Впрочем, это уже не имеет никакого смысла, потому что времени у России нет. Очевидно, что война на носу, только с кем? С НАТО? Вероятнее всего. А за НАТО маячат США. Значит, Третья мировая? Не верю. Хоть убей, не верю. Хочу спать с Соней каждую ночь и плевать мне на эту Третью мировую!
Прибежал рядовой Хламов, иду смотреть движок.
Пишу второпях. ЧП. Прямо на моих глазах умер рядовой Хламов. Спокойно умер, упал и словно уснул, даже не задыхался. На территории городка объявлена биологическая тревога. Вызвали в штаб. Бегу получать втык. Уже привык, что начальство только ругает и требует, а начфин не выдает пособие. Тяну, что называется, армейскую лямку. Вторую неделю питаемся перловой кашей с тушенкой, без хлеба и соли. В Кингиссеп послали продовольственную машину, она, как и первая, не вернулась. Что с ней, никто не знает, а главное, нет времени расследовать. Сашка Белов доложил о происшествии в штаб округа и в военную полицию, но пока молчат. Главное, что я теперь вечно буду с Соней! Не видел её сутки, а кажется, словно всю жизнь. Соня! Я тебя люблю!!!
Пишу глубокой ночью. Оказалось, что рядовой Хламов накануне ходил в самоволку в Заклинье, якобы невеста у него там. Комбату Синцову объявлен строгий выговор. Отделении, в котором служил Хламов, перевели на карантин.
Опять готовность номер один. Похоже, завтра выступаем. Двигатель отремонтировали. Причина неполадки: в пятой передаче полетел шплинт. Заменили, собрали, залили масло, и вперёд. Стоило ли на меня орать из-за такой мелочи? Я вообще люблю культурных людей. Но этот Жуков, кстати, внешне похожий на Есенина, цепляется, как клещ. То проверь ему комплектность запчастей, то маскировку надо поправить, то рация не работает на нужной волне.
Всю ночь не спали. Над Лугой летали вертолеты. Сыграли тревогу. Ждали налёта. Утром оказалось, что это наши занимались дезактивацией местности. Сашка Белов высказался в том смысле, что это стрельба по воробьям, ведь мы даже не знаем, с чем бороться. В воздухе то ли запах карболки, то ли солярки. Наша доблестная наука ничего нового не изобрела.
Позвонили из санчасти. Надел АЗК и пошёл. Вид у всех в этом АЗК, как у марсиан. По приказу полковника Тарасенко теперь передвигаемся исключительно в защитных костюмах. Никому не хочется умирать. В изоляторе санчасти обнаружил пятнадцать трупов – всё третье отделение Акопова. Доложил Тарасенко. Тот примчался сам не свой. Посмотрел в окошечко бокса и приказал провести дезинфекцию помещения. Этим занимались начальник медпункта Белов и шестеро санитаров. Вечером один из них умер с симптомами чахомотки, у него был порван АЗК. Почему чахомотки? Говорят, что её симптомы очень сходны с туберкулезом в последней стадии. Человек умирает в полном сознании, не испытывая каких-либо болезненных ощущений, кроме удушья. Трупы вывезли на полигон и сожгли. Не знаю, поможет это или нет. По-прежнему ходим в АЗК и раз в сутки проходим полную санобработку. Противогазы снимаем только в помещении, где есть избыточное давление. Хорошо хоть, что у нас не допотопные ГП-5, а новейшие модель «Аква» с маской и устройством переговорной мембраны. Особенно тяжело механикам и водителям, которым приходится работать в перчатках. Я сам слежу, чтобы все работы проводились только в полном комплекте АЗК, а за мной следит Жуков. Кобура у него, кстати, всё время расстегнута. Наверное, боится, что у меня не выдержат нервы, и я попытаюсь убежать в последний момент, вот тут он меня и пристрелит. Наверняка его подослал капитан К. Дудки! У меня есть моя обожаемая Соня, и поэтому я никуда не денусь.
Почему-то не наблюдается смертей среди офицерского состава. Наверное, потому что лучше обучены. Особенно тяжело курящим. Для того, чтобы закурить, необходимо снять противогаз, а это риск. Некоторые, в том числе и Сашка Белов, сгоряча бросили курить. Я бы не советовал, нет смысла. По некоторым признакам мировой кризис быстро перерастает в термоядерную войну. Весь вопрос, у кого быстрее сдадут нервы.
К вечеру следующего дня не было зафиксировано ни одной смерти. Как зло пошутил комбат-два, бацилла ещё для нас не создана. В том, что это бактериологическое оружие, уже никто не сомневается. Болтают, что заражён весь мир, что Европа похожа на кладбище. Жаль, что США пока в стороне. Надеюсь, что чахомотка, как радиация, расползётся по всем континентам.
20. 05. 2041
Всё кончено! Она меня не любит. Я её подкараулил, когда она выскочила в магазин. Между нами произошла бурная сцена. Никогда не думал, что Соня способна произносить такие слова. С её божественных губ срывались такие выражения, которые я слышал только в мыльных операх. Сердце моё разбито! Жизнь кончена! Осталось только выполнить долг! Стреляться на радость капитану К. не буду!
21.05.2041.
20 часов 30 минут
Наконец-то дан приказ выдвигаться. Выступаем в двадцать один ноль-ноль. Последняя сверка личного состава. Не досчитались одного из третьей батареи второго дивизиона. Ищем. Перевернули всю часть. Так и не нашли. Сбежал, должно быть. Обнаружили его совершенно случайно – повесился на чердаке хозблока. Новость мгновенно облетела всю бригаду. Полковник Тарасенко вызвал всех командиров батарей и дивизионов и учинил форменный разнос, смысл которого сводился к тому, что «надо максимально загрузить личный состав работой и не давать ему думать о своём будущем». В конце он заметил, почему-то с подозрением заглядывая в мою маску, что не допустит конфликтов между офицерами, но на личности не перешёл. А мне плевать, мы скорее всего проживём не более двух суток.
Машины на ходу. Водители дремлют в кабинах. Все восемь ТЗМ и все девять СПУ первой батареи в середине колонны. Заправщики топлива – в конце. Три КШМ распределены по колонне. В какой из них полковник Тарасенко, не поймёшь. Но пока молчит, значит, можно подремать. Залезаю в свой СПУ номер три при первой батарее и бужу Петрова. Спрашиваю, взял ли он в РЧ запасную тягу, которая у нас регулярно рвалась. (У других не рвется, а у нас – каждый день). Оказывается, не взял. Послал его в РЧ, а сам пишу эти строки. Страшно хочется выпить. Кажется, за пятьдесят граммов водки отдал бы полжизни. Но пить ни в коем случае нельзя – сморит на марше. Может быть, потом, когда водители освоятся с движением? Петров притащил аж три тяги и три бутылки «колы». «Откуда?» – спрашиваю. Оказывается, кухня раздает «походные», а точнее остатки того, что было в гарнизонном буфете. Снова сидим, ждём. Время сделалось словно резиновым. На всякий случай съели по порции гречневой каши с тушёнкой и запили «колой». Наконец, когда на моих часах было 21.07, поступила команда на движение. Да и слышно, как над бригадой проносится звено Ми-38А. Должно быть, их и ждали. Ну, с Богом! Теперь возврата нет. Впереди только Третья мировая. И видит этот самый Бог, что не мы её затеяли. Не надо было нас травить, как тараканов.
Пятнадцатиминутная готовность. Не выдержал, сбегал к её дому. Благо – два шага туда, два шага назад. Выскочила в одном платье. Господи! Она ждала меня! Я снова готов жить. Оказывается, она по-прежнему любит меня и готова уйти о капитана К. А в тот вечер он, скотина, оказывается, её избил, но так иезуитски хитро, что не оставил на лице ни единого синяка. Убью гада! Застрелю, как бешеную собаку. Пять минут мучительного прощания в слезах и обещаниях ждать друг друга. Она поклялась, что всеми правдами и неправдами уедет, проберется к родителям в Санкт-Петербург и чтобы я при первой возможности приехал к ней. Конечно, я приеду, я дал слово. Но это уже будет после войны, которая ещё не началась.
21.05. 2041
Я снова на крыльях любви. Теперь я ничего не боюсь и готов сразиться с любым врагом Отечества. Никто нас не провожает, даже гарнизонные собаки пропали. Никому мы не нужны. Женам и детям строго-настрого приказано сидеть дома. Им выдан двухмесячный паёк. А что дальше, никто не знает. Скорее всего конец света.
Пока нет движения, пишу – для кого, неизвестно, прочитает тот, кто найдёт дневник. Но я хочу выжить, и я выживу ради моей Сони. Немного трясёт от волнения. Петров уже три раза выскакивал опорожнить мочевой пузырь. Пока ждём. Впереди нашей колонны батальон охранения. Очередь до нас доходит только через полчаса, потому что бригада даже тремя колоннами растянулась на пятнадцать километров. Сейчас нас «ведут» спутники – те, которые ещё остались в космосе. Наша задача следовать исключительно по маршруту, потому что вся информация о состоянии трассы и обстановке на ней, передается в реальном масштабе и времени. С воздуха оперативное прикрытие осуществляют Ми-38А. А над ними истребительна авиация. Над авиацией – спутники, а уж над спутниками – один Бог.
Всё! Петров завёл двигатель. Вперёд! Господи, неужели так начинается война?»
***
Солнце присело над сопками и стало ярко-рыжим. От длинного, узкого озера, которое бесконечно долго тянулось с правой стороны дороги, повеяло прохладой. Тайга за ним потемнела и насупилась.
Костя всё смотрел и смотрел на пустынные берега, ожидая увидеть хотя бы одного рыбака, но то ли состав двигался слишком быстро, то ли по какой другой причине, ещё до того, как он начал тихонько тормозить, Костя так никого и не обнаружил. Неужели мир действительно обезлюдел, как говорят в деревне? – думал он, неужели бывалые мужики правы? Куда же все делись, если построили такую длинную-длинную железную дорогу?
Состав наполнился ещё более скрипучими и визгливыми звуками. В щели промелькнули полуразрушенные строения, потом во все стороны разбежались железные рельсы, и вдруг поезд резко дёрнулся, и всех изрядно качнуло. Дрюндель испуганно ойкнул. Все переглянулись: Чёбот собранно, Телепень немного растерянно, Дрюндель – ошалело, готовый к панике. Пахло незнакомыми запахами и раздавленной картошкой. В отдалении, со стороны паровоза, раздались звуки льющейся воды, а через пару минут мимо беспечно прошёл кто-то, насвистывал незнакомую мелодию, и спросил голосом Семёна:
– Живы?..
– Живы, – коротко ответил Костя, на всякий случай взяв в руки «плазматрон» и проверив активирован ли он.
Звякнул замок, двери отодвинулась, и в ярком проёме солнечного дня появилась радостная физиономия Семёна:
– Страшно было?
Увидев «плазматрон», он понимающе улыбнулся.
– Ты бы быстрее гнал, – отозвался Костя, опуская оружие.
– Быстрее нельзя, – серьезно ответил Семён, словно не понял шутки. – Дорогу никто не ремонтировал лет двадцать.
– А что, быстрее можно? – удивился Костя, полагая, что и того, чего они испытали, более чем достаточно.
– Когда-то ездили и быстрее.
– Святые угодники! – проворчал Чёбот, выбираясь из своего угла. «Плазматрон» он тоже держал в боевом положении. – Нас и так укачало, как в лодке.
– У меня там, на водокачке, вода наливается, – деловито сказал Семён, оглядываясь по сторонам так, словно он украл мешок картошки. – Где-то часа через два мы ещё раз притормозим, тихонечко так, и тогда ваше выступление.
– А где кайманы? – спросил Костя на всякий случай
– Дрыхнут без задних ног. Привычные они к нашему транспорту, так что вы к ним вломитесь неожиданно.
– А сейчас нельзя? – спросил Чёбот, высунув голову в щель и обозревая окрестности хмурым, подозрительным взглядом.
Костя тоже дивился на иной, странный мир.
