Сборник рассказов и повестей - Как мы с папой... или Штормовые волны детства

Грея и улыбнулась.
- И, Добронравов - я знаю, помню… - Миша смотрел в самую глубь ее глаз.  
- Бежим к окну?
               Створка открылась, ребята высунулись наружу.
                Перед ними был открытый МИР, и вся жизнь впереди ждала их, чтоб открыть великие тайны. А пока Мишка с Греей чуть не попадали с окна, увидев, что на тихом дворике стоит на скамейке древний ящик с изогнутой рукояткой. Рядом суетится Мишкин дедушка, а над ящиком, из расширяющейся вверху воронки слышится их с Греей любимая песня:


Оглянись, незнакомый прохожий.

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может я это, только моложе...

Не всегда мы   себя узнаем.



  Ничто на Земле   не проходит бесследно,

  И юность ушедшая   все же бессмертна.

  Как молоды мы были, как молоды мы были,

  Как искренне любили,    как верили в себя...


Первый тайм мы уже отыграли,

И одно лишь сумели понять:

Чтоб тебя на Земле не теряли,

Постарайся себя не терять!


Не страшит нас Вселенной пространство,

Эти звезды сияют для нас!

Наша жизнь потому и прекрасна,

Что живем мы единственный раз.

       

Нас тогда без усмешек встречали

Все цветы на дорогах Земли.

Мы друзей за ошибки прощали,

Лишь измены простить не могли.

       

В небесах отгорели зарницы,

И в сердцах утихает гроза.

Не забыть нам любимые лица,

Не забыть нам родные глаза...
                 


После Эпилога

     
        Можно на этом и закончить наше повествование, но тогда останется неясной судьба Николая и Лизоньки. Не даром Мишка был так внимателен во время цветочной истории, дети вообще чувствительны к происходящему вокруг. У парня и девушки было что-то общее, если Лизонька записывалась в экспедицию – там оказывался и Николай, на отдыхе они не договариваясь умудрялись выбрать один и тот же курорт, Лиза выходила на сеанс связи с землей, и обязательно попадала на время смены Николая.
        Следующая встреча молодых произошла на Каллисто. На третьей от местного светила планете нашли следы древней цивилизации. Что и как было открыто можно посмотреть в отчетах экспедиции. Мишка знал только, что Лиза нашла на раскопках матовый кристалл, впоследствии выяснилось, что аборигены планеты почитали этот кристалл как символ материнства. В изысканиях Лизоньке помог Николай – с оказией прилетевший на звездолете материального обеспечения.
        Правду сказать над разгадкой свойств кристалла бились оба экипажа двух звездолетов. Любое энергетическое воздействие объект изучения превращал в неизвестный вид излучения. Возникающее поле подавляло негативное настроение, улучшало взаимопонимание, стимулировало мышление.  Было в общем-то безвредно для человека, но оставалось непонятным также и его назначение. Результаты исследований были переданы в центральный информаторий, кристалл сдали в институт исследования внеземных цивилизаций, экипажам дали три недели отпуска.
        С этого момента началась чехарда. Из тридцати шести человек участвовавших в экспедиции на Каллисто, двадцать шесть в течение двух недель подали заявление в ЗАГС, трое женщин оказались в положении. Были и внутрикорабельные браки. Николай весь светился от радости и старался почаще оказаться рядом с любимой, он прикладывался ухом к животу Лизоньки и благоговейно замирал. Она смеялась:
- Глупенький, рано еще!

       
       
***
 
         Мишка шел по старому рельсовому полотну, рядом по шпалам и опавшей листве носился Стрелок. Солнце грело тело сквозь куртку. На плече у Мишки висел маленький брелок-компьютер, подарок Николая. Новейшая разработка, такие выдавались только в дальней разведке, а Мишке это чудо досталось по большому желанию связиста и великой благосклонности космического начальства. В компьютер было встроено устройство связи, голограф, сканер местности, датчик опасности и еще масса всякого. Многие возможности Николай благоразумно отключил. Да Мишке эти возможности были и не нужны совсем, ведь – голограф работал, и рядом шла невесомая Грея.
- Миша, ты больше не ищешь возможности украсть кристалл для родителей? - спросила она.
Мишка повернулся, и посмотрел на Грею, странными, радужными глазами:
- А зачем? Папа придумал свой. Пусть невидимый и действует только на одного человека, но зато КАК действует!
             

Москва
14 февраля 2009г.





   Стрелок 2
(продолжение – фрагмент)

Последние два дня Мишка чувствовал себя не в своей тарелке, он изводил себя из-за мамы.
Когда маме плохо, любой ребенок места себе не находит. Щёки у мамы ввалились, теперь она неожиданно начинала нервничать по любому поводу. А еще мама часто бегала в туалет и тогда слышались сдавленные звуки спазмов, она добиралась до ванной и полоскала горло, а потом долго умывалась. Мама почти ничего не ела, и это было страшнее всего: ведь Мишке с детсадовских времен втолковали, что без еды - смерть.
Мишка по ночам плакал в подушку (днем было нельзя, мама могла увидеть и расстроиться). Он плакал тихо и не всегда сознавал, что плачет во сне. Время шло. Маме не становилось лучше, она сильно похудела. Смотрела ласково на Мишку  больными, измученными глазами и ободряла:
- Ничего... Все наладится. Скоро прилетит папа и все будет хорошо! Ты только верь мне.
Мишка, украдкой сглотнув, кивал: "Да, мама, все будет хорошо!
Он уже настолько устал от своей тревоги, что порой ловил себя на страшной мысли "... Скорей бы, скорей все кончилось!" Тогда Мишка пугался "собственной тени" и со всего маха бил ладонью о стену. Слезы брызгали из глаз, но от боли становилось легче.
Мама рассказывала Мишке, что такое уже было - много лет назад она так же мучилась, и потом все обошлось. А затем появился он - Мишка, и "папа смешно бледнел" когда мама давала ему на руки крохотный сверток, а Мишка "смотрел и улыбался своими огромными глазищами", и "все, все понимал!"

Он, Мишка, ВСЕ ПОНИМАЛ -  в тот раз мама чуть-чуть не умерла.
Все пытались пожалеть, ободрить и успокоить Мишку, но он все равно боялся. Боялся дома, в школе, на прогулке... Ему казалось, что он придет домой, а дома никого и окна зияют чернотой пустоты. И не кому будет сказать: "Мама, я тебя так люблю!"
Мишка не знал чем можно помочь в этой ситуации, он даже молитву выучил:

«Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наша,
Якоже и мы оставляем должником нашим;
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукаваго.
Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь».

С молитвой стало немного спокойней, появилась надежда.
Так Мишка жил последние месяцы. В школе не клеилось. Учителя  относились с пониманием "У него мама... совсем плохо...", но были и другие учителя "Вот расквохтались над ней, все мы бабы, никому этого не избежать, а ребенку учиться нужно - за ним присмотр должен быть!"
Мишка краем уха слыхал куски таких разговоров. Он понимал, что эти женщины обижены  жизнью и ненавидят весь женский свет - особенно "молодых мамочек". Мишка вспомнил как на этих словах у завуча некрасиво оттопырилась губа. После такого Мишка окончательно невзлюбил завуча.
А двойки копились и, как это всегда бывает, "бомба разорвалась" неожиданно. В первые дни весны. Утром Мишку вызвали к директору, прямо с урока физики. Завуч ехидно бросила в след:
- Иди, иди, Иван Иваныч вставит по первое число, сразу перестанешь на уроке ворон считать!

Мишка шел по коридору и чувствовал, как пространство становится стеклянным. Воздух тупо давит на затылок, так что слышно тонкий звон в ушах. Навалилось отупение; ноги словно мешки с песком - передвигались с неохотой и странным залипанием к полу. Дверь кабинета директора была старая, потрескавшаяся. Ребята рассказывали, что менять её  директор наотрез отказался "я вырос в этой школе, а за этой дверью двадцать лет работала Татьяна Михайловна". Так звали прежнего директора, поговаривали замечательный человек был.  А вот нового директора учителя побаивались, ну и ученики естественно опасались.
Он, как пришел тут же стал наводить новые порядки, был ужасно строг и серьезен.
Мишка понимал, что вызов к директору это новые волнения для мамы, а у нее сейчас такое слабое сердце! Взявшись за ручку двери Мишка почувствовал, что руки ослабели и дрожат. Он все же толкнул дверь. Она не поддалась. Мишка толкнул сильнее - дверь заскрипела и... устояла.  Мишка не любил ощущать себя дураком, а потому отсчитал три шага на манер гусар перед дуэлью, разбежался и влетел в дверь плечом. Как раз в дверь-то Мишка плечом не попал, потому что дверь открылась раньше. Зато за дверью стоял директор и именно в его живот пришлась вся мощь плечевого натиска Мишки. Иван Иванович не по-директорски охнул, и сложился пополам.
- О-ой! ВанВанич, из-ните! Я, не в Вас хотел!!
- Ага, - хрипло согласился хозяин кабинета, - я понял: не в меня, в завуча.
- Да, нет конечно!
Директор посмотрел на ученика с интересом:
- Да? Нет? Или "конечно"?
- Конечно нет!
Иван Иванович засмеялся.


Ругани в кабинете у директора так и не получилось. Может, он еще сам помнил себя мальчишкой в этом кабинете, или... просто Иван Иванович нашел нужную струнку в мальчишке, которую надо было лишь раз осторожно тронуть чтобы она зазвенела. Мишка никому не говорил про этот разговор, и лишь секретарь в приемной видела, что вышел Мишка с гордо поднятой головой, ясным взглядом и, спокойным, вполне детским лицом.
Маму так и не вызвали в школу. Мишка сам подходил к учителям и просил помощи. За месяц он сдал все хвосты и выправил отметки. Правда маме это не сильно помогло, но Мишка все равно чувствовал себя героем. "Мама, я буду стараться! Но мне станет значительно легче когда я услышу детский крик и увижу тебя (с братишкой или сестренкой на руках, кто появиться не важно) Главное что я увижу тебя!
Мишка улыбнулся мыслям, а потом тяжело вздохнул. Последние два дня Мишка особенно переживал за маму. Кожа на ее лице посохла, под глазами залегли круги, а живот... Он за ве это время почти не вырос. А тут еще сосед из дома напротив - чинил мотоцикл под окнами и включил музыку. Ох... Если бы музыка была не такая резкая и громкая, если бы у мамы не болела голова, если бы дядька услышал мольбы ребенка, а не отправил его восвояси пинком по зад.
Ой, как много "если бы" встречается в жизни.
Мишка спрятался в уголке за домом и взахлеб ревел от своей слабости и беспомощности.  А сосед напротив "в назидание" выставил свою крутую, мощную "музыку" в окно и добавил громкости. Слезы в  Мишке закипали. Он плакал, соленые капли падали на трещины старого асфальта. Он плакал, но это были не те слезы  - те слезы кипели и не находили выхода, они душили Мишку изнутри, сжимали в спазме горло и закипали... Закипали в бессилии малого перед жестокостью взрослого мира. Всплеск громкости заставил Мишку поднять голову. Дом стоял напротив: окна в окна. Хваленая концертная колонка стояла в проеме окна, на подоконнике. Издалека она казалась крошечной, ну... как солдатик, из тех что выставляют чтоб потом расстрелять горохом или рябиной...
"Горохом или рябиной!". Мишка рывком распрямился и побежал в дом. Движения его были деловиты