СОЛО НА ДВА ГОЛОСА

поселить вместе, например, в пансионате, куда мы отправились летом в каникулы. Такие гордые два дурака со штампами, предъявляли свои ксивы жирной, страшной, как советский автопром, и, естественно, злобной регистраторше, явно вожделевшей отказать нам в заселении в один номер. Но никак она, бедолага, не могла осуществить своё желание по закону. Наша взяла! Мы – в браке, нам – можно! Ах, какие мы были по этому поводу радостные придурки.
Но всегда этому бесконечному, как кажется в юности, празднику двух юных тел приходит конец. Невозможно наслаждаться друг другом нон-стоп годами и чтобы не надоедало. Когда оно можно и всегда под рукой, интерес начинает ослабевать. Не резко, нет. Постепенно, но всё же. И начинает хотеться чего-то ещё… другого... или хотя бы притормозить.
Когда я забеременела Денисом, мы с мужем как раз уже пришли к спокойной фазе наших отношений, а на горизонте явственно забрезжили «хельга», софа и прочие гарнитуры. Про квартиру заговорили наши родители – про «очередь на кооператив». Всё пошло по самому обычному и до зубной боли скучному сценарию. Мой живот рос, сексуальные радости уже не доставляли былого наслаждения, количество же талонов, бумаг, обязательств, очередей и «постановок на учёт» росло в космической прогрессии.
Нет, я не стану опять и снова рассказывать эту миллион раз всем известную скучнейшую историю совкового брака – его дурацкого начала, бездарной середины и позорной кончины, потому что, хоть убейте, у всех всё происходило одинаково – с небольшими нюансами и поправками на класс, к которому принадлежали семьи (рабочие или прослойка), на темперамент участников и количество появившихся детей. Мы, слава мирозданию, остановились на одном детёныше. А дальше я сказала «стоп» - и не только деторождению. Я вообще не понимала, зачем мне был нужен рядом этот молодой мужчина. Всё кончилось, будто и не было ничего.
Но самое главное… вот мы и пришли к этому, наконец… ему было плевать, когда я плакала. Роды, мастит, гормональные стрессы – все эти альфа и омега молодой женщины, юной мамы - кто ж не проходил? Вот лично я помню ниагарские потоки слёз, которые лились из меня нон-стоп. Ревела из-за всего: из-за залетевшей в комнату бабочки, из-за убежавшего молока, из-за уроненной на пол только что простерилизованной соски… Видимо, гормональный статус тогда был очень даже мобильный, слабый и нервный, но не наступили ещё те времена, когда родная медицина могла или хоть как-то хотела помочь.
Так вот… Мужа моего такая ситуация достала сразу же, моментально. И не потому, что надоело, не потому, что устал (не успел ещё даже), не потому, что это было нон-стоп! С первых же моих слёз он дёрнул плечиком, сморщил свой красивый нос и… ушёл куда-то, оставив меня наедине со взбесившимися гормонами и всю до пяток зарёванную. Потом объяснил это так: «Я разве мог чем-то помочь?»
Он никогда не мог ничем помочь. И не пытался даже. Морщился и уходил. И я его постепенно возненавидела. А теперь – опускаем, опускаем, опускаем огромное количество времени, все прошедшие годы проскакиваем и возвращаемся в сегодня. Нет у меня к нему теперь уже никаких претензий! Потому что всё понимаю: у парня тоже на тот момент не было настоящих взрослых чувств, и к ребёнку он был не готов. Кончился секс – кончилась любовь, и в нормальной стране, не в совке, никто ни на ком не женился бы и не вышел замуж, а съехавшиеся на время молодые самец и самка мирно (ну, или разбив друг о друга пару тарелок) разъехались бы по своим домам жить дальше, искать следующий объект для сексуальных утех и ждать себе спокойно появления в судьбе того настоящего, с которым захочется именно жить, а не трахаться, и заводить детей сознательно, а не потому что «так получилось» или «надо встать на очередь в кооператив».
Не был мой первый ни подонком, ни гадом. Ему тогда всё просто обрыдло. Как и мне, если по-честному. Но мне уже некуда было деваться из этой лодки, у меня на руках сидел лучший в мире мальчик Денис, ну, а муж… Молодые (да и не только) мужчины в нашей духовной стране не очень хорошо понимают, какое к ним вообще имеют отношение вдруг нарождающиеся дети? «Я-то тут при чём?» И зачем они? И с какой стати? «И разве я об этом мечтал?» Лучшие из них потом, сильно потом всё же становятся взрослыми и научаются смотреть на мир, на людей и на своих собственных детей глазами мужчин, а не прыщавых юнцов. Мой первый вырос. С ним всё хорошо, он нормальный мужик, если смотреть со стороны. Я и стараюсь всё больше со стороны, он мне ни для чего не нужен, как и я ему. Да и Денис никогда сильно в нём не нуждался. Обошлись. Но и претензий теперь уже нет.
Но, если уж анализировать прошлое, то лично у меня всё разочарование в муже, как в личности, как в человеке, началось именно с того, как он тогда самый первый раз дёрнул плечиком на мои слёзы. Такое не забывается. Потому что очень, очень больно, и фантом от той боли остался. Фантом унижения и ощущения себя никому не нужной, потерянной, мелкой и противной – и это в тот момент жизни, когда я была особенно слаба. Это было хуже и разрушительнее, чем сексуальное охлаждение, что бы нам не втирали совершенно патологические отечественные сексопатологи. Господи, вот же, кстати, жертвы коммуналок…


КАК СВЯЗАТЬСЯ С МОИСЕЕМ
Так вот… Я приехала к подруге, отнюдь не самому на тот момент счастливому человеку на свете, но она поняла, что мне лихо, и готова была помочь, чем угодно. Ларка - единственный человек, который в принципе интересовался моей жизнью – искренне, а не формально: «как дела?». Больше у меня таких близких нет. Не умею заводить друзей, у меня никогда не получалось «держать людей» в своём кругу. Ни потребности такой не чувствовала, ни даже просто навыка не было. Но я не страдала из-за этого, я ж интроверт, никому неинтересный и вполне одинокий. Жалостливо выглядит? А ведь нет никакой ни жалости, ни сожаления. Это моя судьба, и я к ней привыкла. Бывает хуже. Вот Ларкина тоска в глазах казалась мне куда более горестной и опасной, чем моя серая, скучная и бездарная судьба.
Тогда я выплакалась, вырыдалась у подруги – до икоты, до озноба. Говорила я мало, в основном подвывала. А Лариска обнимала меня за плечи, гладила по голове, нежно целовала в макушку и тихонько шептала мне на ухо, щекоча своим дыханием, слегка отдающим дорогим сигаретным ментолом:
- Успокойся, моя хорошая, моя умница, моя красавица! Всё это бред и морок, пройдёт, это минутный шторм, даже не шторм, а штормик! Ведь случилось главное в твоей жизни – ты Илюшу встретила! Какая всё фигня по сравнению с этим, милая! То, что твой Лёшка – дурак, ты уж прости, я всегда знала. Но думала, что любишь ты этого полудурка… Вот она, твоя закрытость! – Лариска с шутливым упрёком несильно дёрнула меня за волосы. – Если бы ты мне давно сказала, что нет уже никаких чувств, я бы вытащила тебя из этого бракованного брака, уж вытащила бы, будь уверена! Но вы со стороны выглядели образцово-показательно семейкой… Ах, Анька, зачем ты молчала все годы! Вот ты в шоке, а я совсем не в шоке: и ни от мамы твоей – всегда знала, что она зараза приличная, извини, не дёргайся, больше не буду… А уж от Лёшки твоего за три версты разило – жлобина, бездарь и совок. Просто оно всё сразу наружу вылезло, без подготовки, взрывом… Накопилось, пружинка давно была готова – сжата до упора, только повод нужен был, чтобы рвануть… вот и рвануло. Но никакого кошмара, ничего удивительного не случилось, всё было ожидаемо и всё логично…
- Да ладно тебе, - со всхлипом вскинулась я и с удивлением посмотрела на свою мудрейшую Ларку. – Вот прям совсем ты не удивлена и подобного ожидала! Быть такого не может! Я – ни сном, ни духом, а ты…
- Лапонька, лицом к лицу лица не увидать, - Лариска своими большими красивыми ладонями взяла моё лицо и сжала щёки, как это делают малышам, чтобы их мордашки стали забавными. – Малышка моя! Заплаканная маленькая девочка! Наивная и с детства какая-то несчастная! И не могу я понять, почему всё-таки? Где в тебе сидят боль, наивность, хрупкость, беззащитность, ранимость? Такая умница, но ни-че-го не понимаешь ни в людях, ни в жизни.
Наверное, можно было обидеться на эти слова. Но подруга смотрела на меня при этом с нежностью и тревогой! Обидеться на любовь может либо законченный идиот, либо неблагодарная скотина. Вроде я не такая… Поэтому и не обиделась, хотя удивилась очень.
Лариска продолжала гладить меня по голове, её прикосновения были нежно-скользящими, ласковыми, как тёплый ветерок. Убаюкивающими. А я была страшно измученная и усталая после почти что бессонной ночи с редкими кошмарами. И тут на меня вдруг как-то особенно остро пахнуло подругой - этим с детства мне знакомым, милым, дорогим запахом дружбы и безопасности, верности и честности. И почему-то к запаху подруги ещё прибавился аромат хвои - тот самый, тоже из детства, верный признак праздника и близкого чуда. Я было дёрнулась - хотела спросить у Ларки, откуда и почему вдруг запахло ёлеой, Новый год давно прошёл, но тут же поняла, что оно опять начинается. ОНО - замыкание. Я будто проваливалась в сон, убаюканная Ларискиными ладонями, её голос звучал всё отдалённее, с лёгким эхом, будто она говорила из ванной комнаты...
И вдруг он вновь зазвучал нормально - с обычной громкостью, эхо исчезло. Только я очутилась... в родительской квартире, причём, такой, какой она была много лет назад. В углу большой комнаты стояла новогодняя ёлка, наша обычная небольшая настоящая ёлка, какую мы под каждый новогодний праздник покупали на  ближайшем рыночке, особенно не привередничая, и которая всегда так остро и сказочно пахла. Ларка сидела на диване и, закинув ногу за ногу, рассуждала о семейной жизни. Я помню этот день! Нам тогда было лет по восемнадцать, это было второе или третье января... Мама с Сержем уехали в загородный пансионат, я уже отгудела встречу Нового года с однокурсниками... Ох, и нацеловались мы на той вечеринке с Лёшкой! Просто как чокнутые целовались, не могли отлипнуть друг от друга. С ума сходили от стыдных желаний наших тел, как раз в ту ночь решили пожениться, чтобы "навсегда-навсегда!", что подразумевало, конечно же, чтобы "каждый день, каждый день!".
Лариска растила маленького сына, поэтому новогоднюю ночь провела дома, с мамой. Но в одних из первых дней нового года мама отпустила её ко мне в гости до самого вечера. И подруга заявилась ко мне с домашними пельменями, салатом оливье, бутылкой шампанского и подарком - элегантной бледно-зеленой блузочкой. Никогда нельзя было заподозрить Ларису в том, что она дарила что-нибудь, ей самой не подошедшее, потому что размер явно был мой, а не её, да и стиль совсем не Ларкин: сроду она блузочек-рюшечек никаких не надевала, не её это абсолютно. Так что, то был настоящий подарок, выбранный с любовью, ведь подруга знала: самый мой любимый цвет - цвет свежего салата, который растение. У нас дома на Новый год никто подарков друг другу не дарил, поэтому я чувствовала себя тогда немножко осликом Иа. «Мой любимый цвет… мой любимый размер…» Милая Ларка!
Мы с ней быстренько сварганили себе вкусные закуски, разместив все блюда на низком и широком журнальном столике, что стоял в гостиной перед диваном напротив телевизора – по тем временам