рваные. А деревня-то вымирает, сообразил Костя. Значит, кайманы их здорово придавили. Вот почему они такие перепуганные. Может быть, потому наша деревня и выжила, что стоит на отшибе. Было бы здорово узнать, что такое «сопротивление»? Если мы поубивали кайманов, значит ли это «сопротивление»? И почему об этом надо говорить шепотом?
– Я здесь, – отозвался Телепень, выезжая из проулка. Вид у него был вороватый. – А Дрюндель у церкви с попом беседует.
– Уходим, – сказал Костя, отдавая каждому по рыбине.
– Почему? – спросил Телепень, отрывая жирный плавник и с жадностью засовывая его в рот.
– По дороге объясню.
Он не стал их ошарашивать сразу в лоб, чтобы не разбежались, а завел хитрые разговоры о паровозе, как на нём приятно ездить, и всё такое, пока толстый Телепень не выдержал, не спросил ехидно, обсасывая щучьи ребрышки:
– Ты давай говори, к чему клонишь, не ходи вокруг да около. Чего тебе колченогий-то поведал?
Да и Чёбот косился на Костю, как на полного идиота, только скорчил презрительную мину, мол, ох, уж ты, хитруля, и так перегнул палку. Один Дрюндель, у которого то ли от свежего воздуха, то ли от вкусной еды румянец разливался по щекам ярче обычного, ничего не заподозрил. Костя вздохнул, словно его поймали с поличным:
– Ладно, мужики, не буду темнить, – он придержал лошадь. – В общем, выбирайте сами, – и подумал: если ты сегодня поступил честно, это не значит, что завтра тебя ожидает счастливый конец, и святые попадают в рай.
Он рассказал им всё, что рассказал ему дядя Илья, за исключением истории о своих родителях. Это было его личным делом, и он желал разобраться в этой истории сам, однако на Чёбота он имел дальние планы. Зародилось в нём какое-то чувство: то ли друг, то ли приятель, не поймёшь.
Неожиданно Телепень сказал:
– На поезде, должно быть, интересно, я ни разу не катался, но я с тобой.
– Я тоже, – поспешил сообщить Дрюндель, боясь, что его заподозрят в трусости. – Я, как все. Я уже давно сообразил, что с вами интересней. Что в нашей деревне делать-то? Коровам хвосты крутить. А здесь настоящие приключения!
– Говорила кума: «Не садись в чужие сани, жёстко ехать будет!» – прокомментировал Чёбот слова Дрюнделя.
Но никто не испугался. Дрюндель сделал вид, что ничего не понял, да и кому это надо заводить ссоры среди своих. А Телепень важно надул щёки и ничего не сказал.
– От лошадей надо избавиться, – сказал Костя. – Лошади нам теперь не нужны.
– А назад?.. – спросил осторожный Дрюндель. – Мне ихний батюшка сказал, что здесь одни антихристы! – и едва не заржал по привычке, всё ему теперь казалось простым и ясным, как божий день.
Но на его сообщение никто не обратил внимание. Что может сообщить поп с похмелья? Ясно, что ничего хорошего.
– Назад пешком, – деловито сказал Чёбот. – Не впервой.
Костя с облегчением вздохнул. Ему самому было не по себе. Одно дело тайком плавать через реку и пробираться в чужую деревню, а совсем другое – выслеживать врагов, которые убили твоих родителей и вообще, по рассказам деревенских знатоков, ни за что ни про что уничтожают честных людей. Есть отчего призадуматься.
Наступил полдень, когда они на виду у деревни увели лошадей за мост, а потом тайком вернулись назад. Костя огрызком химического карандаша написал на потнике своей лошади: «Едем на паровозе в сторону Петрозаводска. К.» Лошади сами должны были найти дорогу домой.
Вернулись назад и поднялись на горку за паровозом. Там и расположились уютно в лощине под соснами. Дрюндель, как самый расторопный, сбегал к реке за водой, а Телепень принялся разводить огонь. Костя и Чёбот держали совет.
– Как ты всё это представляешь себе? – спросил Чёбот и поглядел на него с сомнением.
Изменился за эти сутки Чёбот, сделался собранным и молчаливым, без обычных своих прибауток, типа: «Я здесь старший» или «Начхать на всех!» Теперь он больше всё молчал и его лоб всё чаще прорезала глубокая морщина. Костя надеялся, что это не признак трусости, а сомневаться волен каждый.
– Ты видел, что за паровозом вагоны? Залезем в один из них и будем ждать удобного случая. Дядя Илья должен сигнал подать. Только вначале надо их допросить.
– Здоровые твари, – высказал сомнения Чёбот, – как бы не обмишуриться. А зачем допрашивать? Вломим по полной, и в болото.
Пришлось Косте рассказать о том, кто такой на самом деле кайман со шрамом на лице.
– Понимаешь, я должен узнать, кто я такой и почему убили моих родителей.
К его облегчению Чёбот не удивился и не возмутился, но выказал сомнение, скорчив страшную морду:
– Больно они здоровы… святые угодники…
– Я тоже думал об этом, – согласился Костя. – В вертолёте у каймана со шрамом была прострелена грудь, но он вдруг ожил, ушел на своих двоих, а через сутки явился в деревню живой и здоровый. Вот чего я боюсь: что мы с ними не сладим. Помнишь, что дед Арсений говорил?
– Помню, ну и что?
Нет, непрост был Чёбот, не бездумно рвался в бой, а звериным чутьем выверял каждый шаг. Ох, как нужен был Косте такой напарник, но пока они держались отчужденно, помнили прошлые обиды и не вполне доверяли друг другу.
– А то, что надо действовать очень согласованно.
Костя с сомнение посмотрел на Дрюнделя и Телепня. Воинство, конечно, аховое, но и без него плохо.
– Ну, это ясное дело, – согласился Чёбот. – Сразу завалить, по кумполу, по кумполу, а потом допрашивать, чтобы не успели ничего сообразить. – Он явно вспомнил, как оглушил каймана в деревне.
– Что ты делаешь?! – вдруг спросил Костя у Телепня, который поджигал сосновые щепки с помощью листков, вырывая из толстого блокнота зелёного цвета.
Костя не мог такого вытерпеть – жечь бумагу в его понятии мог только очень дремучий человек, не наделённый уважением к буквам. Он подскочил и выхватил из огня смятые листы. Взгляд выхватил знакомые слова «апокалипсис» и «время-марь».
– Где взял? – спросил Костя, забирая у Телепня блокнот и отряхивая его от земли.
– Где-где?.. – зло ответил Телепень. – В деревне! – он посмотрел на Костю исподлобья.
Дрюндель по привычке хихикнул, ожидая стычки.
– А где конкретно?
– Почем я знаю?! – квадратный Телепень на всякий случай отступил на шаг, – там дом брошенный. Я специально взял, чтобы костер разжигать. На веранде лежало.
На обложке блокнота чернилами было написано: «Дневник ст. лейтенанта Брагина А. В.»
– «Лежало»! «Лежало»! – передразнил его Костя. – Не учи дедушку кашлять! Плохо быть безграмотным, – добавил он, разглаживая на колене помятые листки. – Здесь, может быть, история наша, а ты её в костер!
– А зачем рыбаку грамота? – здраво, как взрослый, рассудил Телепень, и его широкая морда сделалась глупой и тупой. – Рыбе всё равно, грамотен я или нет.
– Тогда тебе и бумага не нужна, пользуйся берёзовой корой, – заключил Костя.
Дрюндель заржал во всю глотку и едва не сел в котелок с водой.
– Здесь одна сосна, – парировал Телепень, но потребовать блокнот назад не осмелился, не справился бы он с Костей, ловчее тот был и злее, в драке спуска не давал. Да и Чёбот вряд ли остался бы в стороне. А бунт на корабле, да ещё и в такое тревожное время, всегда кончался одним – его подавлением.
– В низине у реки берёза растет. Заодно и березовый гриб сорви, – сказал Костя непререкаемым тоном. – Чаю напьемся.
– «Чаю…», «чаю…» – недовольно пробормотал Телепень, однако послушано поплёлся к реке, толстый, квадратный, как медведь, и злой, как сто чертей вместе взятых.
– Что это такое? – шмыгнув носом, полюбопытствовал Чёбот.
– Дневник старшего лейтенанта Брагина, – ответил Костя таким тоном, чтобы Чёбот и не думал смеяться. Достаточно было одного Дрюнделя-дуралея, который ржал, не переставая, над любой фразой.
– Слегка правдивая история? – презрительно усмехнулся Чёбот. – Чему могут научить бумажки?
– Чему? Ещё не знаю, – грубо ответил Костя, защищаясь от подвоха.
Но Чёбот был более чем серьёзен и то ли пропустил мимо ушей выпад Кости, то ли не придал ему значения:
– А мне отец говорил, что только Бог заполняет пробелы в человеческих знаниях. Так что учиться грамоте не обязательно. Пусть Бог меня учит. Вот я ничего не читаю, а всё равно всё знаю. Знаю, что ружье стреляет, а нож режет. Что ещё надо?
– Насчет Бога – не знаю, – признался Костя, посчитав наивными рассуждения о ружьё и ноже, – но здесь записана наша история, а ждать, когда Бог соизволит – глупо, может, он о нас забыл?
– Точно, забыл! – снова заржал Дрюндель и на это раз даже ухватился за бока и едва не разлил воду из котелка.
– Может, и забыл, – неожиданно легко согласился Чёбот. – Святые угодники! Если бы помнил, то не допустил бы, чтобы мы впроголодь жили. Дай-ка… – он взялся читать, но дальше двух первых предложений, которые осилил по слогам, не продвинулся. – Нет… мудрёный дневник, – не теряя достоинства, вздохнул он так, словно втащил в гору камень. – Мне бы что-нибудь попроще, сказки какие-нибудь о рыцарях, гномах и драконах с картинками. Такие, как мама мне читала. А что твой лейтенант может мне интересного сообщить? Как мы живём? Я же и так знаю, что лучше не будет. А в сказках всё красивее. В сказках я всесилен. В сказках я о-го-го чего могу сделать!
– Вот то-то и оно, – заметил Костя. – «о-го-го»! В сказках ничего не говорится, что произошло с нашей страной, – добавил он, отходя от костра и усаживаясь на камень. – А мне интересно знать, что именно.
– Ну и что? – посмотрел ему вслед Чёбот. – Ну узнаешь ты, а что сможешь сделать? Один-то? Мы вон кайманов поймать не можем, а ты на всю страну замахнулся.
– А то, что мы Иваны, не помнящие родства. Любой недруг может нас взять за горло и по одиночке слопать, а если мы будем знать и помнить историю, то даже поодиночке он с нами ничего не сделает. Знание – это сила, брат.
– Что-то ты мудрёно загнул, Приёмыш, – с усмешкой ответил Чёбот. – Хотя, может, и прав, только мне грамота всё равно не нужна. Не привыкший я к ней. Я больше руками. Эх, да что там говорить! – Он взял бинокль и отправился смотреть на деревню.
Уже вернулся и Дрюндель, уже и Телепень развёл костер и вскипятил чая, уже и рыбу почти всю съели, а Костя всё ещё был поглощен дневником старшего лейтенанта Брагина.
Глава 4
Паровоз
Вечер подкрался незаметно – как вероломные кайманы. Тени от сосен удлинились, стали плоскими. Мхи и лишайники, нагретые скалами и солнцем, пахли одуряюще и пьяняще. От реки тянуло прохладой и цветущим багульником. Сонная деревня окончательно уснула, только из-за холодных лугов вернулось стадо речных свинок, да батюшка Успенской церкви потерянно бродил вокруг неё и воздевал к небу руки. Три лодки ушли за рыбой и столько же встали в затоне на якорь.
Телепень и Дрюндель напились, наелись и проспали часа три-четыре, пока Чёбот не растолкал их:
– Подъем! Гонец идёт!
Костя с сожалением оторвался от блокнота и спрятал его во внутренний карман, туда, где находился «Справочник молодого моряка». Теперь ему многое стало понятно из того, о чём так туманно говорили взрослые. Он словно прозрел и по-иному смотрел на мир, и даже почувствовал себя взрослее. Но о «сопротивлении» в дневнике старшего лейтенанта Брагина в блокноте ничего не говорилось. Тут появился Семён:
– Батя велел сказать, чтобы вы были готовы. Я вас отведу в последний вагон и запру.
– А почему запрёшь? – удивился Костя,
