Служебная командировка полковника Родионова

себя самого. Он смотрел затравленным зверем, говоря взглядом другу: «ну что ты от меня хочешь?».
Родионов встал из-за стола, надел шинель, шапку и молча, не прощаясь, ушел из кафе и из жизни Волкова навсегда, так же как и Муса хлопнув входной дверью. На столе среди рюмок, посуды и бутылок по-прежнему оставались деньги. Волков вздохнул, выпил еще рюмку и взял деньги со стола:
-Какие мы гордые! Выше генштаба только солнце! - равнодушно пожал плечами он. «Но не пропадать, же им? Ладно пора и мне домой».  И он знал, попроси его Муса сделать это снова и снова Волков бы поступил со своим  другом точно так же, потому что все люди поступают друг с другом точно так же, а при определенных условиях и за хорошие деньги даже близкие и родные! 
Волков подошел к барной стойке, он решил выпить еще алкоголя «на  пасашок», так, что бы ему наверняка удалось окончательно напиться. Что-то внутри было не так, и это мешало ему, а душа настойчиво требовала покоя. По телевизору, висевшему над барной стойкой, показывали Ельцина и каких-то важных уже вроде бы даже уже примелькавшихся политиков в серых строгих пиджаках, говоривших умные речи. А бармен за стойкой, то ли запомнив Сергея, выпивавшего там минут пятнадцать  назад, то ли перепутав его с кем-то, спросил:
-Все как всегда? –
-Все как всегда!- вздохнул Серегей, наблюдая картину на телеэкране. Изображение плыло в его пьяных глазах, но он, упорно сосредотачивался на нем, и ответил бармену машинально, даже поняв заданного ему вопроса. Тот догадавшись повернул голову, вытянулся, близоруко щурясь, грустно посмотрел на телевизор, и одобрительно покачав головой, согласился с ним:
-Все как всегда!-
И тут же налил клиенту в небольшой стакан из толстого прозрачного стекла, ароматного коньяка, положил на блюдце тонкие ломтики лимона и  придвинул  все это к Сергею:
 -Все как всегда!-
А тот как бы произнося тост, кивнул ему в ответ:
-Все как всегда!-
И, правда, было все как всегда, были подлость и верность, трусость и дружба, любовь и долг  - все это, как и было , так и осталось на своих местах, и ничего не поменялось в мире. 




Часть вторая
Севастополь
1.
Снегопад закончился. Было уже очень поздно. Утомленная Москва гасила огни домов и уличных фонарей, кутаясь от холода в ночную тьму, замирала, затихала, ворочалась, словно бы успокаиваясь после суеты долгого дня, уже канувшего в небытие. Огромный мегаполис, уставший от забот, погружался в сон, накрытый мягким пушистым снежным одеялом. Снег лежал повсюду - на крышах домов, козырьках подъездов и опустевших московских улицах. Припорошенные белой пудрой молчали кусты и деревья. Зима расщедрилась на снег как никогда, высыпав с неба на город все свои запасы. Стало совсем безлюдно и тихо, и лишь редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, как осколки прожитого дня, все по-прежнему куда-то торопились, спешили, мелькали мимо в непонятной суете, как будто безнадежно опаздывая, так странно похожие на заводные игрушки в своем бесконечном беге. И Родионов сам вдруг почувствовал себя такой же  заводной куклой, начисто лишенной всяких чувств, игрушкой, которая механически ест, пьет, ходит на службу, что-то говорит и делает, но существует все больше по какой-то привычке, отстраненно наблюдая за самим собой и удивляясь тому, как это все так с ним стало. Где он, куда делся тот человек, которым он был прежде? И не находя его этого прежнего человека, он поражался собственной пустоте, как будто бы его душа как змея сбросила шкуру и уползла, а он и теперь есть эта сброшенная шкура, по ошибке считающая себя человеком. Но полковник тут же отбрасывал эту нелепую мысль, как снег с ботинка, так что бы больше никогда не возвращаться к ней. 
И снег весело хрустел под его шагами, тротуары были не чищены, и, пересекая протоптанные дорожки из чьих-то следов, полковник спешил к себе домой как по мягкому белому ковру. И даже было немного жаль, что этот снег уже завтра к обеду люди и машины растащат, растопчут и смешают с песком и грязью, как любят они делать абсолютно со всем, что их окружает. И он думал о странной привязанности человека к чужим протоптанным дорожкам, которые он выбирает, даже если они ведут его совсем не туда, куда он в итоге желает придти. И загипнотизированные волшебством проторенных троп люди как заводные куклы упрямо бредут по ним, двигаясь никуда мимо своих целей и счастья. 
Жизнь состояла из похожих друг на друга дней-близнецов одинаковых по форме и содержанию, различающихся только по числам не остающихся в памяти мелькающих календарных дат. А завтра надо было опять вставать рано и ехать на службу, так же как и вчера. Все было как всегда. В пустом вагоне метро он сладко задремал с этой мыслью, положив ее себе под голову, как мягкую подушку, так что даже чуть не проспал свою станцию. 
В кухонном окне его квартиры все еще горел слабый свет, проникая сквозь голубые занавески во двор. Фонарь, повешенный на столбе перед входом в подъезд давно уже умер позабытый всеми. Распахнутой дверью подъезда играл холодный ветер, и она покорно под его порывами раскачивалась из стороны в сторону на проржавевших петлях, жалобно скуля. Оплавленная хулиганским огнем черная кнопка лифта, притаилась в своем углублении, сиротливая лампочка на ножке проводов под потолком едва мерцала тусклым светом - все было, как всегда.  Ничего не менялось. 
Нечаянной радостью вечера оказалось поджидавшее в почтовом ящике письмо сына. Жена никогда не заглядывала туда, всегда забывая брать с собой маленький ключ от этого ящика. Поднимаясь по лестнице к себе этаж, в подъездном полумраке, полковник  торопливо раскрыл конверт и достал оттуда письмо. И тут же начал читать его. Тетрадные белые листы в клеточку вобрали в себя знакомый подчерк сына, как всегда ровный и разборчивый. Игорь писал родителям, что все у него хорошо, и служба протекает нормально. Сообщил, что собирается вскоре жениться, имя его невесты Лена. А подать документы в загс до нового года, как они хотели, у них не получилось, так как Игорь вынужден уехать в служебную командировку в составе полка, поэтому их роспись откладывается до будущего лета. К этому времени они, конечно, спишутся и созвонятся друг с другом еще много раз, и тогда все станет ясно. Но Игорь ждет родителей в гости в следующем июне, конкретно - дату он уточнит позже, сразу, как только они с невестой подадут заявление в загс. Для знакомства с Леной и празднования свадьбы родителям нужно будет приехать немного раньше, примерно за неделю и поэтому на весь следующий июнь матери и отцу, не надо ничего планировать другого. Сразу после свадьбы молодожены отправятся к ним, в Москву погостить на весь отпуск Игоря, который ему пообещали предоставить летом. Они с Леной живут вместе, в офицерском общежитии квартирного типа, где у них теперь есть своя «шикарная» комната с санитарным узлом и замечательной маленькой кухней. Его невесте  - двадцать, учится она в медицинском институте, хочет стать терапевтом, «родить минимум трех детей и  никогда с ним не расставаться».  Жениться сыну, конечно, было пора. Но думая про командировку сына Родионов - старший  с тревогой вспомнил, что самарский 81 полк в котором служит его сын входит в состав мобильных сил. И этот полк привлекается к участию в военной операции и уже в декабре в составе армейской группировки будет введен на территорию Чеченской республики. Но почему разговаривая по телефону две недели тому назад, Игорь, ничего не сказал обо всем этом ему, своему отцу? Скорее всего, наверное, еще не знал или просто не хотел расстраивать родителей? Нет, все же не знал. Он же понимает, что отец все равно обо всем и так  узнает сам. Сын клеил будующее из простых понятных слов, нанизывал свои планы как бусины одну за другой на нитку судьбы в прекрасное ожерелье. Этим ожерельем должны была стать его счастливая жизнь. Но Владимир почувствовал, что нитка у ожерелья Игоря была непрочной, могла порваться, и, бусы планов рассыпятся, покатятся в разные стороны несбывшимися мечтами. 
«Вот так командировка»,- подумал полковник, пряча встревожившее письмо к себе в грудной карман: «Нет, буду ничего говорить пока Светлане, ей не надо знать лишнего. Что-нибудь совру, придумаю. Иначе будут лишь пустые волнения и никому ненужные слезы. Волнения всегда напрасны». Наверное, ему надо самому вмешаться в эту ситуацию  - позвонить пока еще не поздно в Приволжский военный округ. Игорю не надо никуда ехать – так будет лучше для всех. На его долю еще хватит войны. Время сейчас непростое, а жизнь не стоит и ломаного гроша. Никто не кому стал не нужен, каждый выживает, как только может. Умирать за Родину сегодня не почетно, не подвиг, а очевидная глупость. Он же может легко поднять трубку телефона и попросить окружное командование, и  никто ему не откажет ему в просьбе. Всего-то лишь надо поменять одну ничего не значащую фамилию командира мотострелкового взвода на другую. Эта такая мелочь. Но каково, будет его сыну, если тот узнает, что его отец у него спиной тайно решает его судьбу, не спрашивая мнения самого Игоря и не считаясь с ним. И каково ему самому, полковнику генерального штаба, знать, что какой-то другой лейтенант, такой же еще молодой и полный надежд, поедет вместо его сына в Чечню? Что этот парень, чем-то хуже, чем его сын? Чем другие тысячи безымянных солдат и офицеров, брошенных рукой судьбы в пекло войны? А у этого лейтенанта который вместо Игоря, наверное, тоже есть любящие родители, планы, жизнь, мечты и надежды – все как у всех. Да так сложились  обстоятельства, и глупо на это сетовать, так закрутилась рулетка судьбы, и «роковое число» выпало, на долю сына. Точно так же слепо избрав многих прочих сыновей, мужей и отцов. Но так ли уж случайно? 
Владимиру вспомнились слова отца: «Настоящий офицер сам не куда сам не просится, но и, ни от чего что ему предлагают, не отказывается». Вот и его Игорь поступает теперь точно так же, правильно.
Все конечно, это правильно. Быть таким вот правильным, жить по совести хорошо, но не сейчас. Кто же, в это время живет правильно, по совести? Идиоты, вроде них Родионовых? Вымирающие как могикане. Другие люди, другой лейтенант – все это конечно понятно, но стоит ли переживаний? И почему он, должен думать о них? О каких-то чужих, не знакомых людях? Да кто они ему такие? Зачем они вообще ему нужны?  Зачем забивать ими голову? Что и так забот мало? Ведь эти люди это те самые серые существа, увлеченные лишь сами собой и своими заботами.  У них Родина часто неотделима от собственного кошелька. Разве они в свою очередь  думают о нем? А кому еще в этом мире кроме него самого нужен его сын, может быть Ельцину, Гайдару, Черномырдину, или пресловутой Родине? Из Родины-матери, превращенной в последние годы в дешевую проститутку на Тверской? А может об Игоре позаботятся умники из Кремля, сначала накачавшие Чечню оружием, а теперь решившие вдруг показать чеченцам свою военную силу за счет таких вот ребят как его Игорь? И эти ребята – горсть мелочи разменных монет брошенные на стол политической борьбы. А как же бесправные, словно отбывающие срок заключения срочники, сплошь жители полузаброшенной периферии огромной империи, которые просто не