хотя всё её нутро протестовало против подобного насилия — она абсолютно не понимала за что, за какую провинность ей была уготована эта участь.
Царевича Алексея отдали на попечение родной сестре царя — Наталье Алексеевне ( 1673 – 1716 гг. ), она вместе с ним приезжала 20 сентября в Преображенское к брату для получения от того "инструкций по воспитанию" наследника.
После прощания с сыном Евдокию Фёдоровну 23 сентября 1698 года под конвоем отправили в женский Суздальско–Покровский монастырь — туда ещё при Рюриковичах ссылали всех бесплодных и опальных жён русских царей..., и первой из таких "постоялиц" была Соломония Юрьевна Сабурова ( в иночестве София ) — бесплодная жена Ивана III ( отец Ивана Грозного ). Вот вид этого монастыря на акварели художника Евгения Дубицкого:
http://cloud.mail.ru/public/DvyM/5VEztJPQC
Архимандрит монастыря по желанию Евдокии Фёдоровны не стал её постригать..., шло время, но опальная царица оставалась мирянкой. В конце июня 1699 года в Суздальско–Покровский монастырь приехал окольничий Семён Иванович Языков ( член следственной комиссии по делу о стрелецком бунте ) с целью проверки "жития–бытия" Евдокии..., и поняв, что та ещё не пострижена, стал настаивать на совершении обряда..., ибо ему возвращаться в Москву с таким итогом — это голова с плеч. Уговаривать Евдокию Фёдоровну пришлось долго — около десяти недель. Тут надо пояснить, что без церковного суда или приговора насильственное пострижение не допускалось.
Переписка Языкова с Петром I не сохранилась и нам не понятно как увещевали Евдокию — угрозами или посулами. На чём обе стороны сговорились не ясно, но в конце концов "постылую" жену царя постригли под именем Елена.
Ещё стоит упомянуть, что под горячую руку Петра попала не только его жена, но и сестра по отцу — Марфа. Её из-за сочувствия бывшей царице Софье Алексеевне 28 ноября отправили в Александровскую слободу ( ныне г. Александров Московской обл. ) в Успенский девичий монастырь, где поместили под строгий надзор игуменьи Макрины без права куда-либо выходить или выезжать за монастырские стены..., и там же 29 мая 1699 года 46-летнюю царевну постригли в монахини под именем Маргарита. Деньги на её содержание были выделены из казны очень хорошие — 2600 рублей на год.
Сама же Софья ( чтобы больше "не мутила воду" ) была пострижена ранее — 21 октября и стала величаться "Великою государынею инокую Сусанною Алексiевною". Отныне её статус полностью соответствовал месту проживания. Кстати, за месяц до её пострига царь приезжал в Новодевичий монастырь навестить Софью с целью лично допросить сестрицу о степени её участия в бунте стрельцов. Софья Алексеевна сказала, что была "не при делах" и совсем не виновата в том, что стрельцы захотели вернуть её на царство. Говорят, что на свидании брата и сестры с обеих сторон было пролито немало слёз..., жестокие люди очень часто бывают сентиментальны. Я предполагаю, что Софья пообещала брату постричься в монахини в обмен на снисхождение.
А опальной жене царя Евдокии Фёдоровне в Покровском монастыре были запрещены любые свидания со своими родственниками. Вот что она собственноручно пишет Стрешневу Тихону Никитичу ( 1644 – 1719 гг, глава Разрядного приказа ) в своём письме. Судя по содержанию, это письмо написано в 1703 году:
"Тиханъ Микитичь, здравствуй на множество летъ. Пожалуй, умилосердися надо мною бетною, попроси у Государя милости: долго ли мне такъ жить, что ево Государя ни слышу, ни вижу, ни сына своего. Ужъ моему бетству пятый котъ, а отъ него Государя милости нетъ. Пожалуй, Тиханъ Микитичь, побей челомъ, чтобы мне про ево Государево здоровье слышать и сына нашего такоже слышать. Пожалуй и о сротникахъ моихъ попроси, чтобы мне съ ними видеться. Яви ко мне бетной милость свою, побей челомъ ему, Государю, чемъ бы мне пожаловалъ жить, а я на милость твою надеюся, учини милостиво; а мне нечемъ тебе воздать, такъ тебе Богъ заплатитъ за твою милость; а опришень милости твоея некому толкать. Пожалуй милостiю заступи !" ( стр. 296, том 4, часть. 2, Приложения II, № 227 , Николай Устрялов: "История царствования Петра Великого", Санкт–Петербург, 1863 г. )
Евдокия написала это письмо именно Тихону Никитичу неспроста — он был дальним родственником–потомком Евдокии Лукьяновны Стрешневой ( 1608 – 1645 гг. ), второй жены первого царя династии Романовых — Михаила Фёдоровича. Род Стрешневых всегда поддерживал добрые "земляческие" отношения с Лопухиными, что возможно и повлияло на выбор матери Петра I при поиске невесты для сына. Отец царицы Евдокии Фёдоровны — Илларион Лопухин ( 1638 – 1713 гг., имя Фёдор ему было дано в 1689 г. во время венчания дочери, ранее он был стряпчим при дворе царя Алексея Михайловича ) жил в селе Серебрено Мещовского уезда ( там же и родилась его дочь ), что близ Георгиевского монастыря. Эта обитель была фамильной усыпальницей Стрешневых..., и став царицей, Евдокия Лукьяновна ( бабка Петра I ) "спонсировала" монастырь. "Ктиторское дело" ( благотворительность ) в дальнейшем продолжили и другие высокопоставленные Стрешневы, включая Тихона Никитича. И вот когда "выпала честь быть царицей" Евдокии Лопухиной, её отец тоже стал ктитором этой обители. Вот так и жили в дружбе и согласии оба этих рода.
Вот здесь по ссылке ( ниже ) можно зайти на сайт этого Свято–Георгиевского Мещовского мужского монастыря и познакомиться с его историей:
http://sgmmm.ortox.ru/stranicy_istorii
Хочу добавить интересный факт: только троим — Тихону Стрешневу, патриарху Адриану и князю Черкасскому ( Михаил Алегукович, 1641 – 1712 гг., он считается первым генералиссимусом России ) не осмелился остричь бороды Пётр I после своего возвращения из заграницы..., его рука с ножницами не поднялась на этих самых уважаемых людей.
Я не думаю, что Тихон Стрешнев не осмелился ходатайствовать перед Петром I за опальную царицу..., и скорее всего, государь просто проигнорировал просьбы бывшей супруги ( если это письмо попало в госархивы, то большая вероятность того, что Пётр I его читал ).
Тем не менее, наладить кое-какие контакты со своими родственниками Евдокии после этого удалось. Об этом свидетельствует её обращение ( приписка к письму игуменьи монастыря ) к своему родному брату Аврааму Лопухину, где она просит его прислать в Покровский монастырь стряпчим Михаила Стахеева на место Ивана Болкунова ( примерно, конец 1703 г. – начало января 1704 г. ):
"Братецъ Аврамъ Феодоровичь ! Здравствуй со всеми своими. Братецъ, пожалуй Михайла-та сюды отпусти на Болкуново место. Зачемъ ты его посяместъ сюды не отпустишь ? Или тебе чемъ его обнесли не деломъ ? Отпусти его сюды. Что ты меня не слушаешь ? Коли ты таковъ былъ, что ты меня не слушаешь ? А мне игуменья соборомъ бьетъ челомъ и хресiяне всей вотчины вопять голосами, чтобы ты его отпустил на Иваново место Болкуново. Можно тебе это сделать. Много я къ тебе писала о немъ, а впредь и не буду о немъ писать. Братец ! ведъ мне Михайло не нуженъ; кто нибудь да будетъ; и хуже его отпускаютъ, а на его место есть кого отпустить. Братецъ ! не ради я Михайла пишу къ тебе, ради тово, что монастырь въ конецъ разорился. Ты помилуй и святую обитель. А ведь мне братецъ съ творянеми-та не Богъ весть какая мне кормка-та. Горькое, горькое, житiе мое ! Лучша бы я на свете не родилася ! Не ведаю, за что мучуся. Отпусти петь ево сюды, отпусти поскоря. Много добиваются. Если ты его сюды не отпустишь, такъ мне будетъ стыдно игуменьи. Она била челомъ. Я слово дала. Пожалуй, братецъ !" ( там же, стр. 296, том 4, часть 2, Приложения II, № 228 )
Из этого письма явствует, что Михаил Стахеев был ранее знаком Евдокии..., и она очень хотела заполучить его в качестве управляющего хозяйством монастыря. В этом письме особенно впечатляет крик души Евдокии — "Горькое, горькое, житiе мое ! Лучша бы я на свете не родилася ! Не ведаю, за что мучуся".
Судя по дальнейшему развитию событий, Михаил Стахеев всё-таки был прислан в монастырь. Но для этого Евдокии пришлось писать ещё не раз..., и даже жене брата — Федосье Фёдоровне ( в девичестве Ромодановская, дочь князя-кесаря Фёдора Юрьевича Ромодановского — по сути, правителя России во время поездок Петра I за границу ). Интересна концовка одного из писем Евдокии своей невестке, где она просит прислать ей разной "всячины" для отблагодарения людей:
"Да пришли ко мне всякихъ водокъ; хоть сама не пью, такъ было бъ чемъ людей жаловать: ведь мне не чемъ больше, и духовникъ и крылошанки ( уст., послушницы, синоним: "клирошанки" – певчие на клиросе. — И. Ш. ) всехъ кто ни придетъ. Рыбы съ духами пришли и всячины присылай. Здесь ведь ничего нетъ: все гнилое. Хоть я вамъ и прискушна, да что же делать ? Покаместъ жива, пожалуйте пойти, да кормите, да одевайте нищую". ( там же, стр. 297, том 4, часть 2, Приложения II, № 228 )
Тут надо напомнить, что уже шла Северная война со Швецией и военные расходы сильно опустошали государственную казну. Петру I нужно было искать дополнительные источники дохода..., вот он и обратил внимание на церковное и монастырское имущество — всё было взято под строгий контроль и обложено удушающими налогами. Постепенно монастырские хозяйства пришли к полному упадку и стали влачить жалкое существование. Этот упадок касался не только "церковников", но и обычного народа. Налогами было обложено абсолютно всё, на что мог "упасть взор Петра"..., даже умирать было "невыгодно" из-за налога на гробы. Это была великолепная статья дохода — люди мёрли как мухи..., одна только будущая красота Петербурга будет оплачена тремястами тысячами жизней.
В отличие от своих сестёр, Пётр I не соизволил назначить государственного содержания опальной супруге ( ни прислуги, ни одежды, ни еды ) и ей пришлось существовать за счёт своих родственников.
Самая первая келья ( она сгорела в 1710 году ) для Евдокии была построена на монастырские деньги около тёплой церкви и трапезы.
Из следующего письма, датированного 26 января 1704 года, мы видим, что Евдокию Фёдоровну сразил какой-то ужасный недуг..., и её жизнь висит на волоске. Вот что пишет монастырская игуменья Параскева в Москву Тихону Стрешневу:
"Государю боярину Тихону Никитичу богомолицы великаго Государя и ваши, изъ Суздаля Покровскаго девича монастыря, игуменья Параскева, казначея Маремьяна съ сестрами, Бога моля, челомъ бьютъ. Известно тебе государю, предлагаемъ: государыня царица вельми скорбитъ и святымъ покаянiемъ и святаго причащенiя сподобилася и елеемъ святымъ освятилася; изволила насъ призывать и говорить, чтобъ намъ отписать, и просила, чтобъ ей видеть брата своего при самой кончине. И мы, богомолицы, просимъ, противъ приказу ея, милости твоей. Она едва говоритъ, и если Богъ сошлетъ по душу ея, какъ ее управить и где положить и кому управить тело ея ? Послано нарочно 26 числа генваря". ( там же, стр. 297, том 4, часть 2, Приложения II, № 229 )
На этом письме стоит надпись: "Поднести боярину Тихону Никитичу" и есть пометка, сделанная рукой Стрешнева: "704 генваря въ 29 д. принесъ Покровскаго монастыря стряпчiй Мих. Стахеевъ". Отсюда мы видим, что хлопоты Евдокии по привлечению Михаила Стахеева в монастырь увенчались успехом.
И ещё обратите
