понравиться друг другу - вот и поют себе. Стараются. Заливаются.
- А потом замолчат… Все просто.
- Зато появится потомство. Все в гармонии. Все имеет смысл. И даже птицы не витают в облаках.
- Что же они там делают – в облаках?
- Летят.
- Куда?
- Если не сумасшедшие - по своим делам.
- И только люди бывают сумасшедшими.
- Вы совершенно правы, мадмуазель…
Снова долгое молчание разделило этих двоих. И только соловьиные трели…
- Кстати, я иногда встречал вас в парке. Вы всегда одна. Ни с кем не знакомитесь, не разговариваете, сторонитесь людей. Почему?
- Не знаю.
- Напрасно, среди больных немало прелюбопытных особ. Хотите, я вам кое-кого покажу. Пойдемте!
- Куда?
- По балкону. Он опоясывает весь этаж. Здесь в конце каждой комнаты колонны, но между ними и перилами есть небольшое расстояние. Вы миниатюрная - с легкостью преодолеете это препятствие. Пойдемте же! Ну? Смелее!
И он первым шагнул, показывая дорогу, приглашая следовать за ним. Через несколько секунд они оказались за колонной у соседнего окна. Раньше она здесь не была. Ей и в голову не приходило шататься по балкону, как не интересовало в этих стенах абсолютно ничего, но сейчас было все равно. Окно светилось. За маленьким столиком одиноко сидел человек и что-то писал. Или рисовал. Он был очень увлечен, по выражению его лица это было заметно.
- Тихо! - прошептал мужчина. И они замерли у закрытой балконной двери, глядя в чужое окно, которое было приоткрыто.
- Это наш местный Наполеон.
- Конечно. Как же в психушке без Наполеона... Что он там делает?
- Наверное, рисует план завтрашнего наступления. Утром проснется, почистит зубы, пописает, сходит в столовую и в бой!
- В бой…
- А как старается. Видимо, эта битва войдет в историю, по ней учебники будут писать… Ну, не будем ему мешать. Пойдемте дальше.
Следующее окно было закрыто, впрочем, как и дверь. Занавеска была задернута. Вечер был теплым, зачем нужно так наглухо запираться – было непонятно.
- А здесь живет совсем еще молодой человек. Он не захотел идти на войну, тогда родители устроили его сюда. Они из Германии. Прошел год, другой. Первая мировая, как известно, закончилась. Родители захотели его вернуть домой, но он отказался. Привык. А еще ему все время кажется, что по возвращении его непременно забреют в солдаты и специально для него придумают новую войну. Вот и скрывается здесь от всех. По-соседству с Императором! Ирония судьбы. Ну, да ладно… Дальше… Еще дальше… А здесь обитает один старик. Ему уже лет сто, если не двести. Он давно пережил свою жену, братьев и сестер, а на тот свет не собирается. Имеет приличное состояние, большой дом. Его потомство уже ждет не дождется, когда он покинет этот мир, оставив им наследство. Но он не торопится. Вот и пристроили его сюда - сколько же можно? К тому же, завещание, которое он написал – их устраивает. Вдруг в старческом маразме его перепишет? А здесь он ничего не перепишет.
- Вы их оправдываете?
- Пожил сам – дай пожить другим. Они правы, черт их возьми. Правы…
- Чем он тут занимается?
- Существует, старое растение. Прозябает, но живет – нагло и назло всем… Идемте.
- Уже конец стены.
- Балкон опоясывает все здание. Смелее… Поворачиваем... Так. Вот мы и в боковой части больницы. А здесь располагается, можно сказать, ваш коллега. Поэт, учитель словесности. Когда-то он к нам переехал из далекой России. Преподавал, читал лекции, пописывал. Но однажды ему в голову пришла гениальная…, вернее, идиотская идея. У них там есть один поэт, который жил пару сотен лет назад. Так вот он в своей поэме уничтожил одну главу - по-моему последнюю - это не важно. Так наш бедняга решил ее восстановить. Так сказать, проникнуться духом гения и сделать эту работу самому.
- Что же с ним случилось дальше?
- Спятил. Разве можно состязаться с гением? – и он засмеялся.
- А посмотрите сюда.
- Лестница.
- Да. Это пожарная лестница. Мадмуазель не любит по ночам гулять по крышам?
- Не знаю, не пробовала.
- Ну что вы. Оттуда открываются замечательные виды. Всего два этажа – и мы на высоте. Пойдемте за мной. Не бойтесь!
- Я и не боюсь. С чего ты взял?
Софи не понимала, зачем делает это, но покорно полезла по металлическим ступенькам за незнакомцем. В эту минуту она не думала ни о чем. Наконец показался козырек, последняя ступенька и вот она на крыше четырехэтажной больницы. Посмотрела вниз и у нее закружилась голова. Тогда она отошла от края.
- Нравится? – услышала она.
- Не знаю.
- Я частенько забираюсь сюда. Здесь хорошо, красиво. И ни одного сумасшедшего, - засмеялся мужчина. – Кстати о сумасшедших. На чем мы остановились? Вернее, на ком?
- На поэте.
- Верно. На поэте. И чего только не придумают эти люди! Эти ненормальные существа. Занялся бы настоящим делом! Ан, нет! Ему нужно написать главу! Седьмую или восьмую…
- Думаю, девятую, - поправила Софи.
- О! Вы оказывается знаток русской поэзии?
- Пушкина знают все.
- И что? Кому теперь нужна эта глава? Девятая, как вы сказали. Десятая или одиннадцатая… Без нее никак? Нужно жизнь на нее положить? У человека, тем более мужчины, должны быть достойные занятия. А вы говорите – глава.
- Это вы говорите.
- Это он говорит. Вернее, говорил. Вот и оказался здесь. Навсегда. Совсем один. Отныне его удел – безумие и одиночество.
- Одиночество – удел каждого, кто посмел прикоснуться к красоте…
- Снова красота?
И он замолчал. Софи тоже не проронила ни слова. Стояла на крыше, вглядываясь в темноту ночного неба, откуда яркие звезды скупо освещали далекий горизонт.
- Красота там, за стенами этой клиники, - пробормотал мужчина. - Там живут люди, там они делают свои нехитрые дела. А ваша красота - иллюзия, которую вы придумали, не ведая ради чего! Люди должны срывать яблоки, грызть их ради собственного удовольствия, сражаться за благородный металл, заниматься любовью, жрать, пить, немножко грешить, ибо пока они смертны, им дана такая чудесная возможность предаваться всем радостям жизни… Ну, да ладно…
Он немного помолчал, окинув взглядом пространство, и снова заговорил:
- Восхитительная ночь, не правда ли? А звезды? Ярким ковром они усеяли весь небосвод. И пока нет проклятого жаркого солнца – все кажется волшебством.
- Солнце тоже звезда.
- Слишком близко, нагло и откровенно. В нем нет загадки, тайны, и лишь на большом расстоянии оно обретает свою прелесть. Ночь – единственное время суток, когда никуда не спеша, можно отдаться потаенным желаниям, мечтам, которые несут надежду. Потом будет все просто: Утро – нужно просыпаться, куда-то бежать; день – привычная суета; вечер – усталость. Но приходит ночь – и жизнь словно начинается с начала, обретая новый смысл. Звезды. Крыша. Легкий ветерок. Красота… А как мерцают ваши глаза в темноте? Вы чудо, мадмуазель Софи.
- Может, ты собрался объясниться мне в любви?
- Я уже делаю это. Вам никогда не говорили, что у вас красивые глаза?
- Не знаю… Нет.
- Как? Я вам не верю! Этого не может быть! Ваши глаза - чудо! С годами они совсем не поблекли, напротив. За время, что я вас не видел, во взгляде юной очаровательной женщины добавилось немного усталости, капля тоски и печали, но от этого они стали еще прекраснее. В них сохранилась невинность ребенка, детские мечты и грезы, но появились страсти, страдания. И этот черный океан стал еще глубже, больше, загадочнее. Теперь это великая тайна, на которую способна лишь женщина, которая умеет любить и страдать, ждать и верить, разочаровываться, снова ждать. Тайна, которую не в силах разгадать мужчина. А при свете звезд они сияют в темноте.
- Глупый мальчишка, - усмехнулась она. - Сколько тебе? Ты намного младше меня!
- Молчите, не перебивайте. И вы говорите, что ни один мужчина не восхищался вашими глазами?! Какое кощунство! Какая нелепица! Они просто невежды и слепцы. А ваши тонкие руки, сильные и женственные. О них нужно писать поэмы!... А знаете, что сейчас хочется? Дурацкая идея, и все же! Вы никогда не танцевали на крыше? Под звездным небом? Под пение соловьев?
- Ты сошел с ума?..
- Конечно! Попробуем?
- Я…
- Что? - и он увлек ее за собой.
- …не умею танцевать! – воскликнула она.
- Как?
- И никогда не делала этого!
- Сильные мужские руки не обнимали вас за талию,…
- Что вы делаете?!
- …не вели за собой в безумном, безудержном танце? И так по кругу много-много раз?
- Глупый, я не умею танцевать! – уже хохотала она.
- А голова теряется, исчезают ненужные мысли, вы пропадаете, чувствуете только тело мужчины, его близкое разгоряченное дыхание. Вы абсолютно ему подчиняетесь, доверяете себя всецело. Даже, если оказались на краю крыши. Даже, если он сделает шаг, потом еще и еще, и уже понесется над парком, выше, еще выше – вы пойдете за ним до конца. Вот где красота! Восторг! Не правда ли?
Он внезапно остановился.
- У вас замечательно получается! Вы действительно не танцевали раньше?
- Нет!
- Но, вы умеете это делать! Вы изумительный партнер! Давайте еще!... С этим умением вы, как настоящая женщина, были рождены. А сколько еще замечательного таится в этой жизни! Того, о чем вы не ведали раньше! А как поют соловьи! Они сходят с ума! Это же безумие! Прекрасный аккомпанемент! Так вот для кого они стараются? Для вас, мадмуазель Софи! Сегодня все для вас. Они уже забыли о своих эротических фантазиях, о потомстве, о птичьей миссии и поют только для вас! Потому что с удивлением узнали, что вы делаете это впервые. Вы чудо, мадмуазель Софи!...
Они остановились. Мужчина не выпускал ее из рук, стоял и крепко держал, любуясь ею, и Софи на мгновение замерла. Затем высвободилась, отошла на несколько шагов, бросив взгляд на странного незнакомца, на этого удивительного сумасшедшего, разгуливающего по крышам, и опустила глаза. Перевела взгляд, посмотрев вдаль, где горизонт не торопился загораться утренними огнями. А значит, время еще есть, - подумала она.
- Понравилось? – спросил он.
- Да!
- Вы действительно не танцевали раньше?
- Нет.
- Я ненавижу ваших мужчин!
- Я тоже, - прошептала Софи, а выражение ее лица в свете тусклых фонарей и бесконечно далеких звезд было волнительным и трепетным, глаза светились непередаваемым блеском…
- Спасибо тебе, - вдруг вымолвила она, голос дрогнул, и на глаза навернулись слезы. Они сияли в темноте, как крошечные бриллианты. И тут Софи, не в силах себя сдержать, разрыдалась. Она пыталась остановиться, но не смогла. Хваталась руками за голову, лихорадочно прижимала их к лицу, нелепо прикрывала ладонями рот, убегая все дальше от этого человека, но все было тщетно. Словно, плакала впервые за все прошлое и пережитое, а дикий приглушенный стон вырывался из груди. Ее трясло, колотило, спина сотрясалась, будто под ударами равнодушных плетей. Остановиться она не могла…
Потом долго молчала, приходя в себя, глядя в темноту, а плечи ее иногда вздрагивали. Наконец почувствовала рядом незнакомца. Он бережно взял ее за руку и повел за собой:
- Идите сюда... Смелее… Давайте присядем, посмотрим на эту ночь, - и подвел ее к краю крыши, сняв плащ и расстелив его.
- Смелее!... Или вы боитесь?
- Я ничего не боюсь, - тихо прошептала она.
Через мгновение эти двое сидели на краю крыши, ноги их болтались в воздухе, а внизу разверзлась глубокая черная пропасть. Впрочем, туда они не смотрели. Только перед собой, на парк, на фонари, на небо, подмигивающее миллионами звезд.
- Устали? – спросил он.
- Ни капли, - тихо ответила
