угроз из-за вырвавшихся слов об охватывающем её оцепенении и о снящихся кошмарах? Не опасался ли он, что девушка расскажет ещё кое о чём, что не может быть лишь дурным сновидением? Ведь синяки на руках и какая-то рана, скрытая повязкой, не возникают ниоткуда.
Из-за таких подозрений я подверг сомнению объяснение Марты, откуда в подвальном помещении появились сено и обглоданные кости. Вначале оно показалось мне убедительным и укрепило меня в уверенности, что барону доступны колдовские чары для усмирения животных, а во Фрице есть нечто опасное, враждебное человеческой природе, и собака это чувствовала. Однако теперь замечание Генриха о том, что он не представляет дядю в роли укротителя, дало мне повод заподозрить, что девушка придумала эту историю, чтобы скрыть какие-то деяния «дядюшки». В самом деле, как мог Генрих не знать о попытке завести собаку, если бы таковая попытка была? Это ведь не мелкое событие, вытесняемое из памяти прочими бытовыми происшествиями. Марта обязательно рассказала бы об этом брату, не упустив ни единой подробности. Она бы берегла эту историю к его приезду в замок и с нетерпением предвкушала бы, в какое изумление он придёт.
В этих догадках меня укрепил взгляд барона, который он бросил на свою подопечную и в котором мне почудилась насмешка. Почти тотчас же он перевёл глаза на меня, а я не успел отвести от него своих. Кажется, он чуть смутился, но я в этом не уверен. Он заговорил, обращаясь ко мне, но я ничего не мог разобрать, потому что Генрих стал переводить сразу, заглушив его слова. Иногда излишняя забота очень мешает. Вот и я, вместо того чтобы совершенствоваться в языке, находясь среди немцев, слушая их речь и пытаясь её понять, был ограждён от всех усилий тотчас же поданным переводом. Чужая речь, а тем более не очень внятная речь барона, была для меня лишь фоном, на который благодаря другу я приучился почти не реагировать, бессознательно ожидая перевода.
- Сегодня погода не для прогулок, - сказал хозяин замка. – И к вечеру вряд ли прояснится. Марте, наверное, хотелось бы погулять с молодыми людьми, но лучше ей остаться дома. И вам тоже, юноша.
Последние слова прозвучали зловеще даже в переводе Генриха. А тот, ничего не замечая, от себя добавил:
- Конечно, не будет ничего приятного топать в темноте по лужам.
- Вы правы, господин барон, – согласился я.
Он весьма благосклонно мне кивнул, улыбнулся, не показывая зубов, выждал, когда, по его мнению, будет прилично удалиться, и покинул нас, оставив свой обед нетронутым.
Девушка впервые подняла голову, но её глаза были полны печали и беспокойства.
- Так что нам не удастся вывести тебя на прогулку вокруг замка, - заметил её брат и сделал мне еле заметный знак, не то означающий, что лучший способ нам с Мартой побыть вместе неприменим, не то, что мы и без прогулки найдём, чем себя занять, не то что-то другое.
Я решился задать вопрос, очень неприятный для Марты, но полезный для моего плана ей помочь.
- По-моему, ваш дядя до сих пор ни разу не вышел из замка, - сказал я. – Неужели он способен по несколько дней подряд сидеть в своих комнатах?
У меня была слабая надежда, что девушка проговорится о его ночной «прогулке», но она не попалась в ловушку.
- Он увлечён работой в музее и в лаборатории, - объяснила она. – Иногда он так занят, что даже не приходит в столовую…
Генрих сморщился от усилий сдержать рвущееся с языка замечание. Мне кажется, он хотел сказать, что барону незачем выходить к столу, раз он ничего не ест.
- … а замок не покидает по две недели, - закончила Марта и тревожно оглянулась на дверь.
- Но почему он… - начал Генрих.
- Я считаю, что мы не вправе обсуждать привычки и действия дядюшки, - прервала его сестра. – Мы все должны быть благодарны ему за заботу о нас и не обращать внимания на… некоторые странности. У всех людей с возрастом появляются собственные причуды.
Это замечание я принял и на свой счёт, ведь я был здесь гостем и в качестве такового должен чувствовать признательность за радушный приём. Поскольку замок никто не посещает и барон не привык к посторонним людям, то с его стороны было большой любезностью разрешить племяннику привезти с собой друга-иностранца. Честно говоря, я не мог понять, почему он пошёл на такую уступку.
- А теперь мы… - Генрих сделал паузу, собираясь ошеломить нас каким-то предложением, но отвлёкся. – Если у дяди болят глаза, то пусть он пребывает в полутьме, но нам-то зачем сидеть с задвинутыми шторами? День и без того пасмурный.
- Оставь всё, как есть, - запротестовала Марта. – Если тебе так темно, то я могу зажечь свечи, но, по-моему, они не нужны. Всё равно вы здесь не задержитесь, а захотите бродить по замку… - Она бросила на брата убийственный взгляд, напоминая, по-видимому, о запрете вести меня в подвал. – Джон, надеюсь, вы извините мою настойчивость, но я боюсь, что потом забуду задвинуть шторы. Это было бы очень неприятно для дядюшки.
Девушка хотела лишь вежливо улыбнуться, но глаза сказали больше, чем бы она хотела показать. Какая же была в них нежность!
- Так вот, - вернулся мой друг к своей идее, - предлагаю нам втроём подняться наверх и погулять по тем местам, куда моя нога очень давно не ступала. Надеюсь, там не хуже, чем на первом и втором этажах, и мы не превратимся по внешнему виду в каменщиков или штукатуров. Как вам моя мысль?
- Конечно, погуляйте, - сказала Марта. – Но я с вами не пойду. Во-первых, хоть это и не открытый воздух, но там слишком светло, а дядюшка не разрешает мне выходить из дома до заката… Не знаю, может, к прогулке по замку это не относится…
- Ты же сидишь в свой комнате, - привёл довод её брат. – Чем она отличается от…
- Отличается. Там я задёргиваю шторы, правда, не до конца. Иногда такой свет, как сегодня, мне не мешает, но когда он падает прямо на меня, мне становится не по себе.
Я имел достаточные познания в запретных науках, чтобы понять, насколько это тревожные симптомы. Девушка была в опасности и, если её немедленно не спасти, не вырвать из-под губительной власти барона, то ей уже невозможно будет помочь. Но как это сделать? Не могу же я силой, возможно, против её воли, увести её из замка. А её брат всё ещё остаётся в счастливом неведении о сущности заботливого дяди и не поймёт моих действий.
- Ручаюсь, что сегодня ни единый солнечный луч или хотя бы луч света не упадёт ни на тебя, ни на нас с Джоном, ни на кого-либо ещё в округе, - пообещал Генрих. – Небо плотно задёрнуто облаками вперемешку с тучами.
Девушка бросала взгляды попеременно то на меня, то на дверь, словно разрывалась между желанием пойти с нами и боязнью вызвать недовольство опекуна. Наконец, она приняла решение.
- Идите одни. Дядюшка сейчас очень занят, и я не хочу его беспокоить. – Она опустила голову и добавила почти шёпотом. – Да и мне не надо утомляться. Мне кажется, сегодня я могу понадобиться.
На миг она зажмурилась, словно прогоняя готовые появиться слёзы.
От возмущения Генрих так откинулся на спинку стула, запрокинув назад голову, что едва не упал.
- Ой! – вскрикнул он, дёрнувшись всем телом вперёд и возвращая стул на все четыре ножки. – Не хватало только получить ещё один синяк.
Наверное, девушка должна быть слишком уж погружённой в свои мысли и заботы, чтобы не заинтересоваться, где и при каких обстоятельствах её брат получил синяк. Марта, как я подозревал, была в отчаянии от перспективы понадобиться «дядюшке», а в сравнении с этим чужой синяк казался не заслуживающей внимания мелочью.
- Желаю отлично провести время и не испачкаться, - напутствовала она нас, изображая на лице улыбку, но не сумев скрыть страдания.
- А что будешь делать ты? – осведомился Генрих, попытавшись хоть этим вопросом выразить своё недовольство. – Шить? Вязать? Заниматься хозяйством?
- Нет, я, пожалуй, лягу и попытаюсь поспать, - призналась девушка. – Если заснуть не удастся, то я просто полежу с закрытыми глазами, а потом немного почитаю.
- Если не понадобишься дяде, - фыркнул Генрих, ухитрившись и эту фразу перевести мне с интонацией подлинника.
- Нет, вряд ли я понадоблюсь ему до вечера, - ответила девушка. – Меня редко вызывают днём.
Мы вышли, оставив её в столовой, и мой друг долго чертыхался по-немецки.
- Перевести? – спохватился он.
- Нет, я тебя прекрасно понял. Да здесь и переводить нечего. Почему-то большинство этих слов знают почти все, даже те, кто не говорит по-немецки. А ты ещё хвастался, что научился не поминать Нечистого.
- Во-первых, сейчас не ночь, во-вторых, мы идём не в тёмный подвал, и, наконец, в-третьих, для меня это самый верный способ успокоиться. Есть и четвёртое: невозможно удержаться, когда взрослая девица шагу не может ступить без позволения. Она так не слушалась гувернантку, как слушается дядю. Благодарность – прекрасное качество, но лишь когда она не переходит за рамки разумного. Чем старше становится Марта, тем старательнее она пытается предугадать каждое желание своего опекуна. Уж не знаю, будет ли этому конец. Этак она и замуж не захочет пойти, чтобы не оставить его только на попечении Фрица. Но всё! Не буду об этом думать! И поминать кое-кого тоже не буду. Пока ты рядом и полон решимости шарить по тёмным углам в поисках всякой нежити, то хоть её здесь и нет, но я предпочту произносить лишь имя Бога, всегда иметь при себе крест и быть готовым прочитать молитву. Скоро у меня будет так же развито воображение, как у тебя.
С точки зрения архитектора, залы и переходы, по которым мы шли, наверное, представляли интерес, я же не нашёл ничего для себя полезного. Потолки здесь были ниже, чем на первом и втором этажах, а помещения – меньше, из чего я заключил, что когда-то парадными были именно первые два этажа.
- Как всё запущено! – страдал Генрих. – Ты представить себе не можешь, как тут было уютно прежде! Даже я ещё застал здесь мебель, ковры. А уж во времена моего дедушки тут бурлила жизнь. Трудно, глядя на моего дядю, вообразить его мальчиком, бегающим по замку вместе с братьями. Он не был таким же непоседой, как они, но вряд ли сумел бы даже день высидеть в доме, не выходя на улицу. Хочешь, я проведу тебя по тайным переходам?
- Тайным? – встрепенулся я.
Генрих захохотал.
- Я так и знал, что это тебя заинтересует. Нет, ничего такого в виде скрытых комнат или разверзающихся под ногами плит ты не увидишь. Это обычные проходы, но незаметные, довольно узкие, которыми нет желания пользоваться. Не знаю их точного назначения, потому что в плане замка о нём не упоминается. Может, предполагалось, что по ним будут ходить слуги или переносить какие-то вещи, мебель. Но на практике это оказалось неудобно. А тебе будет интереснее вообразить, что по этим проходам шныряли всякого рода заговорщики и призраки, при встрече вежливо уступая друг другу дорогу.
Я был очень внимателен, но не заметил никаких следов, указывающих на то, что этими проходами недавно пользовались.
- Хотелось бы мне знать, действительно ли существует по-настоящему тайный ход, - задумчиво проговорил мой друг. – Не скажу, что он мне нужен или может пригодиться для моей юридической практики, но я столько времени уделял изучению планов замка и самого замка, что хотелось бы довести это дело до конца. Жаль, что дяде интересны лишь его коллекции и он не захочет рыться в памяти, извлекая оттуда обломки
