ведь ему не пришлось бы думать о её обеспечении, о разделе наследства, но мне мешает привычка считать её сестрой. Я никогда не смогу видеть в ней просто девушку, невесту, жену. А ты… Но не волнуйся, я не собираюсь навязывать её тебе. Поступай так, как считаешь нужным, а я уберегу Марту от горя из-за разлуки с тобой. Пока ещё она всего лишь слегка в тебя влюблена, и у нас есть время. Поправляйся, а когда будешь по-прежнему здоров, мы продолжим наше путешествие и я буду показывать тебе самые приятные и радостные места. Никаких средневековых замков и подземелий! Но я опять развиваю в себе красноречие, а тебе надо попытаться уснуть. Я бы исполнил для тебя колыбельную, но у тебя случится припадок при первых же звуках моего пения.
Постепенно дрожь улеглась, возбуждение сменилось апатией, а болтовня Генриха меня усыпила.
Утром я обнаружил, что мой друг всё ещё рядом. Он спал, неловко изогнувшись и положив голову на спинку стула. Мне стало нестерпимо стыдно. Потом мысли перескочили на минувшие события, но я чувствовал вялость не только во всём теле, но в голове, поэтому пытался лишь припомнить все подробности, а не объяснить их.
- Уже проснулся? – сонным голосом пробормотал Генрих. – А я, оказывается, не ушёл к себе, а остался надоедать тебе своим присутствием. Фу, отлежал ногу и бок! Или отсидел? Последнее правильнее.
Он встал и потянулся.
- Прости меня, я причинил тебе столько хлопот, - сказал я. – Сам не понимаю, что со мной было.
Прошедшее было слишком ярким по сравнению с настоящим, и я начал сомневаться, всё ли, что со мной приключилось, произошло на самом деле или, как внушал Генрих, кое-что было плодом моего воображения.
- Я бы принёс тебе и, конечно, себе по чашке крепкого кофе или чая прямо в постель, - он покосился на стул, на котором провёл ночь, - но у дяди это не принято, а после вчерашнего… гм… лучше не ссылаться на привычку англичан взбадриваться до завтрака. У вас ведь есть такая привычка?
- У кого есть, у кого нет. Если не надо спешить на работу, а в доме полно слуг, то почему бы и не побаловать себя чашечкой чая? У меня и у моих домашних такой привычки нет.
- Ничего, что я закрыл окно? – спросил Генрих. – Я знаю, что вы, англичане, любите держать окна открытыми, но я почувствовал, что замёрзну, если оставлю его на ночь, и рискнул закрыть.
Мне стало не по себе, ведь я хорошо помнил, что окно было закрыто. Именно к стеклу приникло существо, чьи внимательные глаза я различил. Но я не знал, было ли окно открыто, когда я очнулся. Неужели, уже потеряв сознание, я подошёл к окну, открыл его, вернулся к кровати и лишь после этого упал на неё? А если не я открыл окно, то кто? Кто мог войти в мою комнату, когда Генрих был у Марты?
Украдкой я пощупал горло, но не почувствовал, чтобы оно где-то болело при нажатии.
Заметив, что мой друг украдкой наблюдает за мной, я пришёл в замешательство.
- Может, ты простудился и заболел? – предположил он. – Вчера ночью у тебя был бред, а сейчас ты хватаешься за горло. Болит? Попросить Марту, чтобы она приготовила тебе отвар?
- Нет, я здоров. У меня нигде не болит, бреда, как ты это называешь, нет, и я хорошо помню, что случилось вчера. К сожалению, слишком хорошо помню. Как мне показаться на глаза Марте и твоему дяде?
Я этого, действительно, страшился, но по-разному. Перед девушкой мне было попросту стыдно, хотя я понимал, что она спасла мне жизнь, поэтому знает, что я не помешался и не страдаю эксцентричностью, а барона я сильно опасался. Необходимо было тщательно следить за собой, чтобы не выдать, как далеко я проник в его тайны.
Генрих хохотал, как одержимый, и это показывало, скольких нервов стоила ему прошедшая ночь.
- Вот об этом ты не беспокойся. Увидишь, что всё будет в полном порядке.
Он оказался прав, но лишь в этом вопросе, во всём остальном о порядке можно было только мечтать.
Марта постучала к нам, чтобы позвать к столу, как делала это всегда, но сегодня её вид заставил меня задуматься о том, что я теряю время. К счастью, она не была мертвенно-бледна, как описал Генрих, когда видел её ночью, но девушка, не бывающая на солнце, и не может быть румяной. Однако сейчас я подумал, что в нашу первую встречу цвет её лица был намного здоровее. Значит, она с каждым днём теряет силы, и если я хочу её спасти, то должен поторопиться. Но что мне предпринять?
- Через пятнадцать минут приходите в столовую, - сказала она.
Хотя она старалась скрыть, что чувствует себя очень плохо, но её голос был слаб, а движения вялы. Её даже слегка покачивало, и она вынуждена была придерживаться за стенку. Собрав все силы, она заставила себя улыбнуться и пошутить.
- А как наш писатель? Джон, надеюсь, вы не продолжили ночное знакомство с замком? По-моему, вы получили более чем достаточно впечатлений для одного раза. Будет интересно узнать, как вы их опишите. Наверное, ваш герой будет очень мужественным человеком.
- Ещё бы! – подхватил Генрих. – Малодушный попросту не предпримет такое приключение, а средненький не преминет сойти с ума. Наш Джон молодец. По-моему, все мы переволновались гораздо больше, чем он. Ты хорошо спала, Марта? – При этом он метнул на меня взгляд, предупреждающий, чтобы я не проболтался о его визите в комнату сестры. – Ты выглядишь не очень бодрой.
- Мне опять снились кошмары, - призналась девушка.
- А что именно вам снилось? – подал голос я.
Такой вопрос не способен никого взволновать, ведь в крайнем случае, если не хочется отвечать, можно сказать, что сами видения забылись, но осталось впечатление чего-то ужасного. Однако Марта пришла в замешательство.
- Что снилось? – переспросила она, отступив на шаг.
Неосознанным движением она поднесла руку к горлу, но, опомнившись, отдёрнула её.
- Это неважно, - сказала она и попыталась улыбнуться. – Просто кошмары. Мне часто снятся страшные сны, я об этом говорила.
Генрих удовлетворился таким объяснением и не придал ему особого значения, но мне всё стало ясно. Девушка повторила уже виденный мной жест. Её беспокоила боль в том месте на шее, которое я недавно ощупывал у себя. Прошлой ночью ей дали восстановить силы, а этой её посетил барон или подвластное ему существо. Нас с Генрихом очень сильно толкнули, а после этого я слышал удаляющиеся очень лёгкие шаги. Фриц ступал бесшумно. Был ли это он? Или, может, барон умел менять походку? Возможно, он, как все вампиры, был способен принимать облик животных. Или всё-таки в замке жил кто-то третий? И я теперь не сомневался, что Марта не путает сон и явь, по крайней мере, не всегда, но вынуждена скрывать свои страдания и их виновника или виновников.
Такие размышления должны были захватить меня целиком, но всё-таки я был молодым человеком, поэтому, помимо тревоги, чувствовал большое облегчение при виде того, с каким уважением милая девушка отнеслась к моей якобы писательской и якобы страсти к острым впечатлениям, а также удовольствие от заверения, что меня признали мужественным.
Как вы сами понимаете, вскоре меня захватила другая забота. Я должен был встретиться с бароном, а ведь он убедился, что я его враг, наблюдал за мной через стекло окна сам или послал кого-то проследить за мной.
Мне вновь стало нехорошо при мысли, что окно каким-то образом оказалось открытым, а это при моей нынешней вялости и слабости не пошло мне на пользу и в физическом смысле.
- Джон, тебе плохо? – испугался Генрих, уже вставший со своего места и направившийся было к двери, чтобы вместе со мной идти в столовую.
- Нет, ничего. Всё в порядке.
- Наверное, тебе не хватает питания, - предположил мой друг. – Вы там у себя привыкли пить чаи, но не пустые, а с какой-нибудь закуской, а здесь этого нет. Я люблю поесть, поэтому, зная порядки в этом доме, стараюсь после ухода дяди поглотить как можно больше съестного. А ты никак к этому не приноровишься.
- Но мне достаточно, - возразил я.
- Достаточно для того, чтобы дожить до чая, а не до основной трапезы. Тебе, а вернее, твоему желудку требуется пища через определённый промежуток времени, а её не подают, поэтому ты и он, вы оба, остаётесь в дураках. Вы с желудком думали, что насытились за обедом, но оказывается, до ужина терпеть гораздо дольше, чем вы рассчитывали.
Меня тревожили периоды слабости, почти изнеможения и полного изнеможения, а раз бодрость приходила после еды, то приходилось признать, что объяснение Генриха, поданное в забавной форме, может быть верным. Чай – не просто напиток, а напиток возбуждающий. Я к нему привык, поэтому, резко уменьшив его потребление, чувствую упадок сил, а выпив его, готов сдвинуть горы.
Но я приложил всё старание к тому, чтобы убедить друга не беспокоить из-за этого хозяев.
- Хотя бы заставляй себя есть через силу, когда, вроде бы, чувствуешь себя уже сытым, - посоветовал тот. – Идём скорее, и не бойся. Уверен, что если дядя не увлёкся своей работой, хотя не понимаю, почему надо работать ночью, и не забыл о происшествии возле фальшивого саркофага, то он долго смеялся над твоим смущением. Ты же был так пристыжен, что, наверное, сам бы прыгнул в разверзающуюся перед тобой пропасть, случись в тот момент землетрясение.
Я не стал возражать.
Хозяин замка поздоровался со мной особенно любезно. Он знал, что, если бы я рассказал всё, что успел о нём узнать, мне бы никто не поверил, поэтому мог себе позволить покровительственный тон. Мне ничего не оставалось, как подыграть ему.
- Мне так стыдно, господин барон, - промямлил я по-английски, не пытаясь вспоминать немецкие слова.
Генрих вдохновенно переводил диалог, испытывая от этого видимое удовольствие.
- Романтичный юноша. У вас богатое воображение. Надеюсь, вы будете хорошим писателем. Пусть этот замок и ваше приключение помогут вам создать ваше первое произведение.
Мне было и стыдно, и противно слышать в его голосе одобрение, зная, что это всего лишь игра.
Во всё время завтрака барон часто улыбался и кивал мне, словно бы хотел меня ободрить и поддержать, а иногда с лёгкой насмешкой поглядывал на окаменевшую Марту. Каждый раз, когда Генрих видел, что я заметил участие его дяди, он толкал меня в знак одобрения ногой, не всегда рассчитывая силу и болезненность этого действия.
Когда барон ушёл, оставив завтрак нетронутым (а он уже почти перестал делать вид, что что-то ест), девушка вздохнула со странным всхлипом и выронила ложку.
- Это называется «с утра всё валится из рук», - прокомментировал её брат. – Джон тоже никак не придёт в себя, да и я слегка утомлён. Может, стоит как следует накачаться кофе? Как ты думаешь, Марта, разумно будет попросить Фрица сварить его покрепче?
- Он и без того крепкий, - торопливо ответила девушка. – И его много. Не беспокойся, Генрих, я буду наполнять чашки, едва они опустеют. Думаю, такого количества кофе хватит для того, чтобы вы взбодрились.
- И ты тоже, - заметил мой друг. – Ты выглядишь утомлённой.
- Да, я неважно себя чувствую и сразу же после кофе пойду к себе… Вы не достанете печенье, Джон? То, что слева.
Я поспешил выполнить её просьбу, переставив вазу с печеньем поближе к ней.
- А что вы задумали на этот раз? – поинтересовалась Марта. – Куда направитесь?
Мы получили свои чашки с кофе, и я решил последовать совету Генриха и, если не наесться впрок, то хотя бы напиться, чтобы полученного запаса бодрости хватило до обеда.
- Дождь кончился ещё ночью, дороги
