Эхо прошлого. Главы 21-25

мыслящего сообщества, в котором властвует закон справедливости. Кто же это сказал, что именно от равнодушных, с их молчаливого согласия происходит всё зло на земле? А, всё равно. Главное, что правильно. Сколько раз я сам проходил мимо, не желая вмешиваться в разборки соседей, не принимая участие в решении различных житейских забот, проходил мимо дерущихся детей, мимо нарушений в общественных местах? Даже в трамвае, когда видел «зайца», не обратился скажем, к нему с вопросом: «А почему вы не заплатили?» Или не сказал об этом кондуктору? Кажется, пустяк, но у нас не принято делать замечания, если ты посторонний. Если по долгу службы – то да. А если  ­ нет, то пусть этим занимается кондуктор, мент, учитель в школе, но только не я. А ведь раньше, помню, когда был совсем мелким и ходил в детский сад, то любая мама делала мне замечания, если носки были разные, если на лице была грязь, если не поздоровался… И было стыдно. А сейчас услышишь в ответ: «Какое твоё собачье дело?» Ну, может, не так грубо, но всё равно значило: «не суй свой нос». А каждый ли вступится, если ворюга тащит кошелёк у зазевавшейся женщины? Или тянет что-нибудь с прилавка? Почему этот страх перед тем, что могут побить в драке; обругать, вроде «не твоё дело», да ещё с прицепом нецензурщины; что тебя перестанут уважать соседи за «доносительство»… Если начнёшь делать кому-то замечания, то сам же и будешь виноват…  Прав был следователь Николай  Каменев, когда говорил, что каждый человек, если он заботится об обществе в целом, должен его охранять соблюдением законов. И пресекать нарушения, если заметит. 
     На ум сразу пришли слова одной моей коллеги, живущей за рубежом, когда я был у неё в гостях. Она вышла замуж за этнического немца  много лет назад,  и уехала с ним в Германию, к его родственникам, когда появилась такая возможность. Они оба тогда даже языка не знали! Узнав, что я приехал на совещание по вопросам анестезии, она пригласила меня к себе в коттедж, где жила с мужем и двумя уже взрослыми дочерьми. Она много рассказывала  о жизни, быте и работе там и у нас, благо хорошо знала тему. Работала с русскими эмигрантами, приезжавшими в Германию на ПМЖ. Объясняла порядок законодательства, трудоустройства и поведения. Мне, достаточно наслышанному о порядке и культуре в Европе,  даже в голову не приходили их мелочи жизни. Например, в лес или на рыбалку можно ездить только в специально отведенные места. Там всё приготовлено для установки палатки, для костра. Выловленная рыба регистрируется рыбнадзором, или сторожем, я так и не понял. За всё это надо платить. Копейки, конечно, но таков порядок. Нечего и говорить, что после отъезда всё должно быть убрано и подметено.
 Но поразило меня совсем другое. Во многих коттеджах, как у моей коллеги, где живут люди среднего достатка, конечно, по их меркам,  в гостиной есть  камин. Но топить его можно только специально купленными высушенными дровами. Тогда дым из трубы идёт чистый, белый и не портит атмосферу.
Я спросил:
– А если я хочу сжечь свой мусор, газеты, например, сучья из садика?
– Тогда дым будет тёмным, даже с запахом иногда. Соседи увидят, и сделают вежливое замечание.
– И что, сосед будет доносить на соседа?
– Ну-у, доносить – это из далёких времён. Просто каждый гражданин должен  заботиться о порядке и экологии. Если увидит непорядок, который не может сам устранить, он не будет проходить мимо, а проинформирует специальный отдел при городской власти. Ну, например, ямка на дороге, сломанное дерево, вода где-то бежит.…Но, если возможно, то соседи сами, никого не дожидаясь, и деревья подстригут, и мусор уберут. Волонтёрская служба всегда в почёте  и очень развита. Таких людей уважают.
Да-а-а…, – подумал я тогда. У нас сейчас редко кто проявляет гражданскую активность… Даже свидетелей драки иногда трудно отыскать. Все стараются не влезать в гражданские разборки пьяных, ругани, детского плохого поведения. А благоустройство дворов и поддержание чистоты считают делом только дворников и уборщиков мусора.  Мол, я-то свой мусор аккуратно выношу, а остальное меня не касается.
 А, да ладно. Не мне решать эти вопросы. И тут же другая ехидная мыслишка в голове: «А кому»? Никому. Если сам себе не поможешь, никто не поможет… Опять это чёртово разложение общества на отдельные группки людей, живущих по своим внутренним законам… Вместо тёплых слов общения получаются вежливые красивые фразы на сайтах, приправленные смайликами… И я как все…
   Сон навалился сразу, какой-то вязкий, сновидения тоже такие – мимолётные, но оставляющие после себя дурное чувство. Вместо облегчения и прилива энергии, как от нормального сна, наступила тяжесть и боль в голове. Видно, удар по башке не прошёл для меня даром. С трудом я поднялся, помахал немного руками, чтобы прогнать лёгкую тошноту, подогрел чай и выпил положенные таблетки. Нехватало ещё совсем расклеиться… Веки стали наливаться тяжестью, закрывая глаза, и я почувствовал, что проваливаюсь куда-то вниз, вниз, вниз…
 
Глава 24
 
      Очнувшись ближе к ночи, я увидел, что надо мной склонилась Наташа, поправляя иглу капельницы.
– Ната, где я? – прошелестел мой еле слышный голос.
–  О, слава богу, всё в порядке! – с облегчением и слезами на глазах она погладила мою почему-то забинтованную голову. – Теперь всё позади! Ты послушай, что я скажу, но сам молчи, тебе нельзя напрягаться.
   И она рассказала, что звонила мне, и, когда поняла, что я не отвечаю, примчалась домой. Увидев, что я без сознания лежу на полу, с высокой температурой, вызвала скорую.  Меня отвезли тут же на рентген головы, и выяснили, что от полученной трещины в черепе стал быстро развиваться отёк мозга. Если бы не экстренная трепанация, то я мог бы совсем не проснуться, или остаться инвалидом с нарушением мозговой деятельности.
   Я протянул руку к лицу жены, склонившейся над мной, и хотел чуть приподнять голову, чтобы поцеловать, но Натка быстро прижала её к подушке, и со страхом в глазах воскликнула с упрёком:
– Ты что, с ума сошёл? Тебе нельзя сейчас совсем двигаться! А то прибинтую к подушке, и будешь лежать как мумия!
– Ну что ты, Наташенька! Мумию, прежде чем обкрутить лентами холста, надо сначала выпотрошить! А ты пощупай, у меня вроде всё на месте. Разве что жира поменьше.
– Может, это просто от тебя ко мне перешло, – и она, улыбаясь, приложила мою руку к своему округлившемуся животу.
    Нет, точно, с юмором у неё всё в порядке. Значит, и в жизни всё в порядке. Я улыбнулся  в ответ и погладил её волосы, щёки и нос. Всё такое родное, тёплое, живое! И я сам живой!
    Наташа взглянула на капельницу, сказала, что больше разговаривать нельзя, что сейчас начнёт действовать снотворное и всё будет отлично. Ещё раз поцеловав меня в закрывающиеся глаза, она тихонько вышла из палаты.
 
    Проснулся я утром, когда медсестра разносила градусники и лекарства. Голова почти не болела, тело тоже. Хорошо, что я попал в своё родное отделение, и мой коллега быстро сориентировался. Теперь, когда вернулась память, уже ясно, что мозг не пострадал. Такие травмы с ушибами головы частенько бывают у спортсменов, особенно боксёров, но они же в боксёрских перчатках, поэтому удары не очень опасны. А меня ударили какой-то железякой, в черепе оказалась трещина и повышенное давление от крови из лопнувших сосудов. Возникла большая гематома, и вот её удалили. Хорошо, что вовремя. Всё это было мне знакомо, как врачу и не требовало никаких объяснений. Да, если бы такое случилось в тюремной камере, и меня не перевели в больницу, то сейчас меня могло уже не быть в живых. И тут возникла очень тяжёлая и тревожная мысль: а ведь это второе смертельное предупреждение судьбы. Впрочем, причём тут судьба? Я же абсолютно ни в какую судьбу не верю, и ни в какую мистику тоже. Просто случайность, а люди склонны всё сваливать на судьбу. Не впутайся я в эту историю с бандитами, ничего бы и не было. А как я мог не влезть? Значит, просто не сумел сделать так, как нужно. Не обратился за помощью. Привыкли мы за последнее время жить, надеясь только на себя. О полиции даже думать не хочется, никто там не поможет. Впрочем… там, как и везде, тоже есть порядочные люди. Вот Николай Каменев, следователь… или Веснин… Без них ой бы как туго пришлось! Получается, что надо быть самому сильным, иметь крышу…, или…не жить в этой стране? А в другом месте лучше? Вон, за границей, тоже хватает и убийств, и насилий, и лжи. Везде люди одинаковы. Есть борцы и подлецы. Во как! Даже в рифму! Значит, точно стало лучше! Теперь только узнать, как наши дела криминальные идут!
 
     Через несколько дней медосмотр и рентген подтвердили то, что я и сам почувствовал: состояние хорошее, никаких осложнений, можно выписываться домой под амбулаторное наблюдение. Сейчас в больницах долго не держали, дожидаясь полного выздоровления, как раньше. Разве что тех, кому был необходим постоянный медицинский надзор. Ну,  дома  полежать, конечно, придется, таблетки попринимать, да повязку на голове носить пару недель, пока полностью не зарастёт шов. Наташа договорилась, что возьмёт выходной, а Юра подъедет вместе с Леной, которая вернулась, пока я болел, и доставит меня домой. Мы все соберёмся, как раньше, и обсудим «дела наши скорбные», как говорил какой-то матёрый мафиози в очередном криминальном сериале. «Бандитский Ленинград», кажется. Когда начался весь этот беспредел, город ещё назывался Ленинградом.
 
   Конец августа был каким-то тусклым, дождливым, и чувствовалось, что осень наступит раньше, чем обычно. День заметно укоротился, и серые слоистые облака, закрывавшие  всё небо, тоже забирали солнечный свет. Дождя не было, но в воздухе ощущалась сырость и прохлада. А для меня день выглядел светлым и радостным.
   Мне не пришлось в этот раз долго ждать. Друзья уже сидели в машине, закупившись разной вкуснятиной по случаю моего счастливого выздоровления, а точнее, отпраздновать, что всё благополучно обошлось. Хотя я чувствовал себя хорошо, Лена накинула на меня тёплую куртку, и  друзья, осторожно обнимая меня, как тяжелобольного, усадили на заднее сиденье. До чего же было приятно чувствовать  дружеские руки! Мне даже захотелось в душе сказать: «продлись, мгновение»! Лена села рядом со мной, и под её бдительным оком мы смеялись и говорили о пустяках. Так, наверное, организм отзывался на пережитое, и мозг требовал только радости. Эндорфины, чёрт побери!
 
 
    Стол уже был накрыт, мужчины открывали привезенные бутылки, а Наташа выкладывала на тарелки разные закуски и салаты.
       Как-то не хотелось переходить на наши сегодняшние трудности, и поэтому вспоминали школу, слушали музыку, записи любимых туристских песен, морские байки Юры и смешные бесчисленные случаи из заграничной практики Серёги. Я даже не помню таких счастливых вечеров. Наша жизнь с Наташей катилась по ровной дороге со своими маленькими удовольствиями и маленькими бедками, было спокойно и привычно. Наверное, нужно пережить настоящий ураган несчастий, свалившийся на наши головы в прямом и переносном смысле, чтобы ценность жизни возросла во много раз.  Острота всех  переживаний стала плотной, ощутимой не только в мыслях, но даже