проскочить через перекрёсток, когда мелькнул на светофоре жёлтый цвет, сменившийся на красный. Слева от Глеба остановился «FORD», на пассажирском сидении которого гордо восседал красавец английский бульдог, выставивший морду в открытое окно, а справа, чуть скрипнув тормозами «КАМАЗ». Терпеливо ожидая зелёный свет, Глеб спокойно рассматривал пешеходов.
Мимо машин по «зебре» к противоположной стороне улицы прошла группа бритоголовых молодых людей. У двоих их них на плечах были вытатуированы свастики.
«Наци», - безэмоционально промелькнула мысль.
В ожидании кого-то они остановились на углу перекрёстка рядом с аптекой, из которой вышел старик, одетый в поношенный костюм. На лацкане пиджака был прикреплён орден «Красной звезды». Молодчики, увидев ветерана, сказали ему что-то оскорбительное. Старый воин, не стерпев обиду, угрожающе махнул в их сторону своей клюкой. Назревала ссора. Вдруг один из наглецов сорвал орден, бросил его на асфальт и наступил на него ногой, но через мгновение получил по лбу дедовой палкой. Дружок обиженного ударил старого бойца, но ветеран оказался на удивление стойким. У него хватило сил дать отпор, но и другие подельники аника-воина решили продемонстрировать свою молодецкую удаль и бесстрашие, выступив все против одного.
Глеб от возмущения и негодования скрипнул зубами: «Подонки!» Сзади прозвучал нетерпеливый сигнал клаксона: светофор показывал зелёный цвет. Глеб, помедлив, тронулся с места, но в последний момент увидел, как двое проходивших мимо мальчишек заступились за старика; как выскочили из притормозивших машин несколько мужчин, ставших свидетелями произвола.
- Фашисты! Гитлеровцы! Этих сволочей без суда и следствия нужно ставить к стенке! - ругался всю дорогу Глеб. – Давить их надо, как поганых клопов. Повылезли их всех щелей. Одно своими бестолковками не понимают, что родились они и живут благодаря вот этим ветеранам.
Он с трудом смог восстановить душевное равновесие только тогда, когда подъехал к поместью. Илюша поджидал отца у дома со стороны улицы и, заглядывая ему в глаза, нерешительно поинтересовался:
- Папа, а ты меч сегодня сделаешь?
Глеб взял сына на руки:
- Меч – оружие серьёзное. За один вечер мне не управиться. Но начать – начнём.
_
После семейного ужина на летней кухне, мужчины спустились в полуподвальную столярку. Глеб, порывшись в отходах пиломатериала, отыскал недлинный брусок.
- Вот его-то мы и используем! – и посмотрев на сына, добавил. – Для защиты малой родины.
Матвей сильнее распахнул окна каморки:
- С обеда парит, не иначе гроза будет. Ты, Глебушка, чего сегодня сам не свой? В фирме что-то не ладится?
- В «Утре» всё в порядке. Расстроился я. Видел, как бритоголовые сопляки старика-ветерана унизили, орден сорвали, да в асфальт втоптали, а защитить его я не смог.
- Неужели около него никого рядом не оказалось?
- Заступились за старика два парня – ровесники этих негодяев, потом мужики на подмогу подоспели.
Возмущённый Матвей с удовлетворением проговорил:
- Слава Богу! А то этот молодняк без царя в голове не ведает, что творит.
Глеб прикинул длину меча будущего витязя и отпилил лишнее. Илья, не прерывая, вслушивался разговоры и смотрел на волшебное превращение палки в клинок грозного оружия.
- Хороший у нас народ, - помолчав, продолжил дед. – Истинных великорусов больше, чем проходимцев. Только великорусы не выпячивают своё благородство, скромничают, а всякие прохиндеи заявляют о себе во всё горло, да и зло, чтобы выжить, вынуждено объединяться. Поэтому их лучше и видно. Как бы кое-кто не старался выкорчевать, выжечь или просто уничтожить заложенные на генном уровне нашими пращурами законы мироздания в своих потомках, ничего у них не выйдет. Русский дух неистребим, и он будет сохранён в душах русичей навсегда!
- Это ты к чему? – спросил Глеб.
- А к тому, что определённые круги из кожи лезут вон, чтобы сломить и поставить русскую нацию на колени. А для этого они извращают историю народа. Ты это знаешь. Они пытаются перебить наши корни!
- Говори яснее. А то ты только воду льёшь, – молодой хозяин выжидательно смотрел на Матвея.
- Хорошо. Буду говорить конкретнее, – разволновавшийся после рассказа дед перестал метаться из угла в угол и остановился посередине столярки. – Вот ты сейчас рассказал о бритоголовых. А что они проповедают? Фашизм. Свастики везде, где могут рисуют да приветствуют друг друга, вскидывая вверх руки. Но ты пойми, Глеб, фашизм был только в Испании и Италии, а в Германии в тридцатые-сороковые годы была национал-социалистическая партия. У фашизма никогда не было свастик. А в провозглашённом Гитлером третьем рейхе свастика была принята как партийный и государственный символ. Вот и делай вывод, как наши учёные историки постарались всё перемешать и втюхнуть эту несуразицу в головы молодого поколения.
- Хрен редьки не слаще. И то и другое вело к геноциду народов, – Глеб, зажав в тески заготовку, придавал ей электрорубанком форму меча.
– Это, конечно, так! Но Гитлер позаимствовал свастику у славяно-ариев, наших пращуров, которой, кстати, несколько сотен тысяч лет, а германская национал-социалистическая партия использовала её всего четверть века. И поднятие в приветствии правой руки гитлеровцы тоже своровали у нас. Сами-то ничего придумать не могли! А называется этот жест «Знамение Славы». Так приветствовали Светлых Богов и Предков. Только хочу внести поправки вот во что: сначала правая ладонь прижималась к сердцу, а уж потом выпрямлялась и поднималась к небесам. Это я к чему всё рассказываю. Во время страшной Великой Отечественной войны русскому народу была вбита ненависть к свастике. Соответственно, все: и солдаты на фронтах, и труженики тыла, и те, кто оставался на оккупированной территории – проклинали её, потому что видели в ней олицетворение зла, беды и безграничной жестокости. Но свастика – это оберёжный символ России, оставленный нам нашими предками! Это значит, что русский народ, сам того не ведая, клянёт свои истоки, тех, кто сохранил в нас свою мудрость, тех, благодаря которым, в нас, не смотря ни на какие войны и репрессии, сохранился несгибаемый дух, честь, совесть, великодушие, которых уже давно нет в подавляющем большинстве народов мира.
Глеб отложил в сторону будущий меч.
- На сегодня, сын, всё. Завтра или послезавтра ты будешь держать своё оружие защитника. А сейчас я пойду к маме. Нам необходимо закончить определённую работу по поместью. А ты иди и помоги Арсению разобраться с новой пирамидкой.
Закрыв окно, Глеб и дед Матвей вышли на улицу.
- Ну и парит, - повторил Матвей, - ближе к ночи уж точно разразится гроза.
- Хорошо. В городе всю пыль смоет, а то там дышать нечем.
- Как они там живут?
- Мучаются.
Они сели около дома на скамейку, на которой, вальяжно раскинув лапы, почивал желтоглазый ефрейтор-пенсионер. Дед погладил любимца по седой голове:
- Хоть и старик, а мышей ещё ловит. Не сдаётся бледной с косой.
Глеб сорвал травинку и задумчиво поживал её.
- Как всё-таки запутана наша история! Порою даже не знаешь, чему верить. Ложь выдается за истину, а разные русские сказки, сказания и легенды, если читать внимательно и вдумчиво, прямо и без намёков рассказывают о традициях и жизненных устоях древлян.
- Обман многолик, Глебушка, а правда всегда одна. К счастью, наступило время, когда ложь, высвечиваемая многочисленными лучиками истины, сгинет, и произойдёт пробуждение, оздоровление и прозрение великорусов. Многострадальные сыны России вернутся к своим истокам, повернутся лицом к своим предкам, чтобы продолжить их путь.
С крыльца спустилась Серафима и подсела к мужу:
- Надо бы сено на той поляне собрать и сжечь. Мама с утра её освятила водой, но поляна меня всё равно страшит. Надеюсь, что огонь плохое выжжет. Нельзя, чтобы зло оставалось.
Глеб принял из рук жены деревянные грабли.
- Спички взяла? Пойдём.
_
Сделав первые шаги по поляне, супруги ощутили напряжение и дискомфорт. Не говоря друг другу ни слова, они разошлись в разные стороны. Серафима работала граблями как можно быстрее. Она то и дело боязливо озиралась по сторонам, словно ожидала кого-то. Видя мужа, Сима ненадолго успокаивалась, чувствуя себя защищённой, но спустя какое-то время страх снова овладевал ею. Серафиме казалось, что Константин прячется где-то в кустах и в любой момент может появиться.
«Ну что я за трусиха такая! – корила она себя. – Глеб рядом, а Костя в больнице. Из соседей и знакомых ни у кого даже мысли не возникает придти к нам без спроса. Что же я? Накручиваю себя, придумываю всякую ерунду, а потом трясусь, как осиновый лист. Я же на своей земле! Среди любимого леса, на любимой полянке! Костя больше не побеспокоит нас. Он, к сожалению, некоторое время ничего не сможет делать сам без посторонней помощи».
Глеб, оглядываясь, чутко улавливал её состояние и настроение.
Они собрали на середине поляны небольшой сноп и подожгли его. Огонь, заполыхав, выбросил в темнеющий небосвод сноп искр. Серафима неотрывно смотрело на него, и мысли её замедлили свой бег. Она не обращала внимания ни на Глеба, ходящего вокруг необычного костра, ни на утихающие переливы пересмешников и свиристелей. Всё в её душе и сознании замерло, очищаясь от страха и ненужных переживаний.
Глеб поправлял граблями прогорающий костёр, когда сильный порыв ветра качнул верхушки деревьев, и на землю упали первые тяжёлые капли дождя.
Серафима закрыла глаза, и по её щеке скатилась маленькая слезинка.
- Ты поплачь, если хочешь, – сильные руки обняли любимую женщину. – Не оставляй горечь в душе. Посмотри, даже природа помогает нам: огонь выжжет плохое, а проливной дождь смоет и унесёт со своими водами остатки зла. Наша полянка вновь станет светлой. Твои зеленята-мудрецы никогда не напомнят о случившемся, они постараются всё изменить.
Гроза набирала силу. Яркая молния осветила чёрное небо, и через несколько секунд послышался раскат грома. Серафима прижалась к мужу. Она сама не понимала: то ли вырвавшиеся очистительные слёзы текли из её глаз, то ли чистая дождевая вода смывала последние следы страдания. Ливень, хлынувший сплошным потоком, промочил её густые волосы и платье. Прилипшая к телу Глеба футболка повторяла рельефы мышц его плеч и груди. Шум сильного дождя заглушал звук биение сердец и дыхания, но любящие супруги прекрасно чувствовали и понимали друг друга. Они долго стояли, думая и мечтая в унисон, и разомкнули объятия, когда дождь стал утихать, а гром, угрожающе грохоча, слышался уже вдали. Серафима с лёгкостью вздохнула, улыбнулась и нежно коснулась губ Глеба.
Небосклон очистился от туч. Лучи заходящего солнца скользнули по прилипшей к телам мокрой одежде. Серафима, словно очнувшись от тяжёлого сна, звонко рассмеялась и, слегка оттолкнув от себя мужа, озорно воскликнула:
- Догоняй!
