СОЛО НА ДВА ГОЛОСА

Я ему честно сказала, что мне трудно быть боевой подругой бизнесмена – ну, не моё, и скучно, и напрягает. И компании его не для меня. И интересы – вот совсем не мои. Он не обиделся, понял, довольно легко сделал ручкой и со словами «Ты была приятным периодом моей жизни!» удалился в новые приключения нефти и газа, устремился к новым вершинам, где и нашёл всё, что искал: офигительный успех, красивую и подходящую ему подругу, домик в Калифорнии и где-то там ещё и прочее, прочее, о чём я уже не в курсе. Дай ему бог! Заслужил, заработал, имеет право. По крайней мере, ни меня, ни моего сына ничем не обидел. А мы с его помощью, конечно, смогли позволить себе очень многое, но, подчеркну: сын свою жизнь от армии родины любимой спас абсолютно самостоятельно.
А ведь тех денег, что я копила примерно с десяти его лет, мне всё равно не хватило бы на «отмаз». Родина с каждым годом становится всё более жадной, там на самом деле уже понадобились были бы доллары, сделанные из нефти.
Словом, мой второй брак позволил мне стать чистой воды рантье. И бросить тяжёлую и унизительную (по зарплате) работу. И жить так, как я нынче живу. Всё: теперь вы можете ненавидеть меня со всеми основаниями и всей душой. Мне на это плевать: привыкла. Хотя и не афиширую особенно своё положение, лишь самые близкие всё знают и не возникают на эту тему. Впрочем… сколько у меня этих близких осталось? Полтора человека. И то, я считаю, многовато.
Когда сознательно выбираешь одиночество как образ жизни и максимально отключаешь себя от внешнего мира, образуется невероятное количество свободного времени, но самое главное, что перед тобой разверзается бездна, бездна свободы! И вожделенной независимости.
Одна из сладостей независимости – неподотчётность. Во всём. Как хочу, так и живу, куда хочу, туда иду. Хочу завтракать в пять вечера, значит, так тому и быть. Хочу всю ночь смотреть фильмы, буду смотреть. Не нужно ни объяснять ничего и никому, ни испрашивать разрешения, ни согласовывать намерения… Вот честно: даже не знаю, какая жизнь может быть прекраснее! Мне говорят: любовь, дети, их смех в доме, сильные руки мужчины и его же нежные объятия. Понимаю. Было! Всё это было, могу сравнивать. Даже близко не похоже по кайфу с тем, что лично я испытываю в царстве моей независимости и неподотчётности!
К примеру, сейчас время ни то, ни сё: 16.30. А я поработала, и у меня разыгрался зверский аппетит. Пойду есть. Что это будет – обед, ужин? Ни то, ни другое, ни пойми что. Шлёпаю босиком на кухню, открываю холодильник, всовываю в него нос. Мой холодильник изнутри – мечта холостяка, наверное. Там множество кулёчков и коробочек из кулинарии, всё в очень маленьком развесе, граммов на двести, не больше – на одну ж персону. Пара готовых сырников, одна большая зраза, салатики из овощей по сто пятьдесят граммов и прочий ужас гурмана и поклонника полезной еды. Есть ещё штук пять сосисок, яйца, сыр, нарезанный тонюсенькими ломтиками. Молоко, морковный сок с мякотью и неизменные шпроты: любовь к шпротам – нечто неизбывное, из детства, когда они были символом праздника, типа встречи Нового года. Их любовно «откладывали» до даты месяцев за пять, урвав вожделенное в очередном «заказе на работе». С тех пор это неизменный вкус радости и даже лучше - ожидания её.
Жую сырники, стоя на коленях на сиденье стула. Запиваю морковным соком. Почему торчу на стуле в ненормальной для взрослого человека позе? Ну, так получилось. Схватила еду, начала жевать ещё до того, как подошла к столу и… поленилась сесть, наверное. Да я ж не устала физически – несколько часов работы за компьютером в полулежачем положении вряд ли утомило мои ноги и спину, правда?
И в чём счастье этой минуты? Счастье в том, что некому рявкнуть «Сядь по-человечески!», некому покачать головой и поцокать языком по поводу того, что ем чёрти как и чёрти что. «Ах, шпроты после сырников! Сейчас в обморок упаду!» Да падай, придурь, только аппетит не порти! Так вот, когда рядом нет никакой придури – это и есть свобода и покой. Настоящие.
Потому буду жрать шпроты прямо из банки. Да, после сырников – шпроты и из банки! И живот у меня не заболит, нет. Проверено. И мне так – хорошо! Все три мои мужа были бы в ужасе и непременно вынесли бы мне мозг. Они и выносили… Сыночек только не выносил. С ним у нас получалось сосуществовать. В разных комнатах, но мирно и тихо. Теперь он далеко… В невероятном городе Чикаго. Работает, живёт. Живёт в быту похожей на мою жизнью, ибо сам такой же. Потому до сих пор не женат, хотя ему уже двадцать семь. Девушка у него есть…  и раньше была – другая. А ещё раньше – совсем другая… Я слежу за сыном через Интернет, он ведёт закрытый двуязычный блог для пары десятков человек. И знает, что мама за ним наблюдает через пиксели, не вмешиваясь и редко выходя на общение. А он в точности так же следит за мной, за моими «флажками», которые я расставляю в Сети там и сям, дабы парень не волновался за мать. Вот так мы общаемся и обмениваемся информацией друг о друге без лишних разговоров в Скайпе, иногда даже просто картинками. Нам обоим именно так комфортно и спокойно. Хотя… скучаю я по нему иногда до слёз, до воя! Мне хочется вдохнуть его запах, обнять за крепкую, совсем уже мужскую шею, поцеловать в колючую (боже мой! у моего малыша постоянно растёт борода!) щёку и услышать хриплый басок: «Ну, мам! Завязывай уже слюнявиться!» Сынка мой роднющий, Дениска, всё понимающий и такой мудрый. Малыш! Навсегда всё равно – малыш.
Видимо, гены сильнейшая штука, учёные не врут. С самого голопопого малолетства Дениска был стопроцентно самодостаточным и предпочитал играть в детской один. Он – сам! - года в три стал упрямо и настойчиво закрывать свою дверь и ужасно сердился, если кто-то из взрослых нарушал его общение с игрушками и книжками. А как, скажите на милость, можно было не нарушать одиночество совсем крохотного малыша? Как не проверять его каждые десять минут – всё ли в порядке? Вот каждые десять минут мы и имели топанье ножкой, сжатые кулачки и сердитый окрик «Ну, заклой зе двель, заклой, я не лазлесаю отклывать!» Вот так. В три года. Что было дальше, можно себе представить… Словом, стучать в свою комнату Дениска приучил всех взрослых в три года. В три! Это вообще уму постижимо?
Молодец. Мой сын! Нам всегда с ним было легко вместе, понятно и всё очевидно. А его отец… и следующие мои мужья и мужчины… ну, куда им. Они не потянули сразу таких двоих: любителей одиночества, закрытых дверей и абсолютной независимости. Они не смогли бы с нами ужиться, впрочем, как и мы с ними. Да с нами никто не смог бы ужиться! Ведь это ненормально для большинства людей: два обожающих друг друга человека сутками могут не выходить из своих комнат, не видеться, не разговаривать друг с другом. Им довольно знать, что они друг от друга через стенку и всё в порядке.
Иногда, может, глубокой ночью или светлым днём, две тени пересекутся, случайно столкнувшись в полутёмном коридоре, неловко ткнутся друг в друга поцелуем, на мгновение сожмут друг другу ладони, успеют шепнуть в ухо «люблю тебя! иди поешь! у тебя голова не болит? тебе надо выспаться…» - и вновь шарахнутся обратно по своим кельям. Или, бывает, изредка совпадёт время их трапезы. Тогда они непременно поболтают за столом, и за четверть часа общения успеют узнать те детали жизни другого, какие необходимо знать, чтобы представлять существование родного существа во всём объёме и не тревожиться за него. Мало кому дано понять, что такой образ жизни – счастье для них обоих. Для нас обоих…
Когда он решил ехать в Штаты, когда так удачно и стремительно повернулась судьба и ему предложили грант (он биолог и, как выяснилось, очень способный и перспективный), я ни словечка не сказала против! Но если кто-то думал, что не рыдала потом три дня и три ночи, уткнувшись в подушку, которую после пришлось выбросить, потому что она вся насквозь пропиталась слезами и соплями, то этот кто-то – дурак.
В аэропорту, когда Дениска должен был идти на посадку, он никак не мог отцепиться от моих рук, которые мял в своих громадных ладонях, и бормотал, будто бредил: «Мама, мама, мамочка, мама! Как же я тебя оставляю? Мама, мама, мамочка… Разве так можно? Мама, мама…»
Мне кто-то будет что-то такое рассказывать про любовь, которой я якобы не знаю, поэтому живу «не как все люди» и люблю одиночество? А что знаете про любовь вы? Вы слышали когда-нибудь это «Мама, мамочка, как же я тебя оставляю?». Да девяносто процентов «правильных мам» на этой планете такого даже представить себе не могут! Да-да, как раз из тех, кто любят в доме детский смех, запах пирогов и большое субботнее застолье. Декорации любви. Уж такие декорации! Но не затерялась ли она сама, любовь эта, – и навеки! – во всём блеске столового семейного серебра?
Кстати, для меня есть один безусловный тест на совместимость. За всю мою жизнь его прошёл только Денис. Испытание под названьем «право на слёзы». Близкие люди друг от друга всегда устают – хотя бы временами. Даже эти, которые с пирогами и вечным праздником семейных ценностей и первобытным страхом перед понятием «одиночество». Но ведь и у них бывает - вдруг кончается лимит на общение, случается перегрев социальных экстравертных систем и включается сигнальная лампочка «дайте мне побыть одному». Дайте отдохнуть, дайте тишины, дайте часик покоя. Естественно, иначе их разорвёт, сломает чужая энергия, топчущая копытами их собственную.
Кроме того, близкие люди знают друг друга до кончиков мизинчиков, все их привычки, манеры и пристрастия. И иногда они, эти манеры-пристрастия, внезапно могут раздражать или просто надоесть. Ну, или минутка такая нехорошая случилась, а любимый муж – любимый же! – как обычно, деликатно рыгнул после плотного, с любовью приготовленного и весьма затейливого обеда. И любящая, добрая, дивная, терпеливая, самая лучшая в мире жена вдруг захотела надеть ему опустевшую тарелку на голову. А сверху постучать половником. Да так постучать, чтобы тарелка раскололась пополам, а ещё лучше – разбилась на мельчайшие кусочки, и пусть бы он, сука, моргал своими гляделками и отплёвывался от фарфоровой крошки, козлище рыгающее! Он что – не может сдерживаться? Почему я могу?
Потом это пройдёт, даже быстро пройдёт, всё станет по-прежнему мило, нежно и по-хорошему сентиментально. Но ведь бывает. Это только в святочных историях такого фу-фу быть не может, а в живой человеческой жизни обычные люди, не ангелы, могут и на кухонный нож бросить весьма многозначительный взгляд, когда «любимая вторая половина» не смыла в ванне после себя волосы, пришла поговорить о завтрашних планах с вонючей зелёной маской на физиономии (от мимических морщинок! Дебилка страшная!), ночью снова курила в сортире, бычок так и плавает (ну, холодно было на балконе, слишком холодно, что ты орёшь?). И ведь в девяти случаях из десяти все любящие терпят. Скрипнут зубами и перетерпят, срываются, уже когда совсем что-то не так или дурная минута. На терпении и построено это самое семейное традиционное счастье. На порой адском терпении и умении заглотнуть обратно грубое слово, удержать руку от удара. Можно получить на этом деле тромб или сделать первый уверенный шаг к инсульту (кто знает?), зато в данную,