Краски последних дней

забор, крадучись – мимо входа и – на карачках к окнам.
Браунинг и фонарик оказались на месте. Только покрытые росой. Лихорадочно достав обойму, пересчитала патроны. Все на месте. Фонарь тоже работал. Заглянула в окошко, увидела узкоглазую девочку, которая старательно разрисовывала карандашами обои. Следующее окошко отразило худое перекошенное лицо с выдающимися скулами и потеком крови на щеке. Это – она!
В комнате лежала старушка-колдунья. Как мертвая. Только какие-то ампулы, стакан воды и букетик полевых цветов убеждал, что та еще жива. Выздоравливай, бабуля! Ой, как мне нужно с тобой потолковать!
Вернувшись на прежнее место, решилась разглядеть пятна крови на земле. Ничего хорошего от этого она не ждала. Зажмурившись и присев, подождала шквала воспоминаний и видений. Вместо этого навалилась тоска. Зародыш был слишком ничтожным, чтобы вызвать хоть какие-либо воспоминания. Так-то. Всхлипнув, Алина уселась на кровавое пятно и тихо заплакала.
– Все потеряла. Не за что зацепиться. Прошлое – сожрало время, настоящее – безумие и дурная болезнь, будущее – приберет потоп. Был зародыш и тот сплыл. Что остается мне?
Подняв глаза к небу, Алина свирепо зашептала, сглатывая слезы вперемешку с кровью:
– Никому не нужна. Для Ноля я страшилище, для Агушина – новая цель на берегу. Везде тупик. Лишилась «было», «есть» и «будет». Даже право на извечно женское «зато» отобрано. Нечем хвалиться. Только завидовать можно. И что мне остается?
Небо молчало. Оно вообще всегда молчит. А говорить начинает, когда само захочет.
– Ты прав, Ноль, я – страшилище! И за это я тебя убью. Единственное, что оставалось во мне неизменным, так это то, что я женщина. А ты и это поставил под сомнение. Страшилище – оно. Средний пол. Как мило! Я убью тебя, Нолик! Ты последний, кто знал меня женщиной, тебе и ответ держать. Зародыша нашего все равно нет, так что я свободна в действиях. Не папаша ты будущий. Ха-ха-ха! Мне некому, кроме тебя, предъявить счет. И оторвусь я сполна за все. Чего уж там, ты и так почти мертвец, так что не обессудь, падла. Глядишь, мне легче станет. Чуточку, потому что знаю – везде пропасть. Но я пока не готова в нее броситься. Вот после того, как закрою счет долга и совести с Пеннивайзом, тогда и подумаю о способе самоуничтожения.
Поднявшись на ноги, рассовала по карманам штанов «найденышей» и, звонко хлюпнув носом, изрекла:
– Нолик! Я иду к тебе! Будем вершить суд!
Решив проблему самым обычным способом, по-женски, – попросту переложив ее на мужчину, – двинулась в путь. Уже на лугу, заметив подозрительное шевеление в кустах, крикнула:
– Я еще вернусь! Не узнаете, меня, нахрен!
***
Сергей сидел на крыльце, до икоты напившись чаю с вчерашним хлебом, и строил планы на день. На ум приходила всякая мелочь. Помогла Сеголетка. Вылетев из дома, напустилась на него:
– Чего расселся, вождь, твою мать! Делать нечего, что ли?
«О том, что я не спал всю ночь, говорить бессмысленно, – прикинул. – А о прогулке по следу последнего бандита, предположительно, Ноля, ей знать не стоит».
– Есть что, – ответил.
– Ну так делай!
– Да я как раз план текущих дел и составляю.
– Не смеши мои подковы, – отрезала девушка.
«Быстро ж ты оправилась от раны!»
– Значит, так, – принялась перечислять, загибая пальцы, Сеголетка. – Первое, снять эти ворота и выбросить нахрен. У четвертого коттеджа точно такие же по размеру. Притащить сюда и установить. Яшка и Андрюха помогут. Второе, стекла вставить. Яшка знает, где наш запас. Там и штапики с гвоздиками. Третье…
Девушка разошлась серьезно. Сергей замахал руками и воскликнул:
– Пока хватит!
– Да? – удивилась та. – Я к тому, что нужно привезти новые газовые баллоны из сарая при пятом коттедже. А пустые отсюда увезти, пока ты на мотоцикле с прицепом будешь. Хотя ладно. Это до обеда. После дам новые задания.
«И кто здесь вождь?» – печально подумал он.
Пока окончательно не рассвело, Сергей собрался смотаться-таки по следу. Подхватив автомат, быстро ретировался со двора. Путь он решил срезать и начать не от ложбинки, а с леса. Благо, примерно помнил, куда вел след.
Таким образом он умудрился разминуться с Пеннивайзом, по тайной надобности копавшимся в ложбинке, и с Алиной, которая несколькими минутами раньше направилась в поселок за ответами.
В лесу, идя по следу, Сергей отметил, что не видит крови, а смятые листья и трава больше намекали на то, что тело тащили. Пеннивайз и Ноль? Больше вроде, если верить угребищу лесному, некому.
Изготовив автомат к стрельбе, приблизился к заброшенной ферме. «Без разговоров, полосну очередями. Закрою, к чертям собачьим, тему. И так дел и мыслей не протолкнуться», – решил он, осторожно заглядывая в проем. Ага!
Обойдя кругом, внимательно всмотрелся вдаль и под ноги, забросил автомат за плечо и, не торопясь, проник внутрь. Он обогнул тело, обратив внимание на вспушенное сено, автомат вне пределов досягаемости рук лежащего Ноля, кучу оружия в углу, пластиковые бутылки с чем-то мутным и поморщился от мерзкого запаха гниющей плоти – предвестника вьющейся рядом в предвкушении смерти.
Присев на корточки у выхода, достал сигареты. Ноль открыл глаза.
– Курить будешь? – буднично поинтересовался Сергей.
– Вредная привычка, – медленно ответил Ноль.
«М-да. С чувством юмора у него все в порядке».
– Пеннивайз скоро подойдет? – больше для проформы поинтересовался Сергей, пуская замысловатые колечки дыма.
– А он давно уже тю-тю!
Троеболье объединило усилия и швыряло его по стальным волнам без перерыва. Каток, сминающий асфальт, и железная чушка, разбивающая старые дома как сравнения уже не подходили. Тем не менее, Ноль еще сохранил крупицу здравого смысла, и сдать друга не мог.
– Врешь, поди, – протянул Сергей. – Тебя кто-то тащил. Факт.
– Сам полз, – выдохнул Ноль. – Боли поначалу не чувствовал. Да и закинулся прилично дурью.
«Хм. Похоже на правду».
– А чего ж вы штурмовать нас вздумали? Смысл? И куда делся Пеннивайз? Поточнее, пожалуйста.
– Пенни сразу форсировал реку, смял военных и помчался дальше, на Волгу. Чего ему тут торчать? А остались только раненые и полностью обдолбанные торчки. Балласт с собой тащить было не с руки. Сам знаешь, мобильность прежде всего, – Ноль говорил через силу и долго.
Сергей за время рассказа успел выкурить еще одну сигарету.
– А ты? – подбодрил он, когда бандит умолк.
– А я решил тебе отомстить за рану харьковскую, неужели непонятно? Потом договорились, где с Пенни встретимся. Ты считаешь свою персону слишком значимой, – в безжизненном голосе Ноля прорезалось ехидство.
«Вот тут ты прав!»
– Последний вопрос. Здесь был форпост? – Сергей хотел отмести все сомнения.
– С Александрой встречаться – далеко ходить. Вот и устраивал здесь лежку. Она ж ненасытная, сучка. Ты ее еще не опробовал? – слабо поинтересовался Ноль, чуть повернув голову.
– С Александрой произошел несчастный случай. Нет больше ее.
– Все там будем, – безразлично ответил Ноль. – Я почти сутки без воды и не хочется. Ног не чувствую. Боль рвет на куски. Жду – не дождусь смерти.
«Вот и все. Узнал что хотел».
– Может, тебе нужно что-нибудь? – спросил Сергей.
– Оставь меня в покое, дай спокойно умереть. Уже скоро.
Сергей поднялся и задумчиво почесал затылок.
«Спрос не бьет в нос. Перед смертью, надеюсь, не соврет».
– Лютый ты до баб, однако, – попытался в голос подпустить зависти.
– Не ходи кругами, – мигом раскусил его хитрость Ноль, – Тебе не идет. Что надо, говори?
– Ты с Хильдой был… В смысле, спал? – дрогнувшим голосом спросил он и отвернулся.
Ноль молчал. Сергей обернулся.
– Влюбился, значит! – с ноткой зависти произнес Ноль. – Да кому она нужна была, недотрога? Корчила из себя неизвестно что. Мне некогда было уламывать, а убивать стыдно. Мужики подумали бы, что мне дали от ворот поворот. Вот и весь расклад. Пользуйся смело.
У Сергея ушла земля из-под ног.
«Какой я дурак! Какой ужас! Что теперь делать?»
Махнув рукой, он ушел. Ноль удивленно прислушался к себе. Перед смертью положено делать добрые дела! Превозмогая боль, он рассмеялся.
***
Пеннивайз едва успел спрятаться за куст.
Что такое? Что этот, как его, Сергей, здесь делал? Пришел полюбоваться на своих рук дело, убийца! Если что сделал с Ноликом, уничтожу!
Пока нащупал автомат, прицелился с поправкой на двоение, тот ушел. Ничего, я все помню. Ты получишь свое!
Впрочем, торопиться не стал. Дотащил-таки ношу до фермы.
Ноль был жив.
– Что он тут делал? – спросил, уставившись на серое лицо друга.
– Курил, – ответил Ноль.
– Не понял?! – опешил Пеннивайз, – То есть – как курил?
– В затяжку, – подсказал друг.
– И ничего…
– Пенни, отвяжись! Я прикинулся мертвым. Благо, недолго осталось.
– Ты это брось, – разволновался Пеннивайз. – Я же сказал, что вытащу тебя. Мазь принесу, и вообще. Тем более, я придумал одну хитрость. Весь измаялся и измазался, вот.
– Ой, пожалуйста, не надо, – устало произнес Ноль. – У меня в брюхе три дырки. Все перемешалось. Гниет. Я не жилец. Смирись.
– Как? – запнулся Пеннивайз. – Как же?! А планы? Мы же хотели с тобой…
– Сам, друг! Сам! – твердо произнес Ноль, пережив еще один шквал боли. – У меня напоследок к тебе две просьбы. Выполнишь?
Пеннивайз тяжело рухнул на сено и склонился. В голове снова образовался сумбур. Не по плану! Неправильно! Ноль должен жить!
– Чего? – вскинулся он.
– Выполнишь?
– Нет, – обиделся Пеннивайз.
– Просьба умирающего – закон! Кстати, ты уже поменял имя для своих новых планов? – горько усмехнувшись, поинтересовался Ноль.
– Хорошо, излагай, – нехотя согласился Пеннивайз, пропустив насчет имени.
– Ты покажешь мне свое лицо и станцуешь танец с саблями. Для меня лично.
Пеннивайз как ужаленный взвился и выбежал прочь.
– Станцуешь, станцуешь, никуда не денешься, – пробормотал Ноль. – Слишком долго у тебя было воздержание.
Пеннивайз так поспешно покинул друга не для того, чтобы в одиночестве оплакать или принять решение. Он спешил, чтобы Ноль не увидел его радостную улыбку.
Станцевать! Станце-в-а-а-а-ать! Слово вкусно осветило замелькавшие перед глазами образы. Задрожав от предвкушения, возбужденно походил вокруг фермы. Показать лицо – пустяк. Никто из тех, кто его видел без грима, живым не оставался. А Ноль сам предложил выход. И лицо, и танец. Какой молодец! Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Сам же сказал, что при смерти. Так я, получается, спасу друга! А как он проницательно догадался о смене личины моей! Хотя грима все равно не осталось. Жаль! Не буду задерживаться, а то еще разволнуется и умрет раньше срока.
Вернувшись, торжественно кивнул и принялся дрожащими руками разгребать сено. Вот они!
Сабли, вынутые из ножен, засверкали на солнце. Дав себе и другу полюбоваться, вновь засунул обратно. Отвернулся, вытащил грязный носовой платок, медленно и тщательно вытер лицо. На, Ноль, смотри!
Тот, забыв о терзающей внутренности боли, вгляделся в лицо Пеннивайза.
«Так вот почему ты всегда прятал лицо? Бедняга», – подумал он.
Пеннивайз начал танец. Став вполоборота к Нолю, молниеносно вынул сабли из ножен. Сделал быструю отмашку, разбрасывая, словно разрубленные, солнечные зайчики. И закрутил, заплел, завертел. Выписывая сложные коленца и па, вихлял туловищем и взмахивал саблями в такт ему одному ведомой музыки. Все слилось в один