того, что он представил.
Все тайные работы Давида, Мамедов решил, что выдаст за свои, и все станут им восхищаться и напрашиваться в друзья. В лице командования части он заимеет себе покровителей. Рафик до бесконечности мог рисовать в воображении, в какой теперь праздник и мед превратится его служба, и благодарил судьбу за щедрые подарки, наивно полагая, что это начало пути наверх - к славе и богатству, а не еще один шаг к краю пропасти.
Каким-то внутренним чутьем понимая, что нужно переждать время, Рафик стал терпеливо ждать и снова вернулся в казармы, а работы Давида надежно спрятал в мастерской. Конечно, могли и найти, но первое время, пока все не уляжется, Рафик не беспокоился, а потом он намеревался действовать, рассчитывая на покровительство королевы судьбы.
Как и положено тому, кто был у судьбы на крючке, чертовски везло. В урагане проверок и выяснений гибели военнослужащего все забыли про мастерскую. Командир части полковник Царев, только чудом не снятый с должности, лично, чуть ли не каждую ночь, пересчитывал по головам личный состав и особенно старослужащих. Рафик молчал о разговоре капитана Морозова с армянами накануне трагедии, о том, что капитан знал, что военнослужащие собирались самовольно покинуть расположение части. Морозов не заговаривал с Рафиком, но по глазам и расположению рядовой Мамедов угадывал, что тот его благодарит за молчание, и рассчитывал теперь на покровительство. Сурика как можно скорей демобилизовали. Он не поехал домой. Слова Давида, что если любишь, ничего не надо бояться, в купе с трагедией еще сильней подействовали на Сурика. С чемоданчиком и с теми немногими вещами, которые у него остались в память от Давида, он пришел к Ольге, по сути, нищий иностранец, без каких либо перспектив на будущее, без работы и образования, и просил руки. Он даже не надеялся и шел, как бы исполнять волю погибшего друга. Не знаю, что его ждало, но он так и сказал отцу Ольги, что не страшится того, что был не поддержан и проклят собственной семьей и не боится трудностей, потому что любит их дочь Ольгу. Они поженились с Ольгой на следующий год, и все двери мира были распахнуты навстречу влюбленным.
Рафик, выждав несколько месяцев, решил, что пришло время. Проверки поутихли, жизнь без спросу, не взирая ни на какие человеческие беды и горести, продолжалась. И в преддверье 23 февраля Рафик пришел в кабинет командира части с партером. Скромно и неловко, как водится у художников, Рафик преподнес полковнику Цареву его близнеца на холсте, в папахах и на коне.
«Не хуже, чем у Давида,- думал полковник и изучал свой прототип, как отец новорожденного, и скоро согласился, что даже лучше, чем у Давида. - И папаха и конь! Видно задумано угодить. Далеко пойдет, сукин сын!»
-Что хочешь?- спросил Царев.
Рядовой Мамедов сделал такой вид, что слова «все, смерть пришла за тобой», ему доставили бы меньше обиды, чем слова командира.
-От чистого сердца!- ответил Рафик.
-Спасибо, порадовал!
-Разрешите только одно,- сказал Рафик.
Командир прищурился, как будто хотел внимательней разглядеть военнослужащего:
«Далеко пойдет»
-Разрешите продолжить работать во славу родной воинской части.
Царев посмотрел на себя, удалого, в папахе и на коне, на рядового Мамедова, хватившего выше неба, и ухмыльнулся:
-Говоришь, во имя славы родной воинской части?
-Так точно, товарищ полковник.
-Ну, Мамедов, ну сукин сын! Я скажу честно, подумывал прикрыть мастерскую Давида. Чтобы чего еще недоброго. Теперь вот и не знаю.
Царев еще раз не без удовольствия посмотрел на портрет.
-Разрешите, товарищ полковник!
-А не подкачаешь?
-Так видите, что нет
-Да вижу. Ну, уж больно хорошо поешь! Небось, вот и портрет к празднику малевал. А? Правильно командир излагает!
-Так точно, товарищ полковник!
-Соображаешь. Ну да ладно, с вами, художниками, связываться, только кровь портить. Выйдет из тебя потом Шишкин какой, скажут, что на горло дарованию наступал. Иди, работай, разрешаю, за одно к двадцать третьему напиши поздравленья, повесим на штабе.
-Разрешите обратиться!
Царев вздохнул.
-Ну вот, я про то и говорил, что вам, художникам, волю дай, потом проходу не дадите! Что еще, говори, пока добрый!
-Разрешите взять несколько военнослужащих из числа способных в качестве помощников.
-Агитировать значит собрался.
-Никак нет, использовать в качестве силы во славу родной воинской части.
-А что же, сам не потянешь?
-Умру, но не подведу. Но, как оно говорится один в поле не воин!
-Ну, Мамедов! Смотрю я на тебя и гадаю, почему ты у нас еще не сержант.
-Командиру видней, товарищ полковник!
-Ты смотри,- улыбнулся Царев, И тут выкрутился! Бери, разрешаю, если из числа способных. Но смотри, головой отвечаешь!
-Есть головой! Разрешите идти?
-Разрешаю!
И Мамедов с ключами от художественной мастерской стал все одно, что с бессрочной путевкой в санаторий в кармане. В любое время дня и ночи по меркам воинской службы на курорт. Все продумал, и все месяцы, пока дожидался удобного случая, присматривался к сослуживцам. Подкладывал листочки, просил что-нибудь нарисовать, изучал, у кого какой почерк. С организаторскими способностями до конца службы Рафик не держал в руках кисть и слыл незаменимым и талантливым художником.
Рядовой Дерезин у Мамедова делал плакаты, Куприяненко неплохо справлялся с заказами, делая на холсте из местных лейтенантов маршалов и генералов, Кудрявцев писал лозунги, поздравления безупречным почерком. Мамедов как тот халтурщик- редактор снимал только сливки. Солдаты из числа способных, как рабочие лошадки, день и ночь трудились на имя «художника», про себя решив помалкивать, и не показывали голоса, беспрекословно подчиняясь аферисту, так ловко и умело взявшего всю часть в оборот. В мастерской было все лучше, чем на плацу или в изматывающих маршах, а если откройся, не поздоровилось бы не только Рафику, все это понимали и помалкивали.
Рафик себя чувствовал если не владыкой мира, то султаном четырех стен, это уж точно, и только не хватало наложницы. Без женской ласки и власть не всласть. И Рафик знал, как ему целиком и полностью превратить армейскую жизнь в малину.
Как и утро, Кира Крылова улыбалась всем и никому лично. После института сразу оказалась в воинской части и притом, что ей уже исполнилось двадцать пять лет, ходила в девушках. Но не в мрачных старых девах, тяжелых на руку и гадких на язык, а в утонченных кокетках. Откуда взялось такое сокровище и как держалось в воинской части? Была Кира из той необыкновенной и привлекательной категории девушек, что от рождения мечтают о принце. Как бы это не звучало смешно и, казалось, что так непохоже на настоящую жизнь, Кир Крыловых, слава богу, много на свете. С такими непросто, но страсть, как интересно, ты ей слово, а она тебе пол, а несказанную половину улыбкой. И гадай себе до потери рассудка и все равно не узнаешь, потому что Кира сама и не знает, о чем была ее улыбка. Она знает, что от ее улыбки у мужчин загорались глаза. Это, пожалуй, все, что Киры хотят знать про мужчин, чтобы ждать и не прогадать того особенного, что понесет ее по жизни на руках. Они так и представляют свою жизнь с мужчиной, чтобы как за каменной стеной, чтобы встречать любимого после долгих походов с работы. Они жизнерадостны, пока не узнают настоящей жизни, и самые счастливые, если и вправду встречают своих принцев. Познав боль и разочарование, они словно становятся детьми печали. Живут скромно и целомудренно, в принцев больше не верят и носят на лице вуаль драмы.
Портрет Давида Крылову поразил. Щуплый смуглый Рафик разом преобразился в глазах мечтательной Киры. Она смотрела на некрасивые пальцы рядового, и они казались ей все одно, что волшебные палочки, что могут, словно из ничего, создавать красоту. И тот факт, что художник снизошел из своего волшебного царства искусств в ее, пропахший лекарствами, кабинет. Кира покраснела, смотря на босые ноги близняшки с портрета.
А на следующий день рядовой Кудрявцев красивым почерком под диктовку Рафика писал стихи.
Мамедов сам удивлялся, откуда у него берутся слова и рифма, смотрел по сторонам, видел работы Давида и заключал, что от встречи с прекрасным, и отчего сукин сын лгал еще безбожней. И вышло следующее.
Я прежде преклонялся пред Мадонной
Но что Мадонна пред тобой?
Мираж, смазливая девчонка
Удача мастера и только.
А ты, звезда, богиня, совершенство,
Изяществ и порывов Эверест
Все, что не ты, полнейшее притворство,
Я на Венере ставлю крест.
Один твой томный взгляд и вдохновенье,
Одна улыбка и мечта,
Ты утро- Бога настроенье,
Ты вся земная красота
Любви не вправе я просить,
Но быть слугой твоим обязан пред природой,
Ты в праве жизнь мою одним лишь взмахом загасить,
Но и тогда не расплатиться мне с судьбой
Тобой я буду упиваться, как мечтой.
Кто я такой, чтоб ты открыла свой родник?
Мечтатель, фантазер простой,
Твой, тебе преданный, художник.
Кира Крылова прочла сие сочинение и согласилась позировать художнику ради искусства, ради красоты, а закончилось все, как было заведено у молодого человека. Рядовой Мамедов обещал с собой что-нибудь сделать. Хватал кисть, что-то страшное мазал на холсте и говорил, что эта рана на его сердце от стрел Амура. Начитанный подлец. Рафик блестяще учился и окончил школу с золотою медалью, но только потому, что так велел отец. Сам лично он ненавидел науки и, если бы его воля, сжег все книги на свете, что насильно заставляли читать. Расходившемуся Рафику казалось, что мало осквернения полотна, и он хватал ножницы и приставлял к своей тонкой шее. И так правдоподобно страдал и плакал, что девушка так испугалась, что ей, несчастной, показалось, что, может, рядовой Мамедов и есть тот самый принц, которого она так долго ждала.
Рафик обещал жениться. Кира почти каждый день приходила к рядовому Мамедову в мастерскую. Пошли нехорошие слухи. Рафик попросил на время пока в мастерскую не ходить.
Кира пришла, как обычно послушать, как ее любят и уже скоро возьмут замуж, и прекратится вся это грязь. Солдаты перестанут ее освистывать, а замполит вызывать к себе. Что вот она, такая непорядочная, старше на семь лет, взрослая девка, окрутила мальчика-художника. Не дает художнику прохода, отрывает художника от работы, подрывает репутацию части, одним совсем, сдурела.
-Мало тебе мужиков?- спрашивал замполит и уже не хотел помнить, как еще совсем недавно Кира улыбалась, а сейчас совсем перестала быть веселой, начинала водить дружбу с печалью. Перестала ухаживать за собой, забыла, что такое кокетство, ходила с
