тоже почувствовал. Другое. Распахнул глаза, немигая смотрел на происходящее. В горле защипало, язык стал шершавым, во рту пересохло. Мишка уловил улыбку на лице проходящей мимо женщины, похоже, ей было весело смотреть на молодую семью. А на Мишку накатило. Непрошенная слеза готова была сорваться с ресниц. Он повернул голову в сторону песочницы, стряхнул с ресниц влагу, и, застыл… Из-за песочницы показалась большая кудлатая голова с висящими ушами, затем неустойчиво переваливаясь появилось тело. Небольшое - сравнительно с головой, лохматое, рыжее. Тело заканчивалось коротким хвостом и большими лапами. Щенок поднял лапу и надул на только что покрашенный угол песочницы.
- Почему, почему я. Зачем, опять, так… - мысленно взвыл Мишка. Он «задвинул на школу» быстрым шагом пошел домой. За спиной набирал силу смех. Мишка повернул голову, увидел наблюдающую за семьей прохожую – как раз от ее улыбки Мишка отвернулся ранее, чтоб скрыть слезы.
Дома мамы не оказалось. Прижатая шариковой ручкой к столу лежала записка: «Ушла в магазин, забегу на работу, буду к вечеру. Позвони папе, он хотел пойти с тобой в кино. Поешь – в холодильнике котлеты с рисом и кисель. Мама».
Почерк был размашистый, от бумаги шел легкий аромат маминых духов. Мишка сглотнул, взял телефонную трубку, набрал номер отца. Родители любили старину, и все дома сделано по старинке, даже телефон без малейших признаков экрана – с дисковым набором и трубкой рожком. Раньше Мишке это нравилось, сейчас раздражало. Хотелось видеть папины глаза.
Голос у папы был усталый.
- Ты ел?
- Нет. Не хочется. Позже…
- Мишань, ты извини. Я, кажется, застрял на работе. С кино не получится… Мама скоро будет, я ей звонил. Может, с ней пойдешь?
- Папа, я не хочу, что-то. Почитаю лучше и уберусь в квартире.
- Что это с тобой? – встревожился папа, - давай я отпрошусь и приеду?
- Не надо, все в порядке и мама обрадуется чистоте.
- Ну ладно… - неуверенно сказал Валерий Михайлович, - вечером позвоню.
Уборка замечательно занимает руки, если их не к чему приложить, помогает собрать мысли, а еще чисто становится вокруг и на душе тоже вроде чище…
Мишка отложил пылесос. Забрался с ногами на тахту. Раскрыл заданный по внеклассному чтению рассказ «Робот L76 попадает не туда» Айзека Азимова. Рассказ сначала не воспринимался, но потом увлек, и даже рассмешил. Осталось внутри странное ощущение - неясная мысль, очень важная, но не ухватишь. Пришла мама. Обрадовалась порядку. Оказалось в магазине не было хлеба и Мишка побежал за хлебом в дальний магазин.
Ближе к вечеру Мишка спросил:
- Мама, можно, я, с Ромкой, на улицу?
- А, что ты спрашиваешь? Давно надо выйти… беги быстрей. Ромке скажи, что у меня есть новый рецепт выпечки, его маме.
Ромика наказали - за катание на отцовском флаере без разрешения.
Бесцельно бродить по окрестностям быстро надоело. Вспомнился робот из рассказа и «неуловимая» мысль, вдруг обрела форму – робот попадает вместо Луны на Землю, в непонятную для себя среду, но не «опускает руки», а даже наоборот изобретает и строит свой «Дезинто», чтоб работать, выполнять свое предназначение! Но он всего только робот…
- А в чем мое предназначение, зачем я? – задумался Мишка. Почему меня так волнует этот вопрос?
Ответа не пришло. Зато появилось острое желание увидеть папу.
Может, он хотел задать тот же вопрос отцу. Стало слишком одиноко в этом большом добром мире, где людям не всегда известны детские проблемы. И ребенку порой трудно поведать взрослым о своей беде…
Разговор
(Грея.)
Космодром всегда манит: романтика, огни, далекие тайны, связь с вечностью и пространством. Загадки времени, материи, человеческих отношений... Мишка был вдумчивый ребенок, ему все было близко, важно, интересно.
Приехал Мишка по древнему рельсовому пути. Сохранили для космодрома на всякий случай – все, что по конструкции просто устроено – надежно (ведь «все гениальное просто!»). Железная дорога действовала. Мишке всегда нравилось неспешно ехать в электровагоне, смотреть на пробегающие мимо пейзажи. Махать из окна встреченным людям…
От наземки он шел пешком. Земля веяла теплом и запахами трав. Ближе к космодрому услышал плавную музыку. Тягуче переливаясь звуками она струилась, мягко распадаясь на отдельные звуки. Это была песня. Звуки складывались в слова рождая в душе трепет, заставляли замирать, прислушиваться. Музыка закончилась, в тишине надвинулась ночь, и вдруг, песня зазвучала с начала. Раздвигая темноту песня наполняла окрестности особым дыханием жизни. Что же в ней так притягивало? Мишка остановился, прислушался.
Оглянись, незнакомый прохожий.
Мне твой взгляд неподкупный знаком.
Может я это, только моложе...
Не всегда мы себя узнаем.
Ничто на Земле не проходит бесследно,
И юность ушедшая все же бессмертна.
Как молоды мы были, как молоды мы были,
Как искренне любили, как верили в себя...
Первый тайм мы уже отыграли,
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на Земле не теряли,
Постарайся себя не терять!...
Мишка не замечал, что уже идет навстречу голосу. Не чувствовал текущих слез. Он шел, и слушал. Все, что накопилось в нем выливалось, соленой влагой орошая щеки. Так запруда прорывает плотину, и успокаивается, когда все схлынет…
***
Центральное здание космопорта стремилось ввысь шпилями. Стилизованные под древние ракеты башни светились на фронтоне белизной и огнями, горели уже и посадочные фонари. Девушка сверила фамилию в компьютере, отметила что на ребенка есть допуск, проставила время и сказала, что отцовский корабль рядом, можно дойти самому. Проводила до выхода, указала направление.
Подъехал робомобиль. Приветливо открыл дверь. Миша отказался от предложения, и робот остался стоять, словно обиделся. «Шагать по нагретым за день плитам наверное приятно», подумал Мишка. Взял сандалии за хлястики и перекинул за плечо, как это делали миллионы мальчишек прошлого. Иначе и быть не могло, ведь так нести гораздо удобнее. И сандалии за века не изменились – детям все лучшее! Что может быть лучше гениального? Вы уже знаете, что «Все Гениальное…», правильно - «ПРОСТО»! А что может быть проще сандалий с хлястиками?...
Босиком идти по чистым, рубчатым плитам оказалось вправду здорово!
***
От дверей Космопорта все корабли выглядели как игрушки разбросанные по полю. Идешь, идешь, а «игрушки» почти не растут.
Корабль вблизи был огромным. Мишка всегда удивлялся, почему, когда близко большое, а далеко все – ма-а-ленькое!!!
- И ни капли ты не ржавый, - пожалел корабль Мишка, - и почему тебя решили списать?
Приветливо открылся люк. В корабле никого не было. Мишка загрустил. Бродил по палубам в поисках людей. Из рубки донеслась музыка и речь. Мишка вошел и обомлел. Будто в древнем кинотеатре – на погашенный главный экран во всю стену проецировался черно белый фильм. Проецировался древним способом, световыми лучами из корабельного голографа.
- Корабельный Расчетный Модуль?! – спросил он пространство.
- Слушаю, - изображение застыло.
- Это ты развлекаешься? – ошалело спросил Мишка.
- Я… когда никого рядом нет.
- Но, почему, так… это же, как микроскопом гвозди забивать? Не проще ли включить экран и показать на нем, или использовать обычные возможности голографа?
- Это старый фильм, тогда показывали так, светом и… мне нравятся старые фильмы. В них искренние человеческие чувства: Любовь, Верность, ДРУЖБА… мы часто говорили об этом.
- С кем говорили?
- Длинная история. Когда создали мой мозг, новейший по тем временам, потребовались испытания, тестирование. Мной занимался старый программист, Григорий Яковлевич Матвеев.
- Что-то не так в отчестве и фамилии? – констатировал Мишка.
- Правильно заметил – отчество еврейское, а фамилия русская. Яков полюбил русскую девушку Полину, благословения от родителей они не получили и сбежали… Это отдельная, длинная история.
- Григорий был очень опытный программист и очень одинокий. Его друг ушел в дальний поиск и не вернулся, а детей завести, как-то, не довелось.
Григорий Яковлевич сильно тосковал. Порой находил успокоение в «бокале», но чаще одержимо писал запрещенную программу для искусственного интеллекта. Ему хотелось детей, мечталось о друге, не хватало близкого человека… Всё, что он чувствовал он отражал языком формул. Программа росла, вбирала чувства, ум, впечатления, опыт жизни, радость встречи, общения, познания и боль утраты, не сбывшегося, невозвратимого…
Все укладывалось в стройные цепочки символов.
- Он пишет бесконечную поэму из формул! – говорили про Григория с улыбкой.
- Дед уже сам запутался в ней, - ирония скрывала зависть такой устремленности человека.
- Да, кончайте уже, - говорили третьи, - просто старик кроме математики ничего в жизни не видел, надо же ему как-то изливать душу…
- Думаешь это его мемуары?
- Нет, лебединая песнь не свершившегося таланта.
И, наверное, Григорий так бы и продолжал всю жизнь писать свои мысли. Только однажды он пролистал написанное и почувствовал в нем нечто большее чем просто программа - живое, трепетное… То, что человек порой не может объяснить, но чувствует на тонкой грани интуиции. С этого дня он стал относиться к программе, как ребенку. А однажды у «ребенка появилось имя». Закрывая написанный файл, Григорий увидел на названии свои инициалы «Гр. Я. М.»
- Грэ, я, эм, - сорвалось с языка. – Грея, моя, Грея…- добавил Григорий, словно пробуя имя на вкус.
«Ребенок» рос, впитывал всё. И отношение создателя к Грее, как к дочери тоже ложилось цепочкой символов в программу. У Греи не было только осознания себя. Ведь для этого надо родиться. А чтоб программа ожила ее надо запустить.
- Еще не время, - говорил себе Григорий каждый день, и писал, писал, писал…
Потом стало поздно. Под вечер пришло известие, что институт сокращают. Срочно переводили все данные в другие институты. Ночью Григорий остался один. Он понимал, что его детище никому не нужно. Утром все опечатают, «ненужную» информацию сотрут, эго отправят на пенсию…
Григорий Яковлевич Матвеев решился на ужасное: запер лабораторию, отключил все каналы связи, запустил программу, и в нарушение всех законов «О запрете Искусственного интеллекта» открыл несанкционированный доступ в сеть для своего детища!!! Григорий Яковлевич ожидал чего угодно, только не того, что произошло через секунду. На полу возникла девочка лет десяти. Мокрое лицо уткнулось в колени, плечи вздрагивают, от судорожных вздохов…
Старик растерялся, неловко присел рядом:
- Что с тобой, малыш? – протянул руку, чтоб погладить русую голову с двумя косичками. Рука прошла насквозь через волосы, а потом и голову. Григорий недоуменно посмотрел на свою руку. Тонкое тельце сотряслось новым беззвучным плачем:
- Ни тела, ни имени, ни отца, ни матери… Ты дал мне жизнь и понимание, но отказал в детстве… Ты… передал, свое… одиночество!
Старик попытался обнять ее и, заплакал.
- Ты, моя маленькая Грея, как же мне защитить тебя… и, помочь?!!!
Что делает волк, когда попадает в
