стоящем мужчине она узнала меня, то недовольно надула щеки, и затем медленной струйкой выпустила воздух, сдувая щеки, и отрицательно покрутила головой, одними губами выговаривая мне за свой испуг, что так делать нельзя. Я приподнял обе открытые ладошки перед своим животом, показывая исключительно мирные намерения.
- Вы так сладко спали. – Прошептал я.
- А вы понимаете, что у меня так сердце могло остановиться? – Так же шепотом ответила она.
- Вы так отпрыгнули, что я сам испугался.
- Интересно, а ка бы вы отпрыгнули, когда увидели перед собой привидение хозяина дома.
- Я бы, если увидел привидение хозяина дома, то, наверное, не только отпрыгнул, но и еще бы кое чего наделал.
- И я тоже чуть не наделала. Только на секундочку вроде бы и глаза-то закрыла, и вдруг прямо надо мной какой-то дядька, склонился, смотрит так пристально, да еще и молчит. Вы вошли неслышно.
- Ковры мягкие. Да я и старался никого не побеспокоить. Как дочка?
- Все, тьфу, тьфу, тьфу, нормально. Покушала. Сейчас спит. Мама что-то ее не заходит.
- Маму отправили в длительную командировку. Вернется не знаю, когда, но точно не скоро.
- Да-а, вот вроде бы у вас дом такой богатый, и прислуга своя, и охрана. А за это оказывается вон как работать приходится. Родного ребенка месяцами увидеть не получается. Тоже свои трудности.
- А у вас какие трудности?
- Ну, у нас-то обыкновенные трудности, как у всех: работа, квартплата, продукты домой каждый день купить и принести, еды наварить. Вечером сваришь кастрюлю, размером с ведро. Мне бы на месяц хватило, а на следующий вечер приходишь, ведро пустое, и гора грязной посуды. Давай, Ира, мой все снова, и вари опять целое ведро. У нас бабушка в деревне свиньям ведро супа варила. А я когда выходила замуж, разве думала, что одновременно нанимаюсь еще и чернорабочей на кухню, и прачкой, и ответственной по хозяйству. Думала, меня муж на руках будет носить, а он один раз только до кухни донес, и говорит: «Ирочка, любовь моя, кушать что-то сильно хочется». А я и впряглась, как дура. И вот уже десять лет будет, как семейные трудности большой ложкой черпаю. Все вечером лежат перед телевизором, а я прихожу, и давай все драить, мыть, варить, белье стирать, с ребенком уроки делать. Одной рукой задачи решаю, другой ногой борщ помешиваю. Градусник подмышку - одному, таблеточку от лени - другому. И так до глубокой ночи. А потом муж еще: давай развлекай его. У меня уже руки и ноги от усталости, словно деревянные, совсем не шевелятся, а он: «Любовь моя, какая-то ты сегодня неактивная». Хорошо ему, целый день за компьютером на работе просидит, а домой приходит весь отдохнувший, бодрый, на взводе. На баб в коротких юбках там насмотрится. Конечно ему активность подавай. И то, только когда пожрет. Зато денег в доме, с его работой, никогда нет. Вот у других мужья хоть и руками работают, но всегда при деньгах, и на работе так убабахаются, что никакая ночная активность им ни к чему. Им бы по выходным только один раз, и то не каждую неделю. И посуду они сами после себя моют, а иногда и еду готовят. А мы, когда женились, мечтали в свадебное путешествие заграницу поехать. А вместо этого, с первого же дня, бесконечные трудовые семейные будни. Фронт какой-то. Война и немцы. Ни тебе выходных, ни отпускных. Если удастся, пока еду готовлю и посуду мою, какую-нибудь передачу краем глаза мимоходом посмотреть, то это уже считай культурно провела вечер. Словно заграницу съездила, а за одно, и в театр сходила. Вот у вас, скажем, работа с компьютером связана?
- И да, и нет. Всего понемножку.
- А мой целыми днями в экран пялится. Не знаю, может он там блох караулит.
- Может, он какой-нибудь программист, или системный аналитик? Там действительно целыми днями за компьютером, без продыху.
- Не уверена. По бабам он, мне кажется, аналитик. А за одно, и практик. Там, на его работе столько девок постоянно туда-сюда вьется. Что у меня большие сомнения на счет его непогрешимости. Но ночные удовольствия ему все равно, в обязательном порядке, за редкими исключениями, подавай. «Ириша, чего-то ты сегодня какая-то инфантильная», или «Ну, Ирочка, что ты так просто лежишь? Сделай же что-нибудь.» А сын уже довольно большой. Ему девять лет. Он многое уже понимает. А квартирка однокомнатная. Кровати рядом вплотную стоят. Он на одной кровати, а мы на другой. Все шевеления и вибрации передаются же. Как он зашевелится, так мы замираем. Он уснет, да и я уже дремать начинаю, а муж опять за свое. Сексуальный маньяк какой-то. То так Ира ляг, то этак, то изогнись, не знаю как, то разогнись. Продолжение работы какое-то.
- А вы еще где-то работаете?
- Да. Я в больнице сестра-хозяйка. Всякого грязного белья за день столько наперебираешься, что снится оно уже по ночам. А зарплата за это такая, будто у церкви милостыню просила. Вообще у нас женский труд не ценится. Мужики в туалете подкрутят там гайку какую-то, или на кухне, чтобы кран не тек. Сразу тысячу им давай. А лампочку один пришел менять, так заявляет: «Принесите мне стул». И я, как дура, к нему со стулом. Думала, он хоть на него, как человек, разуется, а потом встанет. А он прямо в ботинках. Я ему: «Что вы в ботинках то на стул?». А он мне: «Электрикам не положено разуваться». Одну лампочку выкрутил, другую вкрутил: «С вас пятьсот рублей, сударыня». Я за пятьсот рублей целый день кровяное, гнойное и рвотное белье перебираю, а, тут, не разуваясь, «пятьсот рублей, сударыня». Надо было ему сказать, чтобы он обратно старую лампочку вкрутил, и шел бы себе, в своих грязных башмаках.
- В ботинках электрикам положено работать, чтобы током если случайно ударит, то обувь снижает силу удара. Но, если со стула, то тут даже без ботинок электрического удара можно не опасаться. Какой-то небрежный электрик к вам приходил.
- Вот и я сразу заметила, что он небрежный. И пятьсот рублей за это тоже небрежно попросил.
- Люди всякие бывают. Кто-то хороший по натуре, а кто-то совсем не хороший.
- Вот вы – хороший. Это сразу чувствуется. И зарплата у вас совсем не как в больнице. Я здесь за шесть часов, как за неделю там, зарабатываю. Вы надежный. Это женщинам очень нравится. И девушка у вас, с которой вы сегодня приехали, красивая. И жена ваша красивая. Хотя, чего это я лишнего уже говорю. В общем, у вас, наверное, просто отбоя от женщин нету. А дом-то какой большой и красивый. Завидую я вам белой завистью. Вот бы мне, или моему мужу такую работу найти. Хотя, нет. Муж сразу же к другой сбежит. Лучше мне бы такую работу.
- В каждой работе свое грязное белье. Вам бы моя работа не понравилась.
- Да че там, грязное белье. За такие деньги не позорно и перетерпеть. Я-то вон почти за бесплатно то же самое белье сортирую, и терплю. Чего только в грязных простынях не попадается. То тарелку прямо с едой завернут. А еда еще и пятен наделает, которые не отстирать. То медицинский инструмент окровавленный, а то и что-то такое, напоминающее вырезанные кусочки человеческих органов. Один дедок челюсть свою вставную с бельем выбросил, так пришлось чуть ли не все по новой перекапывать, чтобы его челюсть обнаружить.
Честно говоря, когда входил в детскую, то в глубоком подсознании присутствовала некая идея-фикс, что, раз с Миланой сегодня нельзя, то возможно с сиделкой у нас что-то может и получиться. И она и женщина-то оказалась очень милая, с аппетитными формами, и на редкость говорливая. Но после столь обильных описательных иллюстраций, всякие романтические желания сами собой испарились. Осталось только ощущение обидной неудовлетворенности.
- Ну ладно, мне идти пора. – Честно сознался я ей, потому что слушать этот весь ее негатив, уже больше не имелось никакого желания.
- А-а, - расстроено издала она звук сожаления, - а я-то уж подумала, что вы остаться хотите.
- Да, нет. Надо идти. – На удивление самому себе, ответил я, когда как именно остаться с ней я и намеревался. Что за бес сегодня управлял мной? Когда надо одно, то получалось совсем другое. Когда я подошел уже к двери, та вдруг сама чуть приоткрылась, и в спальню заглянула Милана.
- Володя, ты здесь? – Прошептала она.
- Здесь, пошли. – Прошептал я ей в ответ почти вплотную. Мы вышли в коридор. Милана была в простеньком недорогом, и уже видавшем не одну стирку, халатике.
- А я лежу, все уснуть не могу. События сегодняшние в голову без конца лезут. То одно, то другое. То оборудование надо завезти, то бандиты эти, то еще что-то, потом другое. Может мы зря с этим магазином завязались? Смотри сколько неприятностей за первый же один только день. Завтра страшно туда идти. Если хоть часть этого повторится, то мои слабые женские нервы могут не выдержать.
- Ну, нет, Милана, завтра все будет уже нормально. Это просто сошлись в один день сразу все неприятности. Такое бывает. А на следующий день тучи разойдутся, и опять выйдет солнышко.
- Вот ты молодец, Володя. Я даже не знаю, как ты это в себе переживаешь. Тяжело ведь.
- Сначала было тяжело. Потом втянулся. Сознание само абстрагируется, отключается от пережитых проблем, и ориентируется только на хорошее. Я даже усилий никаких к этому не прилагаю. Хотя, ты мне нравишься именно вот такой, переживательной. Что будет, когда ты научишься, как я, отстраняться от разных проблем. Я бы, наверное, этого не хотел. Оставайся такой же чувствительной, ранимой, обаятельной, и привлекательной. Кстати, как у тебя бок?
- Бок-то прошел. Это, наверное, от переживаний.
- Так чего ты сразу-то об этом не сказала? А я тут хожу, мучаюсь.
- А что ты мучаешься? Чего-то хотел?
- Ничего не хотел. Трусы снимай.
- Ну, Володя, разве такое можно говорить приличной женщине?
Утром Соловьев доложил, что украденные деньги из Сандерленда начали еще вчера определенными траншами переводиться на расчетные счета нашей фирмы, которые были открыты в тех же двух английских банках, в которых осели сворованные у нас деньги. Поэтому перевод денег в одном и том же банке, и зачисление их на наши счета происходил почти что мгновенно. Выходило, что наши оперативники все же смогли расколоть агента Шеваленко. А определенная сумма денег за рубежом тоже не помешает. И пока их из Великобритании, нами с Викторией, решено было не выводить.
Второй вопрос Соловьева касался вчерашних наших боевиков. Они действительно согласились на нас работать, и отдавать половину своего дохода. Подробно очертили участок своих владений, где они снимали щедрый урожай мзды. А также назвали группировки таких же вышибал, которые промышляли на граничащих с ихней территорией участках. Сдали специально и умышленно, из той логики, что не платить же им эти пятьдесят процентов одним. Пусть и те тоже в стороне от обязательных платежей не остаются. Соловьев сообщил, что его люди уже работают и с этими командами. Сначала будет период переговоров, потом обязательным блюдом подается фактор устрашения, где без всяких вариантов и альтернатив, дается внятно понять, что: либо они соглашаются платить, и работают себе дальше, либо от их бригады не останется живого места, а дань будут снимать уже другие орлы.
Позвонил адвокат Анжелы, доложил обстановку. Я попросил его найти какой-нибудь повод, чтобы больше не давать Анжеле телефон. Потому что ее телефонные стенания очень неприятно отражаются на психике. Она сама приложила максимум своих усилий, чтобы оказаться в тюрьме, и
С уважением, Пётр