Моя история

нормально все было с утра.
  - Ох, нет, Павел, в роддом пошла, точно тебе говорю.
  Отпросился он у начальства и поехал на служебном грузовике в роддом.  Приехал, а акушерка его с сыном поздравляет.
  - Да не может быть, - говорит он, не могла она так быстро родить, вы ошиблись, наверное, она вот с полчаса как пришла.
  -  Да не ошиблась, - смеется акушерка. – Родила твоя  Тоня тебе очередного богатыря.  Кормит уже.
 
  Освободилась соседняя комната в бараке – Тоня с Павликом и с детьми туда переселились. Юрочка болел часто.  Всё кашлял, как только не лечили.  Однажды случилась тяжёлая пневмония.  С судорогами привезла его Тоня в больницу, боялась страшно, вспоминала случай с Лёней, когда в больнице не смогли помочь.  Благо там оказались все необходимые лекарства, и её вместе с сыном положили. Но предупредили, что ребенок в очень тяжелом состоянии.  Кололи пенициллин.  К счастью,  Юра стал поправляться.  Вернулись домой, стали гадать, где он мог так простыть, вроде тепло в комнате.
   Павел тем временем продвинулся по службе.  Начальство за хорошую работу  в качестве поощрения выделило ему полдома.  Совсем рядом с заводом, на территории  бывшей казачьей усадьбы.  Вот это была радость!   Две комнаты, кухня, веранда и даже двор!  Большую комнату перегородили и получились трехкомнатные хоромы.  В отгороженном закутке поселились Тоня и Павлик, сыновья в комнате через шкаф, бабушка Акулина и Роза в отдельной комнате, а младший брат с женой остался в их комнате в бараке.  Стали они там белить, отодвинули детскую кроватку и обнаружили огромную щель.  Стало ясно, почему так часто болел маленький Юрочка – спал на сквозняке постоянно, а они и не знали.  Как переехали в новый дом, малыш и болеть перестал.
   Вскоре и Розу выдали замуж,  сначала с ними она жила, а потом переехала  и она.  Да всё прибегала по вечерам, после работы – поиграть с Юрочкой.  Она его вынянчила, называла сыночком.  И он любил ее безумно.
  Так и жили.  Собирались все вместе по выходным и праздникам у Тони.  Она всех принимала, как родных.  Далеко остались ее мать и сестры, зато  Пашиных она своей любовью и заботой не обделяла.  Братья женились – приняла их жён, как сестер.  Розу так и называла – моя сестричка. Ребятишки все вместе росли, на своих-чужих не делили.  Все они были для Тони – семья.  И это было очень важно.  Это было самое важное после стольких лет военного горя.
 
   Мальчишки выросли. Леня и Толик женились в один день.  И обе невестки – Нади. Бывает же так.  Сшили невестам и платья одинаковые, из серебристой парчи – богатые.   После армии женился и Юра.  На соседской девушке, внучке  старого казака Сергея Алексеевича.  Людмила была очень красивая – темные густые волосы и огромные глаза.  Приняла  невесток  Антонина, как дочерей.   Говорила всё время: «Бог дал мне сыновей, значит вместо дочерей невестки»  У Лени родилась дочь,  у Толика  - сын.  А у Юры и Людмилы – я.

   Мне очень повезло с самого начала.  Я родилась в большой дружной семье.  И родители отца, и родители матери жили рядом – сто метров пройти.  Мы жили у бабушки Тони и дедушке  Павла, а  к  бабушке Ане и дедушке Гене ходили в гости.  Папа подарил маме золотое кольцо с синим сапфиром в благодарность за дочь (за меня).   Когда мне исполнилось 16, это кольцо мама подарила мне.  Я до сих пор ношу его, потому что оно стало для меня символом моей семьи.
   Мамины родители жили в большом доме, и двор у них был, как мне казалось тогда, огромный, хозяйство – куры, свиньи. Больше всего я запомнила сад, где росли яблони и черешни.   У бабы Тони было куда теснее и хозяйства у них не было.  Но зато там всегда собиралась огромная семья.  И было так тепло.  Сейчас я понимаю, что тепло исходило не из печи, а из множества любящих сердец.   Мы, дети, бегали с одного двора в другой, и очень долго меняе покидало чувство, что весь мир принадлежит мне.
   Мой прадед,  казак, Сергей Алексеевич,  умер, когда мне было 4 года.  Я не помню его самого, но помню, что в день его смерти  во дворе собралось очень много людей.  Они все шли и шли, заходили в дом, потом стояли во дворе, лица их были грустны. Моё внимание, помню, привлекла яркая штучка на черной подушечке - это был дедовский орден Красной Звезды.  Тогда я впервые увидела так много людей.  И тогда же впервые я осознала, что, наверное, он был известным и уважаемым человеком.  Потом, позже, я увидела его фотографии – лысый, не молодой, но гордо восседающий в седле.  Все так и запомнили его – верхом на гнедом коне.  И взгляд у него был – прямой,  уверенный.   Тогда мне еще не приходило в голову, что связывает меня с ним.  Но смотреть на его фотографии мне всегда нравилось.
  Район, в котором мы жили, назывался Малая Станица. Я долго не могла понять смысла этого названия. Когда мне исполнилось 6, мы переехали в большой  новый девятиэтажный дом, и началась другая, совсем городская жизнь.  
  У меня появилась родная сестра.  Я хотела очень назвать её Мариной.  Помню, приехала бабушка Тоня, мы должны были ехать к маме в роддом, и  спрашивает:
  - Ну, Юленька, ты решила, как назвать сестренку?
  Я говорю гордо:
  - Марина.
  - Красивое имя, говорит бабушка.  А мне еще нравится Таня.
  И как она это сказала, так поняла я, что зовут мою сестру Таня, а не Марина.   Так она Таней и стала.
  Бабушка Тоня до сих пор остается самым тёплым и родным воспоминаем моего детства.  Мы проводили у нее все каникулы – она нас не ругала никогда,  а только по-доброму так объясняла, как не надо поступать.   Да мы и ни шалили особо – нас было пятеро: я, Таня,  двоюродные  2 сестры и брат.  Мы были счастливы там, в этом маленьком домике.  Сидели допоздна на скамейке под огромным кустом сирени. До сих пор стоит перед глазами  темное звездное небо.  Мирное небо. Потому что следом встают воспоминания о том,  как бабушка рассказывала про немецкие бомбежки.  Она не часто рассказывала нам, детям про войну.  И только увидев, в руках брата игрушечный автомат, вдруг замирала и строго говорила: «Только на людей не направляй никогда».  Потом, когда у меня самой уже появились дети, и я видела, как они играют с пластмассовым игрушечным оружием, я поймала себя на мысли, что говорю точно так же.  Но самое  странное, я осознала, что в этот момент я вижу черное дуло немецкого автомата, направленное прямо на меня в цветущем зеленом лесу.
   Она научила меня любить.  Моя бабушка.  Потому что я не знала больше ни одного человека, который умел бы ТАК любить. В ее доме всегда было место для всех. И люди тянулись к ней, как к солнцу.  Мы никогда не звали гостей на праздники – они приходили сами, с подарками, и даже со своими продуктами, но главное – с любовью и уважением.
   Я сочиняла стихи. И бабушка была моим главным и, наверное, единственным слушателем. Я читала их ей вслух, и она гордилась мной.  «Ты пиши, Юленька, - говорила мне она, - пиши, у тебя очень хорошо получается. Это – твоё»
 
  Обычно, когда девушки выходят замуж, принято считать, что они уходят в другую семью. А у нас все было наоборот. Из нашей семьи невозможно  было уйти.  А вот новых людей в нее принимали легко и просто.  Вышла замуж моя двоюродная сестра, женился двоюродный брат, вышла и я сама замуж. По большой любви. Просто по огромной.  И наша семья приняла новых людей.   Удивляюсь до сих пор, как вмещал маленький бабушкин домик всю нашу ораву, но всем было место.  Собирались по праздникам: и старое поколение (дедовы братья умерли, так их жены и дети), и среднее – наши родители, и мы с мужьями и женами, и наши маленькие дети – все собирались за столом в той самой, перегороженной шкафом комнате и так рады были друг друга видеть.
   Когда умер дедушка Павел, я думала моя бабуля этого не переживет.  Я так и не осознала, что он ушел из жизни. Я как раз родила дочку, ей еще и месяца не исполнилось. Мама твердо сказала мне: «Не думай о плохом, пропадет молоко»,  и я мужественно старалась держаться.   На похороны меня не пустили из тех же соображений, и в моей памяти он так и остался живым, спокойным, с озорными добрыми искорками в глазах.   Бабушка горевала сильно.  Очень сильно.  К ней переехал жить мой двоюродный брат, сын Анатолия,  с  женой и двумя дочками. Наверное, это её и спасло.  Младшая девочка только родилась, и бабушка переключила своё внимание на нее.  А позже она рассказала мне, что в тот тяжелый для нее период ей приснился яркий солнечно-белый  сон: будто держит её над пропастью сам Христос, и чувствует она его крепкие руки, и слышит его голос: «Я держу тебя».
   Она стала часто говорить о Боге.  В советское время не ходили в церковь.  А теперь у нее часто не хватало сил до нее дойти.  А когда доходила – плакала, слушая церковный хор.  Говорила мне, что это самое яркое  и счастливое воспоминание её детства.   Когда я слушаю теперь церковный хор, всегда вспоминаю свою любимую бабушку.  И её далекое-предалекое детство.
 
  Через несколько лет,  когда у меня уже было двое детей, мы вернулись из шумных городских районов в Малую Станицу,  переехав в дом  второго деда – Геннадия.   К тому времени ни его самого, ни бабушки Ани уже не было в живых.  Я любила их, но в силу разных обстоятельств мы общались меньше.  Когда дед Геннадий умер, среди ночи вдруг проснулся мой полугодовалый сын. Обычно он крепко спал, а тут проснулся и не заплакал, а заулыбался.  Смотрит в одну точку и агукает, будто кто с ним разговаривает.  Мороз побежал у меня по коже, я четко поняла, что это дедушка мой пришел попрощаться с правнуком.   Уж не знаю, что он сказал ему на прощанье, да только радовался мой Женя, а потом также спокойно уснул сам без всяких укачиваний.
   Когда мы перестраивали его дом, я очень хотела сделать большое витражное окно на втором этаже. И как меня не убеждали отказаться от этой идеи, я все же настояла на своем.  Когда после ремонта я поднялась наверх и посмотрела в это огромное окно, стало ясно, что мысль эта пришла мне в голову не случайно.  Ничего случайного в этом мире не бывает.  Наш дом стоял на холме.  Сквозь листву деревьев за заборами я увидела дорогу, теперь уже широкую и асфальтированную, идущую к развилке, за которой дороги расходились в разные стороны. А перед дорогой, сразу за нашим забором – огромный старый дуб.   И я почувствовала крепкую незримую связь, соединившую  меня с этой землей.
   Эту дорогу я никогда не забуду.  В любое время суток по ней неслись автомобили. Но не их видела я.  Садилась на мягкий   ковролановый  пол, смотрела на старый дуб и – раздвигалось пространство. Как много он мог рассказать! И вот уже мчались передо мной по этой дороге казаки в Талгарскую станицу,  столбом поднималась пыль из-под копыт лошадей.   И чувствовала я, что течет во мне кровь того самого казака со старых фотографий, и часть его души поселилась во мне.  Теперь я понимала, почему еще совсем девчонкой, я так много думала о политике, о справедливости в этом мире.  Твердо  и принципиально шла к своей цели.  Помню, мне было лет 13, мы часто сидели с отцом по вечерам, разговаривали. Он рассказывал мне о политике, объяснял ситуацию в мире.  Распался СССР.  То, чему учили нас с детства, в один миг оказалось не верным. Это было странно и не понятно. Я искренне переживала за ситуацию в стране и за свое поколение, которое сначала влюбили в социалистические идеалы, а потом, перед самым выходом во