фонетическим елеем.
– А й слушай. Можешь и в любом месте перебивать, – проявляю волю к миротворчеству, – Если что, не стесняйся – встревай.
– Да к чему, дорогой, реверансы? – улыбается Квака, – Ты давай – повествуй без зигзагов. Я ж кротко послушаю.
– Ну слушай, – глаголю и начинаю трагедийный рассказ:
– Случилось это годов где-т с десяток назад от сейчасного. На молочном заводике, где сепараторщицей трудилась Кузьмовна – супруга Потапыча. Аккурат под утро Дня танкиста трагедия
сделалась.., – выдержав паузу, по ходу коей пытливо и в то же время дружелюбно
всматриваюсь в личину Ква-Кваки, в итоге убеждаюсь, что она относится к моей
словесности абсолютно терпимо. Убеждаюсь и тут же на приливе позитивной
эмоциональности возобновляю речь в русле освещаемых событий:
– А было Петровне на ту пору (точне-е-ехонько(!!!) помню) без года полста. Можно сказать, пенсия не за горами...
Вдругорядь бросив на Кваку разведывательный взгляд, обнаруживаю, что она, подперев подбородок ручонками, умильно мне в глаза улыбается! И более прежнего воспряв духом, вновь
продолжаю прерванное:
– А работала в том молочном цеху одна прыщавая-препрыщавая деваха. Аленкой звалась Непочатой. И предстояло этой самой пигалице в День танкиста бракосочетаться с бродячим
иллюзионистом Остапом Гудрони, который в статусе частного предпринимателя в
одиночку шлялся по Белу Свету и всякому встречному-поперечному за гроши
навеливал демонстрацию своих похабного свойства незамысловатых фокусов...
Кстати, об Аленке: он – Гудрони-то – эту лопоухую наивнячку абсолютно бесплатно
многократно обрадовал своим коронным номером с презервативом-невидимкой, после
чего она внепланово оказалась на сносях и... В конце концов каким-то образом
уломала Остапа бракосочетаться, осесть на постоянное место жительства и оформить
ее в его частное предприятие в качестве генеральной продюсерши!..
На этом позволяю себе передышку и в очередной раз исподтишка окидываю Кваку своим пытливым взором. Судя по одухотворенной мордашке, она в восторге от моего устного творчества,
что придает мне прилив вдохновения, с коим и продолжаю доселе так и не
прерывавшийся изнаружно свой душещипательный монолог:
– И надумала, значит, эта прыщавая Аленка устроить девичник прямо в молочном цеху по ходу ночной смены... И устроила, не поскупившись на выпивку, но сэкономив на закуси...
Под утро бригада была назюзюкана до состояния неуклюжих матросов, комично шевелящихся на палубе попавшего в страшенный шторм маломерного суденышка...
«Девча-ата-а-а!!! – на подъеме Солнца заголосила менее остальных хмельная Аленка, – Айда-а купа-а-аться-я к кисло-мо-ло-о-очника-а-ам-м!!»
«Девчата», самой юной из которых было не менее сороковника, вняли призывному гласу прыщавой пигалицы и, ухватившись для устойчивости друг за дружку, сплоченно пошкандыбали в
соседний цех, предоставив действующему оборудованию полнейшую технологическую
свободу...
– Ка-ак же вы – россияне – нерациональны поведенчески, – сокрушенно вздыхает Квака, – Океан эмоций, а здравого смысла в тот океан кот наплакал...
Продолжай, Ванюша. И все-таки, целесообразней бы тебе, друг мой сердечный, уродиться коренным япончонком...
А рассказываешь ты безумно восхитительно! На литературном поприще себя не испытывал?!
– Не приходилось, – брюзжу, – Да и как мне испытываться(?), если всю сознательную жизнь голова под завязку забита конструкторскими заморочками из сферы вибрационных механизмов.
Дальше-то про трагическую кончину потапычевой супруженции рассказывать?
– Пре-непременно! – сподвигает на продолжение моя благодарная слушательница.
– Ну слушай.., – произнеся сие двоесловие, начинаю отыскивать упущенную мозгом нить повествования, – Так-так-так...
Ага! Короче... Притащились молочницы к кисломолочницам... И давай, значит, тех остатками спиртного угощать...
Когда все осушили, когда заслали гончи-их за добавкою и, наигравшись в поползушки и в жмурки по-собачьи (на четвереньках), замахнулись на мировой рекорд по поеданию
стекловаты, Аленка Непочатая вдруг ни с того, ни с сего забазлала:
«Де-евки-и-и!!! А мы ж совсе-ем позабы-ыли купа-а-аться-я-я!!!»...
Сработал эффект столпотворительного безумства, и бабы, кто разоблачившись до наготы, а кто и вовсе не раздеваясь, в сжатые сроки посигали в бассейн, без малого до берегов
наполненный практически готовым к розливу низкокалорийным кефиром, набродившим
из цельного коровьего молока под воздействием специальной дрожжевой закваски...
– Ой-ёй-о-ох-х! – всплескивает ручонками ошарашенная Квака, – Да разве такое возможно?!!
– При нашем менталитете и не такое возможно, – заверяю с мертвецкой обыденностью в голосе и возвращаюсь к прерванному сюжету:
– Так вот, по ходу купального мероприятия Кузьмовне – супруге-то Потапыча – захотелось, как всегда, выделиться на фоне коллектива; и она, не долго кумекая, пришла к
выводу, что был бы потрясающе эффектным фигурный прыжок в кисломолочный продукт
с какой-нибудь верхотуры!..
С грехом пополам вскарабкавшись по ржавой лестнице на высоченный резервуар с маложирной сметаною, эта авантюристка подползла к краю технологического трапа и сиганула в
бассейн из положения лежа. Откувыркавшись без малейших признаков грациозности,
она перед подлетом к кефирной поверхности обрела ориентацию головой вниз и тут
же кокнула теменем в темя в роковом месте и в роковое время вынырнувшего
аквалангиста в лице тихушечно затесавшегося в женскую компанию прослывшего
отмороженным извращенцем сторожа Непросыпайло!.. И он, и она скончались на
месте. В связи с несовместимостью полученных травм с жизнедеятельностью.
Черепные-то коробки, шейные позвонки и еще кое-что там по мелочи... того... Ни
шанса на реставрацию.., – с трагизмом в голосе завершаю повествование.
– А кефи-и-ир? – озабоченно справляется Ква-Квака.
– Что «кефир»? – демонстрирую непонимание сути вопроса.
– Куда подевали целый бассейн кефи-и-ира-а? – звучит переформулировка вопроса.
– А куда его девать? – выказываю искреннее недоумение, – Расфасовали по пакетам да и развезли по торговой сети.
– Но он ведь был необратимо испорчен массовым купанием пьяных женщин! – возмущается Квака.
– Пьяных женщин и-и-и... одного аквалангиста, – с саркастической ухмылкой вношу уточнение.
– Да-да-да! – частит дотошливая гуманоидка, – Их и еще этого... одного.
Но продукт надо же было категори-и-ически(!!!) утилизировать! Ведь эти же разгильдяйки могли в него и попи-исать, и опоро-ожнить отравленные спиртогадостью желу-удки, и
посморка-аться, и даже (стра-ашно поду-у-ума-ать!)... пока-ака-а-ать!!!
Кефир-то непрозрачный! В не-ем-то кака-а-ашку на дне-е не уви-иди-и-ишь!!!
Разве что на вку-у-ус-с(!) определишь..
– А что вкус? – сквозь футболку лениво почесываю зазудевшуюся левую титьку, – Вкус как вкус. Не хуже, надо полагать, обычного.
– Хочешь сказать, что эти самые молочницы ежесуточно пьянствуют и купаются в этих самых своих молочных продуктах?! – задает каверзный вопрос настырная Квака.
– А кто их знает? – парирую с напускным безразличием, – Ты вот что.., пока мы с тобою сызнова не поцапались... Что там Твоя Верховная Бздюка ответила по моему мобильному
телефону по поводу моей беременности? Не наводи тень на плетень – открывай свои
явно крапленые карты(!), коль посулилась...
На сей раз нешуточно взволнованная Квака твердогласно обещает немедля раскрыть подоплеку моей треклятой беременности, но при единственном условии: во время приподнимания
завесы тайны мы с ней должны находиться в раздельных и наглухо изолированных
помещениях.
– И как мы друг друга услышим(?!), если изоляция наглухо, – артачусь, на удивление себе твердея сосками, – Это глухонемым без разницы, а нам!.. Вдумайся-ка в то, что только
что ляпнула!
– Ну не совсем наглухо, – призадумавшись, произносит и доселе желанная экс-компаньонка по интиму, – Звук должен проходить, а вот вероятность телесного контакта
исключается.
– О-о-ой какие мы недотро-о-оги! – ерничаю, – И давнехонько ль в целомудренность впали?
– Издеваешься(?!), молокосос полсталетний, – хмурится Квака, – Ну издевайся, издевайся. А я подожду. Мне – двухтысячелетке – спешить некуда.
– Но зачем этакие предохранительные меры?! – допытываюсь я, – Сначала посиживаем за одним столом безо всякой друг от друга преграды, а потом вдруг возникает необходимость в
строгой изоляции... Объяснись(!), если можешь.
– Милый Ва-аня-я-я! – теряет терпение Квака, – Ты ведь в конце концов выведешь меня из себя-я!! Выведешь и не получишь и гра-а-ам-ма-а(!!!) из жаждуемой тобою информации!..
Угроза действует, и я затыкаюсь, позволяя Кваке удалиться на балкон и тщательно заперев за ней дверь. Вдобавок к сему эта несносная гуманоидка баррикадирует снаружи эту самую дверь
охапкой старых лыж и тумбочкой, служащей хранилищем для коллекции авторских
экземпляров сконструированных мною интимных вибраторов...
В конце концов, облокотившись на подоконник в позе «буква Г» и пристально всматриваясь сквозь стеклопакет, я вижу упершую руки в талию маскировочно отретушированную мглою
Кваку. Через распахнутую же форточку отчетливо слышу ее перекрывающий городские
шумы звонкий голосок...
– Ваня-Ва-аня, – плачется хитромудрая, – Знал бы ты, кака-ая(!) у нас мо-ощная бюрократия... Похлеще, чем у вас – земляноидов. Пока добилась санкции на разглашение твоей
персоне технологии формирования твоей уникальной беременности, семь потов
сошло!..
Оперативный дежурный Верховной Бздюки ничего, видите ли, не решает и переадресовывает звонок начальнику цензурного отдела... Объясняю тому, что я натура-альная принцесса – дочурка короля Кря-Кряка! Сначала теряет дар речи, потом долго-предолго визгливо поздравляет с моей уникальной удачей уродиться в монаршей семье, после чего умоляет
пристроить якобы гениа-а-альнейшего(!!!) сынишку в Академию фекальных искусств.
И вся эта подобострастная словесность от «А» до «Я» щедро расфуфырена напевными
гирляндами явно фальшивых комплиментариев... А под финиш этот самый бздюковский цензор скулежно заявляет, что он, видите ли, не уполномочен принимать столь важные решения, и что при наличии отмашки от вышестоящих, он бы, конечно, всей душою и с безумным
восторгом!.. Ну не засранец ли?!
– Однозначно засранец, – наскученно зевнув, притворно выказываю солидарность с монаршей особой, – Засранец и энергетический вампир.
– Хоть ты меня, Ванечка, по-людски понимаешь! – бурно аплодируя, ликует Ква-Квака.
– Понимать-то понимаю.., – размышляю вслух, – Обобщенно-то влегкую, но... в частностях-то!.. К примеру, не втягиваю, почему какой-то клерк имеет наглость отказать
королевне?! Да у нас будь подобная тебе даж и миллион раз не права, всякий
чинуша посчитал бы за счастье подсуетиться, расстараться в поте лица и угодить
до потери трезвомыслия и собственного пульса!.. И заметь, невзирая на
Конституцию, Уголовный кодекс и нормы общечеловеческой морали...
– Да брось, Ванюха, распинаться! – выгибулисто машет ручкой Ква-Квака, – Ваши коррупция и разгильдяйство у всей галактики на виду и на слуху! Даже чмошные
