, последствия жиросжигающих диет. Ира чуть повернулась боком, и из-под руки выглянула одна грудь, не слишком большого размера. Вчера, когда я успел взглянуть на нее спящую, то мне показалась под платьем грудь у нее побольше. Вот у Валентины грудь конечно была солидных форм, а тут не то, чтобы она совсем отсутствовала, но и чуть-чуть не дотягивала до моего идеала, женской привлекательности. Хотя, любая женщина привлекательна для мужчины не только, и не столько размером своей груди, или, скажем, определенной длинной ног, или еще каким-то своим преимущественным достоинством, а просто потому, что она женщина. И этим одним уже все сказано. Неожиданно Ира оглянулась, и сразу же заметила, что я на нее смотрю. В глазах сверкнуло недовольство, и она резким взмахом руки с указательным пальцем, сделала требовательный знак, приказывающий, чтобы я отвернулся. Я медленно подчинился, выставив из-под одеяла одну руку с поднятым большим пальцем, обозначающим мое восхищение. Честно говоря, я уже внутренне испугался, что на этом-то спектакль весь и закончится, что Ира сейчас быстренько оденется, и под торжественный аккомпанемент оркестра, мне придется покинуть это помещение несолоно хлебавши. Но вот ребенок утих, и кровать, позади меня, зашевелилась. Дернулось одеяло, и я почувствовал, как к моей спине прижимается обнаженное мягкое женское тело, и одна Ирина рука проникла сверху, и обняла меня. Вот это уже был настоящий подарок судьбы. После такой длительной и трепетной прелюдии, с элементами стеснительных отказов, и возражений. Когда казалось, что кроме снятых под одеялом трусов, ничего другого и не планируется. Я вдруг опять и снова начал ощущать себя грозным ненасытным зверем. Но в этой нашей позиции имелась привнесенная художественная ошибка, под названием «Зверь смотрит в обратную сторону от своей дичи». Как бы вот теперь еще и развернуться, но в то же время, не потревожив и не спугнув дичь? На спине, на уровне плеч, я ощутил мягкие чуть влажные прикосновения. Либо это были поцелуи губ, либо касание языком, определить не получалось. Но одно становилось понятным, что Ира проявляет со своей стороны активность, исполняя соло женской нежности. Я хотел было повернуться, но ее мышцы обнимающей руки напряглись, давая понять, что поворачиваться нельзя. Тогда я хотя бы одну руку повел назад, и на ощупь нашел Ирину ногу. Это с ее стороны не возбранялось. Тогда я передвинул руку чуть выше, и погладил попку. Это тоже прошло без возражений. Выше должна была находиться спина, но его гладить не хотелось, да и рука бы изогнулась настолько противоестественно, что никаких бы положительных ощущений не почувствовала. Оставалось довольствоваться жутко и несправедливо урезанным кругом всевозможных наслаждений. Рука в состоянии была двигаться чуть вниз, до ноги, и обратно чуть вверх, до ягодиц. И в конце концов, потихоньку, полегоньку, медленной татью, ко мне неслышно и незаметно подкрался, и начал забирать в свои владения господин сон. Я даже услышал свой собственный первый звук храпа. Но в то же время Ира чуть тряхнула мое тело, заставив из сновидений возвратиться в этот реальный мир. Я зевнул, потянулся, и непроизвольно расправив мышцы тела, стал поворачиваться. И – о Боже – сопротивления этому уже не последовало.
Примерно через полчаса, Ира тихо шепнуло мне на ухо.
- Скоро придет моя сменщица.
Я тут же все понял, взял в руку в последний раз ее грудь, потом погладил чуть ниже живота, и перекатившись, слез с кровати. Ира, из-под одеяла, наблюдала за моими действиями. А я неспешно оделся.
- Никуда не уходи, - приказал я ей, сходил в свой кабинет, открыл сейф, отсчитал десять пятитысячных купюр, вернулся в детскую. Ира уже торопливо одевалась.
- А помыться? – Спросил я.
- Уже времени не
С уважением, Пётр