Великий Чихачевский пруд. продолжение.

нюхаем?

- Это Синоптик, зять Егора Борисовича, - отчитался за меня Наступика.

- Вижу, что не хрен собачий, а то бы ласково с ним не разговаривал, - сказал Ковыряй. огляделся, притянул к себе Сиповку и что-то шепнул ей на ухо.

Та угодливо вслушалась, обронив челюсть, переспросила: "Чего, чего теребил? Ага, ага? Какой, какой лось?", набрала воздуха в рот и прыснула смехом в лицо Ковыряю.

Предисполкома извлек из внутреннего кармана пиджака платочек-сопливчик, обмакнул на шее и подбородке брызги смеха Сиповки и обернулся к Егору Борисовичу:

- Не хочу пугать, но медным тазом скоро всех нас накроет, - сказал он, не скрывая брезгливого раздражения: - Поля пожгло - колоситься нечему; свекла сдохла, увяли помидоры.
Одна надежда - на водолаза. Если графские запасы не извлечём из пруда, то закупать урожай в соседней области будет не на что. Под карающим мечом Политбюро и Минсельхоза все ходим. Что скажешь, Егор Борисович?

- Скажу, что ищем, - пробурчал тесть.

- Плохо ищем, без энтузиазма. Нет искры в глазах и ощущения, что руководство колхоза жаждет ухватиться за древко Переходящего Красного Знамени победителей Соц.соревнования и не выпускать его до следующей пятилетки. Если не купим урожай в соседней области и вовремя не сдадим в закрома Родины с перевыполнением плана на 30%, то Райком быстро найдет виновного и осудит по всей строгости советского закона, - напомнил Ковыряй тестю о ведущей роли партии в осуществлении Продовольственной программы.

- Председатель колхоза у нас третий год под двумя статьями ходит. И - ничего. Иногда даже улыбается. Говорит, что настоящего коммуниста не должен волновать Уголовный Кодекс. Всё равно когда-нибудь посадят: если не за невыполнение плана, то за его перевыполнение.

- Ну, раз уж он такой самоуверенный и отчаянный, - предложил Ковыряй, - то пусть напяливает на башку скафандер и сам ищет себе спасения в пруду. 
Как думаешь, Егор Борисович, не пожалеем для него скафандер?

- Да я уже шесть раз его откачивал, - вмешался в диалог сельский врач Чума: - Толку от ныряния председателя меньше, чем результат анализов, сданных утопленником.
Здесь вариант единственный. Вы сами о нем знаете не хуже меня.

- Нет! - услышал я категоричный отказ тестя: - Нет, и еще пятнадцать раз нет!

- Но ведь Синоптик уже совал свою головешку в купол и - жив до сих пор. Никакой агонии или пены изо рта у него не наблюдается, - настойчиво потребовал Такоть немедленно принять тестю единственно правильное решение: - А это что значит? Значит, что он - это Он или что-то близкое к Нему.

- Ничего это не значит! - не совсем уверенно встал на мою защиту тесть.

- Значит-значит! - заявил довольный Ковыряй во всеуслышанье и взглядом приказал Сиповке раскрыть пухлую бежевую папку, связанную грязной тесьмой: - У меня есть три копии доноса и восемь анонимок из одного уважаемого органа. Во всех указано точно, что Синоптик имеет прямое отношение к Прудовику. А из показаний племянника Юрия Артемьевича Дакпождеева, - в девичестве Урия Шмульевича Мазка, - полученных в ходе допроса, Элевсестр напрямую указал, что зять Егора Борисовича некоторое время исполнял обязанности Прудовика, иначе - Водяного.

- Какая разухабистая херня! Не порите ерунды! Вы что, в сказки верите?! - возмутился тесть и даже привстал с кнехта: - Мне зять много дороже ваших пьяных выдумок.

- Не говори гоп!, Егор Борисович, пока не перепрыгнешь, - упрекнул решительно настроенный Чума и бросил приводить в чувства водолаза, обернувшись к тестю: - Сегодня он зять, а завтра - не дать, не взять! Оглянуться не успеешь - уже диссидент какой-нибудь, засланый Пентагоном, чтобы всему селу навредить антисоветской агитацией и пропагандой. Такого и утопить не жалко! Нет, Егор Борисович, что ни говори, а зять должен быть обязательно квалифицированным врачом, как я. А чего? Всегда - под рукой. Где надо - помажем, лишнее удалим, не выходя из дома, и на таблетках сэкономим. У тебя уже возраст критический. Пошел ночью воды попить, запнулся о домашние тапочки, упал и сломал шейку бедра. Кто тебе поможет? В любой клинике только пронюхают, что среди твоих родственников нет ни одного медика, сразу бросят помирать в коридоре. У нас медицина чуткая. С полувзгляда может определить потенциального покойника.

- Я тоже не против послать Синоптика куда подальше, - вдруг очнулся Петяня, - если он возьмет немного левее от затона.

- Может быть, проголосуем? - совсем скромно предложил Наоборот.

"Когда же я успел поднасрать всему селу?" - гадал я в это время, ёрзая и расчёсывая спину об острие кочки.

- Голосование считаю крайней мерой! - с места выкрикнул Партизан: - Проголосуем единогласно, а Синоптик окажется обычным городским чмом на иждивении села. Стыдно потом будет ему в глаза глядеть, - пояснил он.

- Чего стыдиться? Проголосуем, приговорим, и Синоптику никуда не деться. Как миленький, будет тем, кем решим. И - не важно, был он им раньше или не был! - подал свой голос Гарлуша с шестого ряда амфитеатра.

- А, ты, вообще, сиди и молчи в тряпочку. Тебя сегодня, вроде как нет. Ты утопленник! - напомнила Коммунистиха.

- Меня и нет. Это моим голосом Васька Сраком высказывает свое мнение.

- Этим местом можно, конечно, при большом желании высказаться, но не все одобрят, - ответил за Коммунистиху её муж.

- Я предлагаю более гуманный способ применить, - поделился своей версией с селом Ковыряй: - Пойти и напрямую честно спросить, пока безопасен и не встал...

- У кого? - тут же в унисон пропело несколько голосов.

- И на кого? - следом поинтересовалась Зубаха.

- Спросить у Синоптика, - затараторил Ковыряй, стремясь скорее озвучить свое предложение: - Занимал ли Он должность И. О. Прудовика? Когда? Зачем? И куда перепрятал народные драгоценности? Надо это сделать молниеносно, пока Он не пришел в себя. Добровольцы есть? Два шага вперед! Чего замолкли?


... нагрянувшую клиническим покоем тишину терзали лишь занудным скрипом кузнечики, да трескучим шорохом стрекозы.
Полуденное солнце отливало переплавленный воздух в искривленные и подрагивающие над прудом линзы.

Не слышно было даже редких всхлипов машин на далекой автостраде.
Млел полдень, готовясь к послеобеденной дрёме...


- Кто предложил, тот пусть и спрашивает, - протяжным подскунячиванием переломил тишину Такоть: - Мы не боимся, но и не решаемся. Всякий вопрос чреват последствиями, а у кого вопрос - тому и пяткой в нос!

- Так вот, значит, вы как: инициативу проявлять отказываетесь; прячетесь за спинами ответственных работников и ждёте, когда вам на блюдечке поднесут? Егор Борисович, хоть ты повлияй! Распустились, понимаешь! Нельзя, понимаешь, расхолаживать своих колхозников! - сорвавшись на фальцет, стал вменять Ковыряй тестю.

Хрустя шейными позвонками, я перекатил голову влево, приоткрыл глаз и обнаружил, что Егор Борисович скуксился.

Мои опасения крепли с каждым мгновением.

В стойком, непробиваемом равнодушии, старательно наработанном тестем долгими годами служения Отечеству в качестве Председателя Сельсовета, вдруг проклюнулось что-то человеческое, по-родственному тёплое, понятное и живое - ноздри, естественно, побелели, на скулах проступила нервозная сыпь, глаза сузились до Ленинского прищура, и общее выражение лица явно выдавало желание его хозяина послать всех и всё на хер. Да так послать, чтобы в едином порыве, как в Коммунизм, без отскока ринулись односельчане во главе с Ковыряем по обозначенному адресу, повизгивая и подпрыгивая на ходу.

- Без сопливых разберемся, - сказал Егор Борисович, вглядываясь в мой приоткрытый глаз.

- Это, ты - мне? - решил удостовериться в правильной адресации Ковыряй.

- Нет! - глубоко подумав и, окончательно разбитый сомнениями, ответил тесть.

- А, кто же тогда сопливый? - настойчиво потребовал Ковыряй.

- Вот и я сейчас думаю - кто? Хотя, минуту назад никого не имел ввиду, говорил беспредметно и на личности не переходил.

- Не переходил и - не надо! Нечего раньше времени гусей травить! - прикрыл собой сына дед Пердяк.

Он подобрался ко мне, осторожно опустил трость и, присев в изголовье, предупредил:

- Никому ничего не говори! Притворись умным и молчи! Может быть, сойдешь за третий сорт.

До второго сорта я уже не дотягивал. Видимо, вытаскивая из скафандра неловко, мужики попортили мой товарный вид.

- Неужели, хуже - некуда? Неужели всё так дерьмово? - пошевелил я едва заметно губами.

Но дед прочитал и повторил шёпотом:

- Я сказал: "Молчи!" Хуже всегда есть - куда. Для дерьма преград нет. Оно любое днище прорвет под своей тяжестью.
Ох, и зол же на тебя наш сельский житель!

Благодари свою жену! Она - главная твоя защитница. Без неё за твои шуточки тебя давно бы втоптали в чернозем и забыли как звать.

- Какие шуточки? Когда я успел? - расстроившись не на шутку, выдохнул со свистом я.

- Тебе на акальмуляторе посчитать или, по-старинке, погонять бухгалтерские косточки по ребрам? - ехидно прошептал дед: - Начнем с Куквана...

Ну, да, с Кукваном промашка вышла. Признаю. Я же предположить не мог, что он мою хохму примет на веру.


                                     27.


Как-то под утро вышел я из дому во двор по малой нужде. А там, в не ухоженном, заросшем сорняками углу палисадника, Кукван со своим племянником Десантником затаились.

Днем раньше я обратил внимание на то, что просвященные в тонком деле соседи на молочных головках мака, который сами же весной и посеяли, сделали лезвием бритвы продольные надрезы.

Светало.
Две пары глаз в кустах меня заметно напугали, но проверить их на водонепроницаемость я был обязан.

Под напором бьющего прицельной струёй вопроса: "Что, сволочи, маковую соломку собираете?" я из последних потуг ожидал хоть какой-то ответной реакции.

Светало.
Лошадиная дрожь, как результат удачно исполненной миссии, уже пробила меня насквозь, прошлась по всему телу широкой волной и, дернув импульсивно за плечо, с последней каплей терпения тряхнула, затекшую от мертвой хватки руку.

Напрасно я ждал проявлений жизни за кустом.
Куквана с Десантником нисколько не впечатлила моя оригинальная манера вступать в прямой контакт с ночными визитерами.

Раз уж они затаились, то делали это добросовестно, профессионально притворившись, что их там не было, нет и не может быть никогда по определению.

Тогда я сказал в пустоту:

"Есть наркотики и покруче, чем маковая соломка. Например, сушеные шкурки банана или Кузьмичева трава. Но самый мощный растет на болоте и называется голубым лотосом.

Его "приходом" не гнушались пользоваться еще Египетские цари второй династии. Молились на него, как на цветок жизни. Здесь, у Чихачевского пруда, сразу за посадками брахихитона кленолистного и наскальной серкулии с ярко- красными кронами и бутылочными стволами, есть подходящее болото. Если правильно на нем расположиться, то можно схватить неимоверный кайф".

Сказал первое, что взбрело в голову и забыл. Зевнул, частично уняв в себе испуг, развернулся и юркнул обратно в дом, чтобы скорее уткнуться носом в шею жены, громко подышать и напомнить ей о том, что я всегда начеку и готов в любую секунду исполнить супружеский долг, пока он не успел превратиться в каприз.

Жена по застоялой привычке собственницы потрогала меня, не