1.
Младший регистратор отдела недвижимости районного городка N Дмитрий Петрович Шапкин услышал краем уха, как отворилась дверь кабинета, и вошедший направился мимо столов других сотрудников в его сторону. Он сердито поднял голову, собираясь дать отповедь посетителю, не заметившему грозное, красными буквами предупреждение «Посторонним вход запрещён», и увидел перед собой высокого, солидного мужчину лет пятидесяти, в дублёнке и ондатровой шапке.
Дмитрий Петрович по заведённым в отделе порядкам открыл было рот, чтобы грозно молвить: «Вы что не видите?», «Запрещено!», «Выйдите немедленно!» или даже «Я сейчас охрану позову!» Но его смутила шапка. С советских времён ещё привык Шапкин, что ондатровые шапки - это что-то вроде погон с золотыми звёздами, но только для гражданских. Где уж этими ушанками-погонами партийное и советское руководство награждало себя, в каком спецраспределителе, за какие заслуги перед народом, и к каким всенародным праздникам, он не ведал. Да и не положено было знать ничего лишнего в те времена простым гражданам о жизни верных ленинцев.
Ко всему прочему посетитель шапку-погоны не снял. И это тоже был верный признак принадлежности к начальству: ломать, мол, тут перед вами шапку я не собираюсь. Волнуясь, мяли в руках головные уборы только простые посетители. Правда и они, по мнению сослуживцев Шапкина, наглели с каждым годом всё больше и больше. И даже пожилые, ещё в советские времена, в плоть и в кровь, казалось бы, впитавшие трепет перед начальством. Что уж говорить о молодёжи, вообще потерявшей всякий стыд. Для них, в основном, и приготовлялась в отделе остужающая их фраза «Сейчас я охрану позову!»
В первый момент, увидев шапку, Дмитрий Петрович даже собрался было вскочить и вытянуться во фрунт, как вытягивался он перед начальником всей регистрационной службы или перед руководителем своего сектора. Но удержался. «Вообще-то, сейчас ондатру каждый может купить. Были б деньги, - мелькало в его голове. - Хотя, с другой стороны, деньги, значит, есть».
Посетитель, тем временем, сверху пристально вглядывался в лицо ёжившегося под его взглядом регистратора.
- Не узнаёшь?
«Кто?.. Неужели мэр?.. Похож… немного… Но что ему делать тут, у моего стола?.. Может из кадастра?.. Нет, я там всех знаю… Наверное, из новых прокурорских, - поднимаясь, на ставшими вдруг ватными ногах, сообразил Шапкин. – Старых-то всех поснимали».
- Н-не… не узнаю… из… вините… - промямлил он.
- Ты Шапкин Дмитрий? – продолжал допрос гость.
- Он… То есть я… Короче… тот самый… И есть...
Посетитель решительно обошёл стол и, наклонившись, приобнял регистратора так, как приобнимали в прежние времена друг друга при встрече генеральные секретари коммунистических и социалистических партий. Но лобызаться, в отличие от генсеков, не стал - ни троекратно, ни в два чмока, ни даже разок. Только похлопал Шапкина панибратски по спине, и, разорвав объятия, всё также громогласно, но уже благосклонно воскликнул:
- И теперь не узнаёшь?
- Никак нет! - по-военному почему-то отчеканил Шапкин. И если б мог, отдал бы, наверное, честь и прищёлкнул бы залихватски шпорами – такая радость прозвучала в его голосе.
У младшего регистратора бывали случаи, когда ему пытались напомнить о себе какие-то, якобы забытые им старые знакомые, или даже знакомые знакомых. Заглядывая в глаза, просили они припомнить, как гуляли они когда-то в одной компании, или загорали на курорте на соседних лежаках, или вместе трудились. Или даже гулял, загорал, или работал регистратор не с ними, а с их приятелями, и те настоятельно советовали обратиться именно к нему. Однако Шапкин в компаниях не бывал, отпуска проводил на даче, а всех, с кем когда-то трудился, помнил наперечёт. Поэтому, со всеми этими, якобы знакомыми, он был строг. К тому же он знал, что все попытки напомнить о себе, ведут к одной простой просьбе: помочь побыстрее оформить документы, так как очереди на регистрацию недвижимости в районе были дикие – люди месяцами ждали в очередях.
Однако порядки на счёт ускорения в отделе были строжайшие: за него надо было платить - много и обязательно начальнику. Для сбора этой ускоряющей процесс дани, вокруг отдела кружились, как мухи, прикормленные риелторы, взимающие дань, и вместе с документами, передававшие её, за вычетом посреднических, руководителю отдела. Бывало и так, что посетители совали деньги напрямую регистраторам. Однако и эта мзда не могла исчезнуть бесследно в их карманах, все ручейки и ручеёчки должны были впадать в одно озеро - сейф в кабинете начальника отдела. Взявший подношение, без утайки обязан был нести его в клювике шефу. А тот уже отстёгивал счастливцу его посредническую часть.
В начале установления такого жёсткого, полувоенного режима, случались среди регистраторов поползновения объехать на кривой кобыле озерцо в сейфе. Но где они, эти регистраторы, оседлавшие эту кривую кобылу? Провинившиеся мгновенно были вычислены, имевшим особый нюх на нечистых на руку работников шефом, и в назидание другим безжалостно выброшены на улицу.
Правда Шапкин и до прихода начальника, установившего такую жёсткую, армейскую дисциплину, даже в лихие годы, когда хапали все, кому не лень, взяток не брал. То ли из страха перед уголовным кодексом, то ли из принципиальных соображений - спроси его, он и сам бы затруднился с ответом. И слыл Дмитрий Петрович, поэтому, честным работником. Но и поэтому же, руководство его не любило, обходило с премиями, а о повышении по службе он и вообще не помышлял – досидеть бы младшим регистратором до пенсии. В любимцах ходили, пусть ничего не знающие, но много берущие и подносящие наверх подчинённые.
А Шапкина руководству приходилось терпеть, он был специалистом - знал и помнил все законы, акты, многочисленные подзаконные акты, изменения, исправления и дополнения. Помнил все регистрационные дела за три, пять, и десять лет назад. Знал даже кто из сотрудников, когда, какую папку и в какой шкаф по рассеянности засунул. И был он для начальника, не желавшего знать вообще ничего, и даже считать деньги в озерце приглашавшего бухгалтера, хоть и вредным для коллектива, но незаменимым работником. Этаким неизбежным злом, вроде слякоти под ногами в ноябре.
В общем, даже если и попадались иногда просители, с которыми у Шапкина и было когда-то шапочное знакомство, он всё равно, на всякий случай, их не вспоминал.
- Ну, ты даёшь! – попрекнул его незнакомец. – А ты посмотри повнимательней… институт… молодость…
- Ну, да… ну что-то… вроде… - по-прежнему не узнавая в упитанном, с расплывшейся физиономией и с гордо выпяченным животом посетителе, никого из худых и стройных, как запечатлелось в его памяти, студентов. – По облику… внешне… так сказать… Нет, не припоминаю!
- А по фамилии? Да Баранов я, Баранов! – прикрикнул гость. - Вместе учились. Забыл, что ли?
- А… Баранов… По фамилии – конечно… Нет, не признаю! – вспомнил, но по привычке отказался, на всякий случай, от знакомства Шапкин.
- Так ты признай, - властно потребовал посетитель. – Вовку Григорьева, Сашку Филимоновского, Лидку Ефремову помнишь?
- Ну да, - решил всё-таки сдаться под напором фамилий и лезшей ему в глаза ондатры, Шапкин. – Вспомнил.
- А я смотрю на доске, где у вас кабинеты расписаны, твоя фамилия висит, - начал тыкать пальцем регистратору в грудь, только что заново познакомившийся с ним бывший сокурсник. – Думаю, неужели Димка Шапкин? Вошёл и сразу понял - да, он, Димыч! Ты не представляешь, как я рад! Когда у тебя обед? Бумажки твои подождут, - остановил он его возражения и потащил упирающегося Дмитрия Петровича мимо удивлённых сослуживцев к вешалке с одеждой. – Которая куртка твоя? Есть тут в вашей Тмутаракани какое-нибудь недурственное заведение? Какой-нибудь приличный шалман?
2.
Единственным недурственным шалманом рядом с регистрацией, куда, правда, Шапкин захаживал редко, только по праздникам и только с отделом, питаясь прямо на рабочем месте бутербродами и чаем из термоса, было кафе «Буревестник». Заведение общепита с таким крылатым названием и летящей белой птицей на вывеске, с советских времён ещё осталось, наверное, в каждом городке, даже вдали от морских просторов и бурь. Правда, жители N именовали это заведение пренебрежительно, без пафоса: «стекляшка» или «аквариум». Одноэтажное с окнами во всю стену здание, и впрямь оправдывало это название. Да и посетители – и за столиками, и танцующие по вечерам - отдалённо, конечно, и с расстояния, но могли чем-то напоминать рыбёшек за стеклом.
Баранов после объятий, притворных ахов, восторгов и упоминаний о Кольке, Ирке, Наташке и прочих сокурсниках превратился в Вову или просто Володю.
- Какое ещё отчество? Забудь! – шумно возмущался он. – Ты для меня как был Димыч, так и останешься! Навсегда! А я для тебя – Вова! Или просто Володя! Без отчества! До гробовой доски! Вот так!
Вообще-то Димычем Шапкина в институте никто не звал. Прозвище у него было, конечно же, Шляпа, а иногда совсем уж обидно - Головной убор. Он и в самом деле по характеру был «шляпа». Также, как и новоиспечённый Вова или просто Володя, и по характеру, и по своей вузовской кличке, вообще-то был Баран.
В кафе Вова-Володя брезгливо мазнул пальцем по качнувшемуся на железных ножках столику, прижившемуся здесь тоже, наверное, ещё с советских времён, подозвал официанта и заставил его протереть сырой тряпкой пластмассовую столешницу. Затем беззастенчиво содрал с его плеча серовато-белое, в цвет такой же, серовато-беленькой, украшенной немаркими чёрными лацканами, воротничком и манжетами официантской курточки полотенце, и смахнул с давно отслужившего свой срок, а может быть и два, или даже три срока стула, видимые ему только пыль и грязь. Устроившись, Баранов углубился в изучение меню.
Окрещенный Димычем регистратор, жался, мялся, брать в руки меню не стал, сурово заранее приготовившись заказать себе только солянку – обязательное для всех морских и лесных «Буревестников», щедро приправленное томатным соусом и специями варево, из обрезков и остатков, вчерашних недоеденных посетителями колбасных, ветчинных, буженинных и прочих мясных и полумясных блюд - а к ней селёдку с луком и чай.
- Принеси-ка ты нам для начала бутылочку коньячка, - по-прежнему, уставясь в меню и на «ты» велел просто Володя официанту, смирно стоявшему у столика. – Вот этот, «Пять звёздочек», - ткнул он пальцем в листок. – Ничего приличнее, я вижу, у тебя тут нет. И лимончик.
- Ещё что-нибудь заказывать будете? – услужливо согнулся официант.
- Ты давай, неси. Сказано тебе – для начала. Вернёшься, расскажу тебе подробно - что будем заказывать, а что не будем, - отмахнулся Вова-Володя и снова принялся за изучение, состоявшего всего из одного листочка, меню.
Принесённые вскоре «Пять звёздочек» его неожиданно взбесили.
– Ты что – порядков не знаешь? Бутылка должна быть закупорена! – казалось с кулаками готов он был наброситься на официанта. - Её надо показать мне, чтоб я видел! А потом открывать. Знаю я вас, подавальщиков! Сольёте всякие остатки из бутылок и рюмок и заезжим посетителям
|
